люди Опета начали поиски земли, где смогут расти виноград и оливки. К тому
времени, как их привозили с севера корабли пятого Хаббакук Лала, масло и
вино становились дороже их веса в золоте. Садоводы и виноградари Великого
Льва обнаружили в горах далеко на востоке долину. В горах туманов и
прохладного чистого воздуха. Началось превращение в террасы и возделывание
плодородных склонов, на этих работах были заняты десятки тысяч рабов.
Живые растения в глиняных горшках везли на юг самые быстрые корабли, потом
слоны несли их на своих спинах в горы Зенг, и наконец оттуда, с Зенга,
начало поступать сладкое красное вино, которое так превозносит поэт Хай.
Мы прочли описание того, как возникли сады на террасах гор Иньянга,
существующие до наших дней.
По описаниям мы узнавали большинство животных и диких птиц Пунта и
четырех царств. Священная птица солнца, которая несет мясо Баалу,
поднимается в безоблачное небо и исчезает из глаз людских, - очевидно,
гриф. Тут мы поняли значение изображений стервятников на печатях золотых
свитков. Гриф - это эмблема воинов-жрецов, сыновей Амона, Бен-Амон. Хай
поставил свою личную печать на кувшинах, хранивших золотые свитки.
Среди животных, описанных поэтом, были и исчезнувшие виды, которые за
протекшие 2 000 лет прекратили свое существование. Главным из них был
великий лев. Мы узнали, что царь получал свой титул по этому зверю. Это
большая хищная кошка, жившая на южных берегах озера среди тростников,
которые там росли. Не позже 216 года от основания Опета был издан закон,
защищавший это животное, которому уже тогда грозило исчезновение. Закон
возник из-за той роли, которую зверь играл в коронации нового царя; эту
церемонию Хай называл "взятие великого льва". Он описывал рыжевато-чалое
животное с мордой в маске из черных и бурых линий, высота в плечах пять
футов. Глазные зубы выступают из челюсти большими изогнутыми клыками
десяти дюймов длиной. Остальные сомневались в достоверности описания Хая,
но мне показалось, что я узнал описание гигантского саблезубого тигра
махайрода. Скелет этого животного был открыт в верхнем слое костей при
раскопках в пещере Стеркфонтейн.
Хай описывает, как началась торговля живыми животными. Их древний
враг Рим опустошил север Африки, уничтожив на аренах своих цирков львов,
носорогов и слонов. Ханис, охотник с южных травяных равнин, разработал
способ поимки животных и опаивания их вытяжкой из семян дикой конопли. В
коматозном состоянии их помещали на корабли Хаббакук Лала и быстро везли
на север с одного поста до другого. Хай сообщает, что процент выживших
животных необычно высок - до 50 процентов, и за них давали астрономические
суммы, чтобы развлечь вечно ждущее сенсаций население Рима.
В году от основания Опета 450 народ находится в расцвете богатства и
силы, но он уже перерос себя, Границы растянулись, население уже не в
состоянии поддерживать многочисленные военные операции. В отчаянии Великий
Лев отправляет экспедиции за рабами на десять дней пути к северу от
большой реки. Хасмон Бен-Амон возвращается с пятьюста великолепными
черными нубийскими пленниками и ждет награды от Великого Льва.
Мы дошли до конца второй золотой книги Хая Бен-Амона, и нас ждал Лир.
Нам поневоле пришлось прервать чтение.
Оставив Рала и Лесли присматривать за раскопками, Элдридж, Салли и я
полетели в Луанду, чтобы пересесть на межконтинентальный рейс. Нам
пришлось оплатить 200 фунтов лишнего багажа и дать крупную взятку
инспектору полиции Ботсваны, которого правительство послало охранять свои
интересы в древних находках.
В Лондоне у нас оказался свободным один день, один драгоценный день
только для нас самих, и, как обычно, я хотел успеть сразу все. На газонах
Линкольнз Инн Филдз цвели крокусы, горькое пиво в Барли Моу на Дьюк Стрит
было вкуснее, чем я его помнил, новая поросль девушек на Кингз Роуд
красивее предыдущей. Когда в шесть закрылась Нацональная галерея, мы с
Салли взяли кэб и поехали к Сан Лоренцо на Бьючамп Плэйс и ели там
удивительную телятину с приправами - оссобукко, запивая ее красным кьянти.
Мы едва успели к подъему занавеса в Королевском театре. Как все это
отличалось от нашей жизни в Лунном городе!
В Дорчестер мы вернулись уже после полуночи, но Салли была все еще
возбуждена ожиданием знаменитого завтрашнего дня.
- Я слишком возбуждена, чтобы уснуть, Бен. Чем займемся?
- У меня в номере есть бутылка шапманского, - намекнул я, и она
подмигнула мне.
- Бен Кейзин, мой любимый бойскаут. Всегда готов. Ладно, пойдем
выпьем ее.
Мы пили крюг, очень светлый и сухой. Когда бутылка наполовину
опустела, мы впервые за шесть месяцев занялись любовью. Если это только
возможно, для меня ночь оказалась еще более катастрофическим испытанием,
чем первая. Я лежал, истощенный физически и эмоционально, а Салли взяла
пустые стаканы и отнесла их в гостиную. Вернулась с полными кипящего
светлого вина и встала передо мной, нагая, любимая.
- Не знаю, почему я это сделала, - сказала она и подала мне стакан в
форме тюльпана.
- Жалеешь?
- Нет, Бен. Я никогда не сожалела о том, что между нами. Хотела бы я
только... - Тут она замолкла, отпила из стакана и села рядом со мной на
кровать.
- Ты знаешь, я тебя люблю, - сказал я.
- Да. - И она посмотрела на меня с выражением, которого я не мог
понять.
- Я всегда буду тебя любить.
- Что бы ни случилось?
- Что бы ни случилось.
- Я верю тебе, Бен, - кивнула она, ее темные глаза были задумчивы. -
Спасибо.
- Салли... - начал я, но она прижала длинный заостренный палец к моим
губам и покачала головой, так что темные волосы разметались по щекам.
- Будь терпелив, Бен. Пожалуйста, будь терпелив. - Но я убрал ее
палец со своих губ.
- Салли... - Она наклонилась и заставила мои губы замолчать своими.
Потом, все еще не отрываясь от моих губ, поставила свой стакан на пол
рядом с кроватью, взяла из моихнесопротивляющихся пальцев стакан, тоже
поставила его. И потом любила меня с таким опустошающим искусством и
нежностью, что во мне не оставалось ни вопросов, ни сомнений.
В девять часов на следующее утро я посадил Салли в такси,
направлявшееся на Бонд Стрит, к Элизабет Арден; я слегка опасался того,
что могут сделать с ее темной шелковой головой. Иногда эти неряхи такое
делают с хорошенькими девушками, что ихповесить бы следовало. Сам сел в
другое такси и по М4 поехал в Хитроу и тут же застрял в одной из тех
пробок, которые делают езду в машинах в Англии таким приятным и спокойным
занятием.
Самолет Лорена приземлился, когда я расплачивался с такси. Я побежал
в международный зал, этот кипящий котел человечества.
Кто-то в толпе воскликнул: "Это Дики и Лиз!", и я сразу определил,
где находятся Стервесанты. Рост ограничивает мой горизонт в толпе, поэтому
я вынужден ориентироваться на такие сообщения.
Лорен Стервесант прибыл всей семьей и самым внушительным образом,
четыре человека впереди не давали никому приблизиться и расчищали дорогу к
выходу. По краям приближающейся группы находился тонкий слой журналистов,
но они не могли пробиться сквозь ряды УМЛ. Слишком уж у них обычные
методы. Я наклонил голову и бросился вперед, послышалось несколько
выкриков: "Следите за этим!", "Бери его", которые тут же сменились на
"Простите, доктор".
И я оказался в центре. Бобби Стервесант испустила вопль и
приземлилась у меня на шее, вся группа на минуту остановилась, чтобы мы
завершили приветственную церемонию. Хилари была закутана в мягкую норку,
которая проигрывала по сравнению с ее блестящими волосами, над ней
возвышался Лорен, волосы его выцвели на солнце и превратились в чистое
золото, а лицо от загара стало коричневым.
- Бен, старина, - он схватил меня за плечи. - Как хорошо, что ты
здесь. Позаботься о Хил и детях. Мне нужно кое-чем заняться. Увидимся в
Дорчестере.
У выхода ждали два длинных сияющих черных лимузина, и группа
расселась в них, но перед этим Лорен вдвое сложился, чтобы гордо сказать
мне: "Взял черного марлина на Сейшелах. Девятьсот фунтов, Бен. Настоящий
красавец".
- Настоящий тигр, - поздравил я его.
- Приготовь Глен Грант, приятель. Я скоро.
Я сел на откидное сидение напротив Хилари, опередив одного из УМЛ, и
с радостью заметил, как прекрасно она выглядит. Яркий солнечный блеск
счастья невозможно подделать при помощи косметики.
- Мы десять дней провели на островах, Бен. - Она смягчилась и вся
погрузилась в воспоминания. - Наша годовщина. Смотрите! - И она протянула
левую руку, которую утяжеляло кольцо красного золота с большим
бриллиантом. Я привык к стилю Лорена, но даже я замигал. Бриллиант
бело-голубой, исключительно красивый и весит не меньше двадцати пяти
карат.
- Он прекрасен, Хилари. - И почему-то я подумал: - Чем глубже вина,
тем дороже подарок.
В Дорчестере Хилари ахнула и прикрыла рот, удивившись невероятной
роскоши помещений.
- Неправда, Бен, - рассмеялась она. - Так не бывает!
- Не смейтесь, - предупредил я. - Это должно стоить Лорену не менее
ста фунтов в день.
- Фью! - Она упала в одно из огромных кресел - Налейте чего-нибудь
выпить, Бен. Мне это необходимо.
Наливая, я спросил без надобности: "Значит, ваши проблемы оказались
временными, Хил?"
- Я и забыла, что они у меня были. Он лучше, чем раньше.
Когда появился Лорен, я понял, что она имела в виду. Лорен был в
прекрасном настроении, он смеялся и кипел энергией, стройный, жесткий и
загорелый. Он отпустил последних двоих УМЛ, пока я наливал Глен Грант,
потом бросил пиджак и галстук на кресло, закатал рукава, обнажив мощные
бугры мышц, и принялся за напиток.
- Ну, Бен, а теперь показывай. - И мы углубились в осмотр и
обсуждение свитков и их перевода.
Лорен ухватился за первые же строки.
- Иди в мой склад и принеси пять сотен пальцев лучшего золота... - Он
повторил строку, потом взглянул на меня. - Истина из уст самого знающего.
Мой склад! Это сокровищница. Старый тупица Гамильтон неверно перевел.
Должно быть "сокровищница".
- Ты вдруг хорошо овладел пуническим, - поддразнил я.
- Ну, Бен, кто когда-нибудь посылал на склад за золотом? - Он
отхлебнул Глен Грант. - Если твои теории верны...
- Не нужно "если", Ло. Тебя ведь зовут не Уилфрид Снелл.
- Хорошо, допустим, город постигла неожиданная насильственная гибель.
Огонь и мертвецы; архивы, которые они, видимо, высоко ценили, нетронуты;
есть много шансов на то, что сокровищницу тоже не тронули. Нам нужно найти
ее.
- Прекрасно! - саркастически улыбнулся я. - Какое открытие! Я уже
шесть месяцев ищу ее.
- Она там, Бен. - Он не ответил на мою улыбку.
- Где, Ло? Где?
- Близко. Где-то внутри главной стены, вероятно, в районе пещеры.
- Дьявол, Ло! Я там каждый дюйм осматривал пятьдесят раз. - Я говорил
с легким, но растущим раздражением.
- А когда осмотришь в сотый раз, поймешь, как слеп ты был.
- Черт возьми, Ло! - начал я. - Не думаю...
- Выпей, партнер, не то взорвешься.
Я последовал его совету, а Лорен продолжал: "Я не преуменьшаю того,
что ты сделал, Бен. Но позволь напомнить, что в 1909 году Теодор Дэвис
закончил свою книгу словами: "Боюсь, что в Долине Царей больше открывать
нечего".
- Я знаю, Ло, но...
Не обращая на это внимания, Лорен продолжал: "А тридцать лет спустя
Говард Картер открыл гробницу Тутанхамона, величайшее из сокровищ долины".
