нужна будет помощь... в любое время... я приду, обещаю тебе.
- Спасибо. - Голос ее звучал хрипло, на мгновение она стала похожа на
маленькую девочку, плакавшую ночью. Он отвел ее назад к мужу.
Обещание было сделано пять лет назад, и вот он прилетел в Лондон,
чтобы его выполнить.
Номер 23 по Старк-стрит оказался аккуратным двухэтажным коттеджем с
узким фасадом. Джонни остановил машину. Уже стемнело, и на обоих этажах
горел свет. Джонни сидел в "ягуаре", и ему почему-то расхотелось выходить.
Почему-то он знал, что Трейси здесь и предстоящая встреча будет не очень
приятной. На мгновение он вспомнил прекрасную молодую женщину в свадебном
платье, потом вышел из "ягуара" и направился к входу в дом. Потянулся к
звонку и тут заметил, что дверь приоткрыта. Он распахнул ее и вошел в
небольшую гостиную, меблированную с женским вкусом.
Комнату недавно торопливо обыскивали, одна из занавесок лежала на
полу, на ней - груды книг и украшений. Со стен были сняты картины и
подготовлены к выносу.
Джонни поднял одну книгу и раскрыл ее. Но форзаце от руки было
написано "Трейси Ван дер Бил". Услышав шаги на лестнице, ведущей на второй
этаж, он уронил книгу в кучу.
По лестнице спускался мужчина. Одет он был в грязные зеленые
вельветовые брюки, кожаные ботинки и неряшливый рабочий халат армейского
образца. В руках он нес охапку женских платьев.
Он увидел Джонни и нервно остановился, его розовые губы удивленно
раскрылись, но глаза-бусинки ярко сверкали под челкой прямых светлых
волос.
- Здравствуйте, - Джонни любезно улыбнулся. - Переезжаете? - Он
спокойно придвинулся ближе к человеку и остановился, глядя в упор.
Неожиданно сверху долетел низкий вопль. Странный звук, без страсти
или боли, как будто пар вырывался из двигателя. С трудом можно было
поверить, что это кричит человек. Джонни, услышав его, застыл, а человек
на лестнице нервно оглянулся через плечо.
- Что вы с ней сделали? - негромко и без всякой угрозы спросил
Джонни.
- Нет. Ничего. Она в отключке. В глубокой отключке, - лихорадочно
заговорил человек. - В первый раз на кислоте.
- А вы очищаете квартиру? - все так же негромко спросил Джонни.
- Она мне много задолжала. Не платит. Обещала - и не платит.
- А, - сказал Джонни. - Это совсем другое дело. Я думал, вы крадете.
- Он сунул руку в карман и вытащил бумажник, показал пачку банкнот. - Я ее
друг. И сколько она вам должна?
- Пятьдесят фунтов. - Глаза человека при виде бумажника сверкнули. -
Я давал ей в кредит.
Джонни отсчитал пять десятифунтовых банкнот и протянул ему. Тот
уронил связку платьев и торопливо стал спускаться.
- Вы продавали ей наркотик - кислоту? - спросил Джонни, и человек
остановился в шаге от него, на лице его появилось подозрительное
выражение.
- О, ради Бога, - Джонни улыбнулся. - Мы не дети, я знаю счет. - Он
протянул банкноты. - Вы добывали ей наркотик?
Человек в ответ слабо улыбнулся и кивнул, протягивая руку за
деньгами. Свободной рукой Джонни схватил его за тонкое запястье и
развернул, заведя руку за спину.
Потом сунул деньги в карман и повел человека вверх по лестнице.
- Пойдем взглянем.
В комнате стояла металлическая кровать с матрацем, накрытым серым
армейским одеялом. На одеяле, скрестив ноги, сидела Трейси. На ней была
только тонкая комбинация, волосы свисали до пояса. Руки, скрещенные на
груди, были тонкими и белыми, как мел. Лицо тоже бледное, кожа казалась
прозрачной в ярком свете электрической лампы. Она слегка раскачивалась
взад и вперед и негромко выла, дыхание облачком вырывалось в ледяном
холоде комнаты.
Но больше всего Джонни поразили ее глаза. Они казались необыкновенно
огромными, и под каждым глазом большое темное пятно. Зрачки расширились и
тускло блестели, как неограненный алмаз.
Большие блестящие зеленые глаза обратились к Джонни и человеку у
двери, и вой перешел в громкий крик. Крик замер, она закрыла лицо руками.
- Трейси, - негромко сказал Джонни. - О Боже, Трейси...
- С ней будет все в порядке, - подвывал человек, извиваясь в хватке
Джонни. - Это первый раз, все будет в порядке.
- Пошли. - Джонни вытащил его из комнаты и ногой захлопнул дверь.
Прижал к стене, лицо его застыло и побледнело, глаза стали безжалостными -
он заговорил негромко, терпеливо, как будто что-то объяснял ребенку.
- Сейчас тебе будет больно. Очень больно. Я буду бить так сильно,
чтобы только не убить. Не потому что мне это нравится; просто эта девушка
для меня слишком много значит. В будущем, когда решишь дать яд другой
девушке, вспомни, что я с тобой сделал сегодня. - Джонни прижимал его
левой рукой к стене, а правой наносил удары по ребрам, так, чтобы
разорвать мышцы живота. Три или четыре удара пришлись слишком высоко, и он
слышал, как треснули и сломались под его кулаком ребра.
Когда он сделал шаг назад, человек медленно опустился, и Джонни нанес
ему точный удар в рот, выбив зубы и распластав губы, как лепестки розы.
Этот тип слишком шумел. Джонни заглянул в комнату Трейси, чтобы убедиться,
что она не потревожена, но она сидела в прежней позе, ритмично наклоняясь
вперед и назад.
Он отыскал ванную, смочил платок и вытер кровь с рук и костюма. Снова
вышел в коридор и склонился к бесчувственному телу, проверяя пульс. Пульс
сильный и правильный; Джонни почувствовал облегчение, он вытащил лицо
человека из лужи его собственной крови и рвоты, чтобы он не задохнулся.
Потом пошел к Трейси и, несмотря на ее сопротивление, завернул в
грязное армейское одеяло и вынес к "ягуару".
Она успокоилась и лежала на заднем сидении, как спящий ребенок; он
укутал ее одеялом, потом вернулся в дом, набрал 999, сообщил адрес и
немедленно повесил трубку.
Он оставил Трейси в машине у входа в "Дорчестер", а сам пошел
поговорить с администратором. Через несколько минут Трейси в инвалидном
кресле переправили в двукомнатный номер на втором этаже. Доктор появился
спустя пятнадцать минут.
После того как он ушел, Джонни вымылся в ванне; держа в руке стакан с
"Шивас ригал", он пошел в комнату Трейси и постоял у ее кровати. Доктор
дал ей успокоительное. Она лежала, бледная и худая, но в ней была странная
хрупкая красота, которую синяки под глазами лишь подчеркивали.
Он убрал волосы с ее щеки, ее мягкое ровное дыхание коснулось его
руки. Он почувствовал такую бесконечную нежность к ней, какую никогда в
жизни не испытывал. Его самого поразила сила этого чувства.
Он склонился к ней и легко коснулся губами ее губ. Губы были сухими и
шершавыми, будто наждак.
Джонни выпрямился и направился к креслу. Он устало опустился в него,
прихлебывая виски, чувствуя, как тепло распространяется по телу, как
расслабляются мышцы. Он смотрел на бледное измученное лицо на подушке.
- Мы с тобой в трудном положении, - сказал он вслух и снова
почувствовал приступ гнева. Вначале гнев был беспредметным, но постепенно
он твердел и обретал объект, на котором фокусировался.
Впервые в жизни он почувствовал гнев против Старика.
- Он привел тебя к этому, - сказал он девушке в кровати. - И меня...
Реакция наступила быстро, верность была составной частью его жизни.
Он всегда считал, что любые действия Старика справедливы и мудры, даже
когда их мудрость и справедливость были сокрыты от него. Смертный не
сомневается во всемогуществе своих богов.
Чувствуя отвращение к собственному предательству, он принялся в свете
разума рассматривать мотивы и действия Старика.
Почему Старик послал Майкла Шапиро, чтобы привезти Джонни из пустыни?
- Он хочет, чтобы ты был в Кейптауне, Джонни. Бенедикт не
справляется. Старик поручил ему лондонскую контору, это форма изгнания. Ты
должен будешь руководить компанией, - объяснял Майкл. - Трейси не у дел.
Она с мужем тоже в Лондоне. Я думаю, Старик считает, что тебе теперь можно
появиться в Кейптауне.
Майкл видел неприкрытую радость Джонни и медленно продолжал.
- Возможно, я говорю необдуманно. Мистер Ван дер Бил - странный
человек. Он не похож на других. Я знаю, что ты к нему испытываешь, я
наблюдал за тобой все это время, ты знаешь. Но послушай, Джонни, теперь ты
можешь отправиться куда угодно. Многие другие компании предоставили бы
тебе работу... - он увидел выражение лица Джонни и тут же остановился. -
Ну, ладно, Джонни. Забудь, что я об этом говорил. Я так сказал только
потому, что ты мне нравишься.
Вспоминая этот эпизод, Джонни понимал, что в предупреждении Майкла
был смысл. Разумеется, теперь он генеральный управляющий "Ван дер Бил
Дайамондз", но ближе к Старику он не стал. Он жил рядом с горой, но она
по-прежнему была недоступна, и он не смог подняться даже на самые нижние
склоны.
В городе он оказался таким же одиноким, как в пустыне, и попался в
сети первой же привлекательной женщины, которая им заинтересовалась.
Руби Гранж, высокая и стройная, с волосами цвета, который в алмазе
называют "секондкейп", как солнечный свет в бокале шампанского.
Теперь он дивился собственной наивности. Как он мог так заблуждаться,
так легко попасть в ее сети? После свадьбы она раскрылась, обнаружив
холодно расчетливую жадность, непреодолимое стремление к материальному
благополучию и полную поглощенность самой собой - Джонни даже вначале не
мог в это поверить. Месяцами боролся он с этим пониманием, пока больше уже
не мог отрицать и с отчаянием смотрел на пустое эгоистичное мелкое
существо, на котором женился.
Он отошел от нее и всю свою энергию направил на работу в компании.
Это стало его жизнью, и тут же он понял, что это тоже пустая
раковина, и опустошила ее рука Старика.
Впервые в жизни ему пришла в голову мысль, что все это - тщательно
рассчитанная и садистская месть за невинный проступок подростка.
И как будто найдя спасение от этих ужасных мыслей, он заснул в
кресле, и стакан выпал из его руки.
Якобус Исаак Ван дер Бил сидел в кожаном кресле перед рентгеновским
аппаратом. Страх опустошил его лицо, оставив на нем трещины и провалы; оно
было едва узнаваемо под сверкающей белой гривой.
Страх был и в его глазах, он шевелился в их глубине, как скользкое
водное животное в бледно-голубом пруду. Со страхом, от которого стыли и
немели члены, он смотрел на туманное изображение на экране.
Специалист говорил негромко, бесстрастно, как будто обращался с
лекцией к аудитории.
- ...охватывая щитовидную железу вот здесь и распространяясь вдоль
трахеи.
Конец золотого карандаша указывал на призрачные очертания на экране.
Старик с усилием глотнул. Казалось, пока он слушал, опухоль разбухла в его
горле, голос его звучал хрипло.
- Операцию будут делать? - спросил он, и специалист прервал свое
объяснение. Он взглянул на сидевшего за столом хирурга. Они обменялись
виноватыми взглядами, как заговорщики.
Старик повернулся в кресле лицом к хирургу.
- Ну? - хрипло спросил он.
- Нет, - хирург виновато покачал головой. - Слишком поздно. Если бы
только вы...
- Сколько? - прервал Старик его объяснения.
- Не больше шести месяцев.
- Вы уверены?
- Да.
Старик опустил подбородок на грудь и закрыл глаза. В комнате
наступило полное молчание, врачи смотрели с профессиональной жалостью и
интересом, как он принимает собственный смертный приговор.
Наконец Старик открыл глаза и медленно встал. Он пытался улыбнуться,
но губы не слушались его.
- Спасибо, джентльмены, - прохрипел он своим новым грубым голосом. -
