высокопарно их ни обвиняли в преступлениях перед человечностью, слишком
явно шли на пользу Латании и слишком явно вредили усилиям самой Кортезии.
Террор, названный Гамовым Священным, в Кортезии выглядел уголовщиной.
Профессионалы разбоя не спешили накинуть на себя плащи политических
уголовников, они предпочитали оставаться уголовниками простыми.
Но все разительно переменилось после референдума и ответных действий
Корины и Клура.
Вдруг прогремело три выстрела - один в фабриканта боевых вибраторов и
резонансных установок, два в судовладельца, чьи корабли второй месяц,
доверху нагруженные, простаивали в портах. На оплату двух убийств
немедленно предъявили счета по ценнику казней Гонсалеса. Уверен, что
террористы сильно просчитались, потребовав уплаты, политическая природа
казней побледнела перед жаждой денег. Гонсалес пообещал перевести гонорар
за убийство в любой банк любой страны, куда террористы пожелают, либо
вручить его тайно. Правительство в ответ на террор наконец само
опубликовало список заочно приговоренных Черным судом к смерти и обязалось
обеспечить каждого из приговоренных надежной охраной. Объявление о
правительственной охране нагнало страху больше, чем несколько удачных
выстрелов: полиция Аментолы вдруг открыто призналась, что убийцы стали
организованной силой и с ними надо бороться всеми средствами.
- Аментола впадает в панику, - прокомментировал Прищепа ситуацию в
Кортезии. - Он не мог придумать ничего глупей, чем всенародно признать
силу террористов. Этим он прибавит им боевого духа. Не исключаю, что
следующей их мишенью станет он сам - наградная ставка очень велика, ради
такого приза не один гангстер поставит свою голову против пули
полицейского.
Прогноз Прищепы оказался неточным только в том, что до покушения на
президента еще несколько человек из списка Гонсалеса распростились с
жизнью. На эти разбойные казни кортезы не реагировали прежним всеобщим
возмущением.
Удар террористов настиг наконец и Аментолу. Его водоход, специально
оборудованный внутренней защитой, промчался над хитро заложенной
вибрационной миной. Президента спасло, как ни странно, что мина оказалась
много сильней, чем нужно для уничтожения машины. Первая же судорога в
почве бросила водоход вверх, и он по инерции, содрогаясь в воздухе всеми
рычагами и переборками, пролетел почти двадцать лан над землей и рухнул в
отдалении от эпицентра вибрации. А там растрескалась земля и нескольких
прохожих, остановившихся поглазеть на президента, провибрировало до
распада тел на части. Президент отделался только страхом и несколькими
часами страданий - противорезонансного жилета, которым снабжается каждый
солдат, на нем не оказалось, и в панике не удалось быстро доставить эти
жилеты со склада. Я бы жестоко солгал, если бы сказал, что покушение на
президента не вызвало возмущения в стране. И волновались, и возмущались,
но как-то без запала и страсти. И сразу стали слышаться недобрые голоса:
"Взялись за президента, много он нагородил ошибок - теперь заставят
расплачиваться". А неугомонная Радон Торкин не преминула снова дать знать
о себе: "Нужно было взять импульсатор, а не вибрационное устройство, -
посетовала она. - Когда мне удастся подобраться к Аментоле поближе, я пущу
в ход импульсатор, пусть он не сомневается". Думаю, что Аментола и не
сомневался в серьезности замыслов бывшей актрисы, из мести за погибшую
дочь разрядившей карманный импульсатор в собственного мужа. Но у полиции
хватало бдительности не подпускать и на тысячу шагов хорошо всем известную
Радон к президентскому дворцу.
Я разговаривал с Гамовым о террористических актах в Кортезии:
- Вы знаете, Гамов, деятельность Гонсалеса отвратительна мне во всех
ее проявлениях, - сказал я прямо. - Но то, что вы назвали Священным
Террором, имело хоть какой-то рациональный смысл у нас в стране. Террор
шел против бандитов и помог усмирить разгул разбоя. А против кого террор в
Кортезии? Против политиков, против промышленников, против всех, кто
способствует войне. А ведь и у нас есть поборники войны, нас с вами тоже
можно к ним отнести. Мы ведь не просто воюем, а воюем усердно,
самозабвенно, в общем, с охотой. Но мы ведь не организуем террор против
себя? Уж больно выгоден террор в Кортезии национальным интересам Латании.
И тогда все эти гангстеры, пришедшие на службу к Гонсалесу, должны
считаться изменниками своей родины, а не исполнителями каких-то высоких
философских идей, как задумали вы.
Гамов очень странно посмотрел на меня, хорошо помню, что меня удивил
этот взгляд, хотя я и не понял тогда его значения.
- Интересная мысль, Семипалов. Террор против себя... Не тривиально...
- В стиле ваших любимых опровержений классики, - сказал я,
засмеявшись. - Нет, серьезно, чего нам следует ожидать в Кортезии? Корина
отстранилась, в Клур Пеано вводит наши войска, там сплошное братание и
праздники. Южные соседи замерли на границах - войны Кортезии, естественно,
не объявляют, но и воевать с нами раздумали, на это у них ума хватает. А
дальше что? Если Кортезия еще может вторгнуться весной на континент, то у
нас ни в одно время года нет сил перенести войну за океан. Лучшая наша
перспектива - война замирает, но не прекращается. Это далеко от победы.
Гамов с первых моих слов имел готовое возражение.
- Кортезия слишком большая страна, чтобы внутреннее напряжение сразу
выплеснулось на поверхность. Я согласен с Вудвортом - в Кортезии зреет
буря. Наберемся того, что у нас всегда в дефиците, - обыкновенного
человеческого терпения.
Гамов, проповедующий терпение, - ситуация не из ординарных! Я все же
не мог оставить разговор незавершенным.
- Очень хорошо - буря. Но кто возбудит бурю? Откуда подует ветер,
поднимающий волны?
- Я говорю не о той буре, что исчерпывается волнами на поверхности, а
о тектонических взрывах внутри. Я предвижу их. Но детали не спрашивайте -
не знаю. Мы с вами политики, а не пророки.
Про себя я, как и Гамов, надеялся, что волнения в Кортезии не
ограничатся активизацией бандитских групп, перекрашивающихся в
политических террористов. Но единственным, что в какой-то степени
подтверждало формулу Вудворта "буря зреет", было возрождение Комитета
Помощи, возглавляемого Нормой Фриз. Правда, он изменил вывеску и назывался
Комитетом Мира, но руководила им все та же Норма Фриз. И она начала с того
же, что положила в основу прежнего Комитета Помощи, - отстранила мужчин от
руководства. Мужчин в ее новом Комитете было, конечно, больше, чем женщин,
но только на второстепенных должностях. Она прямо объявила на
учредительном съезде нового Комитета: "Мужчины, к сожалению, слишком любят
войну, чтобы им можно было поручить дело мира. Они в любом мирном договоре
оставляют возможность для новой войны. Такими воинственными рожаем мужчин
мы, женщины, приходится считаться с этой нашей оплошностью. Но мириться с
ней не нужно. Это значит, что дело мира надо взять в свои руки". Это было
уже новое в деятельности энергичного профессора математики, променявшей
науку на политику. И она не стеснялась, когда речь заходила об Аментоле.
Он, конечно, был образцом настоящего мужчины - высокий, красивый, идеально
сложенный, умный, достаточно смелый. И ему доставалось за всех мужчин от
Нормы Фриз - она недаром, до политической карьеры, считалась самым
красноречивым оратором на профессорской кафедре.
Мне, впрочем, ее наскоки на президента казались столь же
несерьезными, как и террористические угрозы Радон Торкин. Было огромное
различие между голодным бунтом женщин, захвативших стереостанцию и яростно
сопротивлявшихся потом усмиряющему их генералу Арману Плиссу, в Клуре, и
критикой президента с трибуны Нормой Фриз. В первом случае это была
трагедия, а во втором разыгрывался спектакль.
- Ты неправ, Андрей, - сказал Павел Прищепа. - Кортезия не Клур, в
ней свои обычаи, в ней логика пока сильнее эмоций. Норма Фриз методично
разрушает фундамент, на котором зиждется военная концепция страны. А что
до легковесного спектакля, то вспомни, что мы еще недавно считали Армана
Плисса чуть ли не опереточной фигурой. Норма Фриз созывает на будущей
неделе антивоенный съезд женщин Кортезии. Не сомневаюсь, что на съезде
примут важные решения.
Я приказал осведомлять меня обо всем, что произойдет на антивоенном
съезде женщин. Поначалу казалось, что Прищепе изменило его понимание
ситуации за океаном. Норма Фриз произнесла академический доклад о пользе
мира и вреде войны и о том, что новая обстановка в Корине и Клуре после
великодушных действий Латании делает войну не только вредной, но и
бессмысленной. Она явно остерегалась острых формулировок, не нападала на
президента, не грозила отстранить мужчин от политического руководства в
стране, о чем незадолго до съезда уже высказывалась открыто. Она
недоговаривала, это скоро стало ясно каждому слушателю.
И все, о чем она умолчала, вынесли на трибуну другие ораторы. И
первой, конечно, Радон Торкин.
Говорят, она в молодости была очень красива. Молодые ведьмы,
слетающиеся, по преданиям, на ежегодный шабаш на Гору Сатаны в Родере, все
сплошь красавицы, отбор на шабаш очень строг, и уродство там
непростительней, чем на наших благотворительных балах. Это каждый знает,
хотя мало кто честно признается, что участвует в увеселениях на знаменитой
горе. Но типичный образ ведьмы - это все же красочная старуха, до того
необыкновенно уродливая, что безобразие уже не вызывает отвращения, а
только удивление и любопытство. Так вот, Радон Торкин была классической
старой ведьмой. Я знал, что ее, по старой памяти, в газетах называют
красавицей. Но на трибуне съезда появилась ведьма. Седовласая, плохо
причесанная, костлявая, он простерла длинные жилистые руки - и зал замер.
Вероятно, не одному мне почудилось, что еще до речи Радон взлетит над
трибуной, сделает два-три хищных круга и только потом, плавно опустившись,
начнет говорить. И если бы даже в эту минуту у нее изо рта вырвалось пламя
с дымом и распространился серный запах, это не вызвало бы ошеломления, ибо
вполне соответствовало ее облику.
А говорила она хорошо, это надо признать.
Как умелый оратор, она начала не с проклятий, а с деловых обвинений.
Мы сами выбираем наших президентов, в последний раз выбрали с большим
преимуществом перед другими кандидатами Амина Аментолу. Почему захотели
этого человека? Мужчины - потому, что он наболтал им с три короба о
величии Кортезии, о высоком благе быть кортезом и о том, что это
преимущество Кортезии перед всеми другими народами он усилит и умножит! А
чем задурил красавчик Аментола женские головы? Да именно этим - отличной
мужской статью. На него любовались, им восхищались, заслушивались его
медоточивым голосом, а о том, что он вещает своим хорошо поставленным
баритоном, не задумывались, просто не верили, что от такого мужественного
мужчины можно ожидать чего-либо плохого. Гордились, что наконец появился
президент, на которого стоит смотреть, а не только слушать его. Извечная
слабость женщины - безмерно преувеличивать достоинства мужчины. Сколько
женских драм совершилось из-за неконтролируемого возвеличивания мужчины!
Пока твой дружок - ухажер и жених, он для тебя живое воплощение всех
добродетелей. А когда станет мужем и отцом? Где его вымечтанные тобой
достоинства? Ты словно прозрела! Перед тобой не полубог, не рыцарь без
страха и упрека, не преданный тебе поклонник, а обычный мужлан, грубое
