две разные цели - и одна мешает другой. Я высказал это Гамову. Он возразил
с неудовольствием:
- Фагуста многого не понимает и не должен понимать, но вы, Семипалов,
вряд ли меньше ответственны за нашу политику, чем я. А она стремится к
двум разным целям. Во-первых, выиграть эту войну, а во-вторых,
воспользоваться победой, чтобы уничтожить саму возможность войны. И я
заранее примиряюсь с тем, что после победы мы не будем восхвалять те
военные действия, какие привели нас к победе.
В общем, это были те идеи, что он повторял и до "Декларации". Но они
все больше вызывали во мне сомнения. Вначале я склонен был считать их
эмоциональными выплесками, но теперь стало ясно, что здесь продуманная
концепция. Вызывающая фраза: "В мире нет ни одного разногласия между
государствами, которое могло бы оправдать гибель хотя бы одного ребенка",
была подобна внезапному залпу среди настороженной тишины. Удивляюсь, что
Фагуста не сыграл на этой фразе.
Очередное заседание Ядра отвели докладу Гонсалеса о стараниях Черного
суда во враждебных странах. У меня было впечатление, что
разрекламированная частная война выдохлась, еще не начавшись. "Вестник
Террора и Милосердия" в каждом номере печатал заочные смертные приговоры и
награды за их выполнение. Но несколько террористических актов против
малозначительных лиц погоды не делали.
Прищепа доложил о подготовке весеннего наступления кортезов. Через
океан движутся суда с людьми и снаряжением. К весне Фердинанд Ваксель
будет иметь в пять раз больше войска, чем имел, когда пошел на Забон, и
начнет он с гигантского метеоудара. На побережье Кортезии переоборудуются
метеостанции, их генераторы способны контролировать весь океан. На заводах
сгущенной воды работают в три смены. Впервые в истории Кортезии введено
ограничение на электроэнергию, основная масса ее канализируется на заводы
энерговоды.
- Поняли, что имеют дело не с правительством моего дядюшки, - весело
заметил Пеано. И на этот раз его радостная улыбка не камуфлировала унылое
настроение. Он гордился, что его оценивают выше, чем маршала Комлина, и
готовятся к битве с ним серьезней.
Гамов смотрел на весеннюю кампанию другими глазами:
- Открытый удар Вакселя меня не страшит. Но если он зальет наши поля
и не даст отсеяться... Штупа, как с контрциклонной борьбой? Что вам
потребуется, чтобы обеспечить весну и лето?
- Уверенное противодействие метеонаступлению врага гарантирую лишь
при двойном расходе энерговоды, - ответил Штупа.
Гамов поглядел на меня. Я высоко поднял брови. Это означало, что я
возражаю против удвоенного снабжения Штупы энерговодой. Была одна тайна в
производстве энерговоды - и ее пока Штупа не знал. Гамов сказал:
- Увеличим поставки энерговоды. Но о двойном снабжении не мечтайте.
Прищепа, есть еще сведения о враге?
Важных сообщений о врагах Прищепа больше не имел. Но о союзниках они
были. Ширбай Шар прибыл в Кортезию и ведет там переговоры. Кир Кирун, брат
Лона Чудина, президента Великого Лепиня, зачастил с визитами в Конду, а
там полно кортезов - с некоторыми он встречается. А Мгобо Мордоба,
президент Собраны, молчаливый, улыбчивый, невозмутимый, со всеми одинаково
вежливый, в парламенте обвинил нас в измене союзному долгу и в отречении
от идеалов дружбы с малыми нациями. "Такое идейное предательство не может
остаться неотомщенным!"- грозил он. Вероятно, Собрана первая откажется от
формального союза с нами и вступит в активный союз с Кортезией.
- Пусть вступает. А как в Кортезии относятся к идее новых союзов?
В Кортезии приобретение новых союзников приветствуется. Только один
против - Леонард Бернулли. Яростный оратор, лидер независимых, фермер в
молодости, ныне профессор, он доказывает, что приятельство с бывшими
союзниками Латании лишь отягчит Кортезию. Вот выдержка из его речи в
сенате: "Гамов отделывается от швали, чтобы облегчить свою тележку, а мы
эту шваль перегружаем себе". Он за концентрацию всех сил Кортезии против
нас. Кстати, Бернулли - личный недруг Амина Аментолы. При встречах они не
здороваются.
- Бернулли вообще мало с кем здоровается, - заметил Вудворт. - Мы с
ним учились на одном курсе университета. Леонард был из тех студентов,
которые плохо действовали на печень профессоров. Служить под его
начальством еще можно, но иметь его в подчиненных - не дай бог!
Гамов, отпустив министров, попросил остаться меня, Вудворта и
Прищепу. Если десять человек составляли Ядро, то мы четверо являлись его
центром. Я сказал, когда остальные ушли:
- Прищепа, вы жаловались, что финансовые возможности разведки малы.
Могу предложить вам подспорье - сто миллионов золотых диданов.
И я вручил ему бумажку, усыпанную семизначными цифрами.
- Войтюк? - догадался Гамов.
- Войтюк. Сегодня передал мне шифры ста счетов. Вклады в банке
"Орион" в Клуре.
- Вы сейчас самый богатый человек в Латании. Сто миллионов диданов!
Голова кружится! - сказал Вудворт. Кортезианское уважение к богатству не
было вытравлено в нем десятилетием службы в Латании.
Гамов спросил:
- Значит, кортезы пошли на игру? И что внесли нового?
- Войтюк порадовал, что Аментола согласен на тайный союз со мной,
чтобы способствовать падению Гамова и моему вступлению на престол Латании.
- Почему на престол? - удивился Гамов. - Разве я на престоле?
- Так сказал Войтюк. Слово "престол" в полученной им шифровке.
- Не удивляйтесь, - сказал Вудворт. - Аментола - человек умный и
деловой. Но в истории осведомлен не больше, чем слепец в живописи.
Диктатор для него лишь синоним императора. Кортезов такие ошибки не
возмущают. Они не требуют у своих президентов учености.
- Хорошо, пусть престол. А дальше?
- Дальше Войтюк сообщил: к моей оговорке, что не буду передавать
сведений, приносящих вред моей родине, отнеслись с уважением. От меня ждут
не предательства Латании, а сотрудничества на благо моей несчастной
родины, угнетенной жестоким и мрачным диктатором. Жестокий и мрачный,
именно такая формулировка в шифровке.
- Шифровку он вам не передавал? - поинтересовался Прищепа.
- Он уничтожил ее. Он сказал, что с первого чтения запоминает
наизусть любые тексты, а бумагу можно потерять. Деньги, мне
предоставленные, - не плата за шпионаж, вероятно, и кортезам такая плата
представляется неслыханно огромной, а ассигнования на политическую борьбу
с Гамовым. Кортезия достаточно богата, чтобы выделить столько средств,
сколько понадобится, чтобы свергнуть ненавистного диктатора. Вот такое
отношение к вам, Гамов.
- Иного я и не ждал. Было еще что интересное?
- Было. Кортезия, Родер и Нордаг в ответ на вашу "Декларацию о войне"
готовят "Декларацию о мире". И эта декларация расчистит противникам Гамова
дорогу к власти. Он не уточнил, кто они, но думаю, речь обо мне, а не о
Маруцзяне с Комлиным.
- Согласен. Расчищать дорогу будут вам. Когда обнародуют декларацию?
- В шифровке об этом ни слова.
В разговор вступил Прищепа:
- Войтюк получает шифровки, которые потом уничтожает. Значит, у него
есть какой-то агент, сносящийся с кортезами. Рано или поздно мы обнаружим
его и перехватим шифрованные депеши.
- Ни в коем случае! - воскликнул Гамов. - Я уже говорил, что любой
разоблаченный шпион - бесценное сокровище, и его надо оберегать от
провала. А крупную игру с Войтюком может сорвать подозрение, что за ним
следят. Надо вообще снять с него все формы наблюдения.
- Исполню, - без воодушевления пообещал Прищепа.
Гамов предложил мне и Прищепе поехать на военный завод. Вудворт
удалился в свое министерство.
Ко дворцу подошел личный водоход Гамова - бронированная машина на
двух баллонах сгущенной воды. Впереди сели водитель и два охранника, в
задней кабине мы трое. По городу водоход ехал не торопясь, за городом
припустил. Снега еще не сошли с полей, но разрыхлились и потемнели. По
небу тащились тучи, метеогенераторы Штупы гнали их на восток, в далекие
горы, к Лепиню, там накапливались водные резервы страны. Близилась весна -
холодная, неровная. Я боялся подходившей все ближе весны. Мы не обеспечили
ее надежной защитой, и в том была моя немалая вина. Продукция того завода,
куда мы ехали, должна была решить участь войны. Но Штупа, не снабженный в
достатке энерговодой, мог уступить врагу в предстоящих сражениях. И я все
глядел в небо и все прикидывал, хватит ли у Штупы энерговоды, чтобы в
грозный час повернуть эти куболиги туч, несущиеся на восток, обратно на
запад - на головы наступающего врага. Солнце уже неделю не показывалось
над землей, так густо шли тучи. Но хватит ли их? Океан весь в распоряжении
кортезов, а воды в нем - неисчерпаемо.
Водоход углубился в лес. Здесь снегу было больше, он еще висел на
кронах сосен. И в лесу, естественном, разнорослом - старые высокие деревья
глушили выдиравшийся к солнцу молодняк, - с залысинами полян, с багровыми
пятнами болот, давно поглотивших снег, потянуло хвоей и прелью.
А затем машина ушла в ущелье, и ее остановили. Три солдата с
излучателями заглянули в кабины - проверить документы, но узнали Прищепу и
дали дорогу. Я иронически заметил:
- Хороший актер может загримироваться и под Прищепу, и даже под
Гамова.
На следующем посту, уже у горы, - в недрах ее был смонтирован завод -
дежурный не ограничился тем, что кивнул Прищепе и прочел пропуск, но и
приставил к нему приборчик, похожий на ручку. От пропуска исходило
излучение, удовлетворившее дежурного. Нам открыли въезд в гору.
Это был секретный завод, один из тех, какие мы стали спешно строить,
захватив власть. Секрет был, конечно, не в том, что мы создаем водолеты. И
при Маруцзяне их строили. Но мало. Первый наш водолет я увидел, когда на
нем прибыл Данило Мордасов отбирать трофейные деньги. Величайший секрет
новых заводов был в том, что мы создавали на них водолетный флот таких
размеров и такой мощности, какой еще не знала планета.
Нас сопровождал дежурный инженер - четкий, немногословный. Когда
Гамов спросил его, сколько машин цех монтирует за неделю, он сделал вид,
что не расслышал вопроса. Я шепнул Гамову:
- Не искушайте его. Выйдем, объясню, почему он не может ответить на
ваш вопрос.
Гамов осматривал оснащенные водолеты, а я прошелся по сборочному
цеху. Вдоль стен высились штабеля баллонов со сгущенной водой. Их были
тысячи - новеньких, сияющих полировкой. Насколько легче было бы Штупе,
отдай мы ему энергобогатство, размещенное хоть в одном этом цехе!
Насколько радостней стала бы весна, наступления которой мы все страшились.
Но если бы даже надо мной занесли меч и приказали: "Отдай или умри!", я не
отдал бы моему другу Штупе, защитнику неба нашей страны, ни одного из этих
баллонов энерговоды.
- Семипалов, подойдите! - крикнул Гамов.
Он радостно наблюдал, как рабочие вставляют энергобаллоны в корпуса
водолетов: сперва донные, отрывающие тяжелую машину от земли, потом
кормовые, создающие своей реактивной тягой движение вперед, а под конец
тормозные на носу. Гамова восхищали все производственные операции.
- Как все просто, Семипалов! Водяной пар, в который вдруг
превращается стекло в баллонах, бросает вверх тяжелую машину, мчит ее в
воздухе наперегонки с птицами, потом плавно опускает на землю.
Совершенство. Абсолютное совершенство!
- Конечно, совершенство! С маленькой поправкой. Даже двумя. Стекло в
баллонах, называемое сгущенной водой или энерговодой, весит в двадцать раз
больше обыкновенного стекла: маленький баллон с трудом несут четверо дюжих
