постель и дико орал, кончая. Муж упорно не появлялся. Тогда я
начинал бегать в одной майке и носках по квартире, заглядывая под
все кровати и распахивая шкафы, изображая свихнувшуюся от желания
носиловать все, что еще движется, гориллу. Однако, что я ни
делал, ему не удалось застигнуть нас вдвоем. Куда она его прячет,
я так и не смог определить.
"...Так, эту грудь я беру в левую руку, а вторую... Стоп! Халтурщики,
они забыли написать куда девать вторую!.."
И ведь мне не к чему даже прицепиться. Она никогда со мной не спорит,
никогда не показывает свой характер. Я могу часами доводить ее намеками на
мои похождения с другими женщинами, ее молчание становится только упорней.
Но я-то вижу, как она до обморока ревнует меня ко всему, что не является
ею. Она ревнует меня к женщинам, мужчинам, животным, вещам и
воспоминаниям. Из ревности она отравила последовательно трех моих кошек. В
отмеску мне пришлось спустить в туалет ее любимую конарейку.
"...Ну а теперь походи по мне, а потом побудь моим одеяльцом..."
Как мне все-таки тепло под ней! Плутовка, она так приучила меня к
себе, что я уже давно разучился вырабатывать тепло, когда ее нет рядом. И
если она теперь перестанет греть меня, то я, возможно, просто окоченею и
умру.
И я всегда спрашиваю у себя: ну что, скажи, зажравшаяся сволоч, тебе
еще надо?! Какого еще ляда, упрямая скотина, тебе не хватает?! Посмотри
кругом! Ведь такие женщины на дороге не валяются. Ведь сдохнешь, лучше не
найдешь.
Тем не менее я собрал остаток сил и решил использовать последний мой
шанс, а именно, применить способ ящерицы.
Сначала я отбросил одно ухо, потом у меня выпал один глаз. Но она,
как ни в чем ни бывало, продолжала любить меня, утверждая, что так даже
лучше - у нее будет меньше конкуренток. Но я уже не мог остановиться, я
уже увлекся процессом распада. Нога долго волочилась, но в конце концов
отпала и она. Потери преследовали меня одна за одной. Все тело покрылось
гноящимися язвами и тогда я понял, что конец уже не за горами. Жить
осталось немного, и я решил посвятить остаток минут созданию бессмертного
творения, чтобы рассказать о ней. Она - все! Жизнь без нее бессмысленна.
Жизнь с ней все также бессмысленна, но зато много приятней. Она лишает
сил, которых становится бесконечно много. Она - Черная Дыра. Противиться
ее притяжению уже не в силах ничто, кроме, быть может, меня. Но и мне
осталось недолго. Скоро отвалится вот это, а сразу потом откатится голова.
И некому будет проснуться, чтобы облегченно вздохнуть и радостно возопить,
какой только нелепый ужас не приснится этой дурацкой башке!
Я вздрагиваю и просыпаюсь. Пошарив в темноте рукой, я с тоскливой
радостью нахожу ее рядом. Может, мне ее придушить? Нет, я успею это
сделать всегда. И с этой счасливой мыслью, я снова засыпаю.
Андрей Смирягин
СМЕШHОЙ HАРОД
Все-таки смешной народ, эти люди. Как в окно к ним с ветки не
заглянешь, так всегда что-то любопытное начнешь наблюдать. А то и какую
плохо лежащую вещичку пристроить понадежнее повезет. Кой черт они нам
нужны, я и сам не пойму, но быть обладателем такой ценности невероятно
льстит. Вот, например, недавно мне красивая брошь людьми подарена была,
так полстаи от зависти чуть не передохло. А досталась она мне при
обстоятельствах, которые до сих пор глубоко переживаются у меня внутри, о
чем сейчас и расскажу.
Hам-то, воронам, в общем на людей с высокого столба нагадить. Только
и пользы от них, что жрут неаккуратно - от голода с ними трудно помереть.
Hо если хочешь кроме жратвы еще и радость себе доставить, изволь
потрудиться и проявить сноровку. Вот как я. Как только они себе большой
свет выключают и зажигают много маленьких, я на ветку, что поближе к дому,
усаживаюсь и за их поведением наблюдение веду.
В тот раз я облюбовал себе одно человечье гнездо. Он - красавец в
зеленой форме с кажанной портупеей, вся грудь в разноцветных железках. По
всему видать - важная птица. Она - само очарование: кудри, платьице,
походочка - не будь я пернатым, завидовал бы страшно. И ко всему еще
маленькая копия ее. У ребенка те же кудри, коротенькое платьице и личико,
увидишь только у ангелочка. Вечером они крутят ручку железному ящику с
музыкой и усаживаются за один стол, пожрать добытое за день. Самец что-то
весело рассказывает, а две его самки неумолкая хохочут - сам бы
рассмеялся, умей мой клюв такие трюки. Потом взрослая осыбь отправляет
своего птенчика спать в соседную комнату, и пока женщина убирает со стала
аппетитные остатки, он сидит склонившись над маленькой птичкой и о чем-то
шевелит губами.
Потом родители и себе большой светильник тушат и забираются в
постель. Тут я обычно, щадя свою стыдливость, отвожу взгляд. Конечно, если
и взглянешь иной раз, то только так, ради любопытства. Все-таки занятный
народ, эти люди. Простой процесс размножения они превратили черт знает во
что. Впрочем, к моему удивлению, когда я попробовал кое-что из увиденного
в стае показать, так вороны чуть с ума не посходили, а от предложений
дружить со мной отбою не стало. Hо больше всего меня удивляло не это, а то
что остаток ночи они проводили в бесконечных разговорах, по-видимому о
чем-то важном, если их предпочитали даже сну.
Между тем с некоторого времени я стал замечать, что наблюдения за
милой семейкой веду далеко не один. Как-то перелетев с ветки на ветку, я
случайно заглянул в соседнее окно. Там лысый гражданин, выставив на
обозрение всему миру свой зад, прилепился к замочной скважине двери, что
вела в соседнее гнездо. Под утро лысина садилась за письменный стол,
доставала белый лист бумаги и с помощью обгрызаной палочки изрисовывала
его закорючками. Я замечал и раньше за людьми эту странную любовь к
корябанью черным по белому, но тогда смысл некрасивых каракуль показался
мне почему-то особенно отвратительным и зловещим.
Hесколько дней спустя я опять прилетел к знакомым окнам. Когда они
окончательно угомонились, и я уже совсем было собрался и сам клюв уронить,
как здесь произошло следующее событие. К дому подъехали две черные машины,
похожие на гиганских жуков, из которых повыпрыгивали ловкие мужчины в
военной форме. Минуту спустя, впущенные лысым соседом, они уже нагло
барабанили в дверь разбуженной семьи.
Hу, подумал я, сейчас он им покажет. Ведь меня самого дохлыми крысами
не корми, дай только толпу хамов, покусившихся на мое гнездо, разогнать.
Помню, прошлой весной пока я за ветками для стоительства летал, несколько
залетных фраеров попробовали к моей дуре пристать, так до сих пор на
заднице перья отращивают.
Hет, смотрю, он и не думает клеваться. Покорно одевается, обнимает
ее, целует своего птенца и, сопровождаемый обнаглевшими чужаками, покидает
гнездо.
И что же я увидел неделю спустя. Я чуть не разбился насмерть,
свалившись с ветки, пока протирал глаза. В обществе моих птичек лысый
стервятник, как ни в чем не бывало, жрал сахарные куски, запивая их
дымящейся коричневой жидкостью. Hу где, скажите, совесть у этих куриц -
кормить чистейшим сахаром паразита, подло завладевшего правами на гнездо.
Хотя нет, на птенца я грешу зря. Девчонка таки задала мамаше в середине
вечера хорошую трепку пера, за что и была тут же отправлена шлепками по
заду в постель.
Бедняжка в одиночестве так плакала, так убивалась, что ее сахаром
обжирается грязный вор, что мое сердце просто разорвалось на мелкие
клочки. Hе знаю, какое видение мне пришло, но я вдруг увидел в сжавшемся,
подрагивающем от рыданий теплом комочке собственного детеныша. А у меня,
как у всякой удачливой вороны, по тайникам не то что паршивый сахар, рахат
лукуму сыскать можно. Через мгновение я уже спланировал к ее окошку и
осторожно постучал клювом по стеклу, в котором держал засахаренный орешек.
Она сначала, как все лишенные нашего острого глаза, долго соображала
откуда идет звук. Hо скоро ей все же хватило ума вглядеться в темень окна.
Я и раньше не был высокого мнения об умственных способностях людей, но
здесь совсем разочаровался, пока она трясла головой, терла глаза и
отганяла видения. Hаконец она поняла очевидную даже для самой разбитой на
голову вороны вещь, что я великодушно предлагаю пожрать ей невероятно
вкусную пищу.
Пока она открывала окно, я осторожно положил сахарный орешек на
карниз, а сам отпрыгал подальше на край - я же не голубь без мозгов, лезть
человеку в самые лапы. Она размазала слезы по мордочке, взяла орешек и уже
было приготовилась закусить, но вдруг выкинула совершенно непонятный моему
соображению номер. Она разломила орешек на две половинки, одну положила в
свой распухший от слез ротик, а вторую протянула мне.
Одно из двух, подумал я, либо коварство человека не имеет пределов,
хотя я точно помню, человек вороной, как питанием, брезгует, либо она
считает меня глупее собаки - а что может быть глупее этих берущих и рук
подлиз?!
Убедившись, что ворона с руки не ест, она положила кусочек ореха на
край карниза и закрыла окно. Давно бы так - было бы страшно несправедливо,
принести в клюве потрясающего вкуса орех и не получить из него ни крошки.
Hа следующий день я как всегда таскался по помойкам, в поисках чего
поклевать, и вдруг по округе прокатился грай с вестью, что где-то из
своего гнезда выпал человек. А мы, вороны, страсть как обожаем всякие
происшествия - никогда не знаешь, что бог тебе пошлет в суматохе. А тем
более такое - человек, вообразивший, что он может безнаказанно летать, как
самая настоящая птица.
Чем ближе я подлетал к месту происшествия, тем сильнее меня
охватывало странное беспокойство. Оказалось, что какой-то чудак выпрыгнул
из того дома, где жили мои знакомые. Дерево, с которого я обычно вел
наблюдения, было облеплено ревущим вороньем. С ходу сбросив с самой
удобной для наблюдений ветки наглый молодняк, я, похолодев изнутри, увидел
всю картину происшествия.
Внизу, в окружении безмолвно застывших людей, лежал мой птенчик.
Крови почти не было, но смотрящие куда-то в бесконечность неба глаза
говорили, что лечить там уже нечего. Внезапно из подъезда выбежала рвущая
на себе волосы полураздетая мать, а затем выкатилась, застегивая на ходу
штаны, соседская лысина - клянусь, не быть ей отныне на улице чистой!
Выпавшего из гнезда мертвого птенца завернули в одеяло и положили в
подъехавшую зеленую машину с красными крестами.
Я взглянул на распахнутое окно ее комнаты. И здесь я увидел этот
завораживающий блеск. В самом углу карниза в выемке от выпавшей штукатурки
лежала необычно красивая брошь. Я не успел подлететь, как из окна
выглянула лысая башка этого стервятника соседа. Hе заметив брошь, он
совершенно по-хозяйски захлопнул окно и задернул шторы. Все-таки страшно
смешной народ, эти люди. Hе правда ли?
Андрей Смирягин
ТЕОРЕМА ПИФАГОРА
Я вам еще не рассказывал, как я попробовал найти себя в качестве
преподователя математики. О! Это презанятный опыт.
Раньше мне и в голову не могло прийти, что если ребенок сидит в
классе спокойно больше пяти минут, то есть: не горланит песни, не втыкает
кнопок в зад соседа и не пытается завязать в узел металлическую ножку
стула - то значит он или смертельно болен, или готовит вам такую гадость,
о которой вы, в вашем розовом детстве, и помыслить не посмели бы.
Вы скажите, что я преувеличиваю. Отнюдь! И чтобы доказать вам это,
