под защиту разбитых машин, чтобы быть хоть немного укрытыми за работой.
В лендровере Макдональда был ящик с инструментами. Мы заменили колеса
быстро, как пара механиков гонки гран при, сняв неповрежденные с разбитых
машин. Когда мы затягивали последние болты, началась стрельба. Стреляли
издалека, с хребта в четверти мили от нас. Они усвоили урок и держались от
нас на почтительном расстоянии. Наши отвечали, стреляя из двух тяжелых
пулеметов, чтобы не подпустить врагов ближе.
А мы с Лореном работали среди этой стрельбы, в масле по локоть. В
спешке срывали кожу с пальцев, обжигали кожу о раскалившиеся трубопроводы
и систему выхлопных газов. Сняли поддон картера с одной из поврежденных
машин и, лежа на спине, горячее масло капало в лицо, мы прикрепили его на
нашу машину. Сальник сорван, масло будет протекать, но его хватит, чтобы
мы оказались в безопасном месте.
Лорен заменил рулевое управление, а я отыскал в своем мешке мыло и
залепил пулевое отверстие в топливном баке. Когда мы работали, я
благословлял китайских мастеров, которые делают такое плохое оружие, с
такой ограниченной дальностью и неточностью стрельбы.
Мы сменили масло и наполнили бак бензином. При этом пришлось выйти из
укрытия и подставить себя под пули далеких стрелков. Работали методично,
стараясь не слышать звуков пролетающих пуль.
Лорен прыгнул в сидение водителя и нажал стартер; он жалобно взвыл,
снова и снова, я закрыл глаза и начал молиться. Лорен перестал нажимать на
стартер, и в наступившей тишине я услышал его проклятие. Он попытался еще
раз, но села батарея, гудение двигателя замедлилось и прекратилось.
Случайная пуля ударила в ветровое стекло, обдав нас дождем стеклянных
осколков. Лорен продолжал браниться. В отчаянии я посмотрел на садящееся
солнце, оставалось еще полчаса светлого времени. В темноте гиены спустятся
с хребта. И как будто они прочли мои мысли, огонь усилился. Я услышал, как
пуля со звоном отскочила от металлического корпуса лендровера. Лорен
выскочил из машины, снова открыл капот; работая, он крикнул Ндабака:
- Почему не стреляете, сержант? Вы помогаете им упражняться в
прицельной стрельбе. Пусть нагнут головы, черт возьми!
- Боеприпасы кончаются, сэр, - крикнул в ответ сержант, и я
почувствовал неприятный холод. Боеприпасов нет, а темнота быстро
приближается.
Лорен захлопнул капот и снова нырнул в машину. Посмотрел на меня
через разбитое стекло.
- Помолись еще раз, Бен. Твоя последняя молитва была хороша. - И
нажал на стартер. Он устало зажужжал, но двигатель не включился.
- Ну вот, Бен, - сказал Лорен. - Все батареи капут.
- Сержант, все! - закричал я. - Идите сюда, помогите.
Они подбежали к лендроверу.
- Начинай через секунду, - крикнул я Лорену, и несколько пуль ударили
в землю у ног, обдав из обломками камня.
Мы начали толкать лендровер, и он тяжело двинулся от реки.
- Давай! - крикнул я Лорену. Лендровер сильно задрожал и пошел
медленнее, а мы толкали его, заставляя двигаться вопреки фазе сжатия
двигателя.
Он хлопнул раз. "Продолжай двигаться!" - кричал я. Неожиданно
двигатель ожил, и мы в восторге закричали.
- Взбирайтесь! - крикнул Лорен и повернул машину на наш след, но я
побежал рядом.
- Спички! - выдохнул я.
- Что?
- Дай мне спички, черт возьми! - Я выхватил их у него из рук и
побежал к разбитым машинам. Из пробитых баков еще тек бензин, я зажег
спичку. Пламя взметнулось с ревом, сожгло мне ресницы, я повернулся,
побежал за лендровером, перелез через задний откидной борт и упал лицом на
груду мертвых и раненых.
Лорен двигался новым маршрутом по поясу колючих кустарников, избегая
старого заминированного следа, но потом снова свернул на него.
Лес закрыл нас, и огонь с хребта прекратился. Я смотрел, как в небо
поднимается столб черного дыма, довольный, что не дал им трофеев, и вдруг
понял, что дрожу, как в лихорадке. Холодные волны шока и реакции охватили
меня.
- Как ты, Бен? - спросил Лорен.
- Все в порядке, - ответил я и посмотрел на закутанные в одеяла тела
у ног.
Всю ночь мы ползли на юг, подпрыгивая и дребезжа на неровной
местности, часто теряя след, потом отыскивали его, дрожа в ночном
африканском холоде, так как ветер дул в разбитое ветровое стекло.
На рассвете, пурпурном, как виноград, и дымчато-голубом, я попросил
Лорена остановить лендровер. Полицейские помогли мне вырыть неглубокую
могилу в песке между двумя холмами. Я вынес Ксаи из лендровера,
завернутого в темно-серое полицейское одеяло, и он был легок в моих руках,
как спящий ребенок. Я положил его на землю, и мы постояли кружком, глядя
на него. Кровь проступила сквозь одеяло и засохла черным пятном.
Я кивнул полицейским. "Ну, ладно. Закопайте его". Они быстро
справились с этим и пошли к лендроверу. Было по-прежнему холодно, и я
дрожал в своей тонкой рубашке. На верху холма залаял старый самец бабуин,
его крик эхом отразился в долине.
Вслед за полицейскими я вернулся в машину и взобрался на сидение.
Отъезжая, я оглянулся и услышал мычание буйвола в кустах. Буйволы паслись,
наклонив головы и двигаясь в сторону могилы Ксаи. Подходящее место для
моего брата, в дикой местности, среди животных, которых он так любил.
- Боюсь, они ушли через реку за границу, - сказал мне помощник
комиссара полиции. - Мы ничего не хотели бы больше, чем получть в свои
руки этого Магеба.
Два дня назад мы в полицейском вертолете вместе с Макдональдом
прилетели в Булавайо. Лорен оставил меня улаживать дела с родезийской
полицией, а сам вызвал Лир и улетел в Йоханнесбург. Теперь производился
последний опрос в штабквартире полиции, и меня ждал чартерный рейс в
Лунный город.
Помошщник комиссара - высокий человек с военным разворотом плеч и
коротко остриженными волосами. Лицо у него морщинистое и загорелое от
тысяч дней на солнце. На груди полоски - эмблемы храбрости и чести.
- В сущности он возглавляет список тех, с кем мы хотели бы
повидаться. Жестокий человек; впрочем, вы сами это знаете. - И он устремил
на меня свои стальные глаза, отчего у меня создалось впечатление, что меня
допрашивают.
- Да, я его знаю, - согласился я. Мое участие в похищении самолета
было хорошо известно.
- Что вы о нем думаете?
- Он умный человек, с большим присутствием духа. Что-то в нем есть. -
Я пытался подобрать соответствующие слова. - Это человек, который всегда
добивается того, что хочет, человек, за которым идут другие.
- Да, - помощник комиссара кивнул. - Так считают и наши спецслужбы. С
того времени, как он присоединился к ним, наблюдается повышенная
активность наших друзей за рекой. - Он вздохнул и помассировал свои седые
виски. - Я думал, мы его в этот раз возьмем. Но они оставили своих
мертвецов непогребенными и ушли за реку. Мы опоздали всего на несколько
минут.
Он проводил меня к ожидавшей под деревом джакаранда полицейской
машине; дерево было покрыто облаком цветов.
- Что слышно о Макдональде? - спросил я, когда мы стояли у машины.
- Он выздоровеет. Ему сохранили обе ноги.
- Я рад.
- Да, - согласился помощник комиссара. - Хороший человек. Хотел бы,
чтобы у нас таких было больше. Кстати, доктор, мы попросили бы вас молчать
об этом деле. Не хотим поднимать шум из-за таких инцидентов. Это играет им
на руку, знаете ли. Создает рекламу, которая им нужна.
Мы обменялись рукопожатием, он повернулся и пошел назад в здание. Мы
поехали по забитым улицам, я увидел на лицах улыбки и удивился, как может
кто-то хотеть уничтожить это общество; и если это удастся, то какое
общество получится взамен.
Естественным образом мысли мои перешли на Лунный город. Великая
цивилизация, нация, контролировавшая территорию размером с Европу, народ,
строивший большие каменные города и посылавший торговые корабли к пределам
известного тогда мира. И все, что осталось, это несколько жалких реликтов,
которые мы тщательно собрали по частям. Ни один континент не был таким
непостоянным в своем отношении к людям, он быстро поднимал народы и швырял
их в пропасть, пожирал их, так что даже память о них исчезала у
человечества. Жестокая земля, свирепая и безжалостная земля. Удивительно,
что мы так сильно и глубоко любим ее.
Возвращение в Лунный город было разочаровывающим. После событий
последних дней наступил спад. Казалось, остальные едва заметили мое
отсутствие.
- Как поездка? - спросила Салли, не отрываясь от груды машинописных
листов.
- Было интересно.
- Это хорошо. А что с твоими ресницами? - спросила она и, не
дожидаясь ответа, начала печатать двумя пальцами, прикусив сосредоточенно
язык и останавливаясь, только чтобы тыльной стороной ладони убрать с лица
волосы.
- Рад вашему возвращению, - сказал Элдридж Гамильтон. - Я хотел
поговорить с вами, - и он провел меня к своему столу, на котором был
расстелен свиток. Я, казалось, не способен был сосредоточиться. Неожиданно
впервые в жизни я почувствовал, что эти древности неважны сравнительно с
кровью, свежей и красной, которую я так недавно видел.
Рал и Лесли, по-видимому, использовали мое отсутствие, чтобы
выработать подход ко мне. Рал говорил от них двоих, а Лесли подталкивала
его, когда он останавливался. "Видите ли, доктор, мы не можем жениться,
пока хотя бы у одного из нас нет постоянной работы. Поэтому мы хотели...
ну... попросить у вас совета. Я хочу сказать, нам здесь нравится, нам
обоим. Мы хотели бы остаться, но мы хотели бы и пожениться. Мы очень
высокого мнения о вас, доктор. Мы не хотели бы упускать завершения
исследования, но...
Я поговорил с Лореном, а за ужином вечером объявил:
- Вам предлагается постоянная работа и оплата в три с половиной
тысячи, Лесли - две тысячи. И, конечно, квартира при Институте, и я помогу
вам с меблировкой в качестве свадебного подарка.
Лесли поцеловала Рала, потом меня. Новый способ принимать предложение
о приеме на работу.
Рал с новой энергией занялся поисками в утесах, но теперь я проводил
с ним мало времени. Я начал готовить свое сообщение для Королевского
Географического общества. Это должен быть доклад, полный любви и
восхищения, но я обнаружил, что работа продвигается плохо. В свитках
столько подробностей, но все они казались мелкими сравнительно с
вопросами, на которые мы не получили ответа: откуда они пришли и когда,
куда ушли и почему?
И мои усилия ни к чему не приводили. Текст становился все более
скучным и усложненным. Тогда я вытаскивал страницу измашински, сминал ее в
шар и бросал в стенку. Нет более одинокого места в мире, чем чистый лист
бумаги, и меня пугало, что мои непослушные эмоции могут помешать мне
представить свои мысли и факты в стройном порядке. Я говорил себе, что это
реакция на ужасы, испытанные при путешествии на север, что меня глубоко
беспокоит загадочное поведение Салли, что это просто страх перед
неизбежным столкновением с моими противниками.
Я испробовал все уловки, заставлял себя не отрываться от машинки,
пока не напишу 10 000 слов, вставал по ночам, чтобы избавиться от слов,
захвативших мой уставший мозг.
Доклад оставался ненаписанным, я вдруг замечал, что брожу как во сне
по кабинету, полируя боевой топор, пока от его блеска не начинали болеть
глаза, или трогаю струны гитары, сочиняя новую песню, и все эти песни
оказывались печальными и траурными. Иногда я часами просиживал перед
изображением белого царя, дремал или мечтал; иногда целыми днями бродил по
