- А мне Крац рассказывал. На вид, говорит, закусон вроде
подходящий, а в рот возьмешь - жалко, говорит, народу много,
плюнуть некуда.
- Ну хочешь, поедем в какой-нибудь ресторанчик. Хотя бы в
тот итальянский, помнишь, куда ты меня пригласил в первый день на-
шего знакомства.
Это мне-то не помнить тот ресторанчик!
Только в тот ужин я собрался воткнуть вилку в принесенную
дымящуюся пиццу, как ее кто-то выхватил прямо у меня из-под носа.
Это был не кто иной, как официант. Оказывается, он перепутал заказ
с соседним столиком. Их пицца стоила в два раза дороже. Но это еще
были цветочки. Это дешевый клоун в конце обеда принес счет, кото-
рый был раза в три больше всего, что я по всем расчетам ожидал.
Когда я указал ему на это, он схватился за голову. Душегуб снова
все перепутал, но парочка за соседним столиком, кому достался мой
счет, его уже оплатила и благополучно смылась. Мне ничего не оста-
валось делать, как разориться на все деньги, что у меня были. Не
будешь же в присутствии дамы, которую ты собрался соблазнить этим
вечером, поднимать недостойный настоящего мужчины шум.
И точно, тем вечером я с дамой не прогадал, отчего сейчас и
называю себя последним дураком.
- Чтобы я еще пошел к этим проклятым итальянцам! Да ни за
какие пиццы на свете!
- А что ты так горячишься? На тебя прямо не угодишь.
- И правда, что это я. Ты знаешь, когда я голодный, я просто
зверею. Я на все способен.
- Как это кстати. Мне раздеваться?
Эх! Сами видите, каким боком мне вышел тот ресторанчик.
- Раздевайся, раздевайся! Как раз тобою я и закушу...
А начну я с ее аппетитных глазок, кстати тут же к пиву
подойдет и солоноватый носик. Невыразимо хороши и горьковатые
ушки. Дальше мой голод утоляет грудь, дающая мне молоко. Когда
облизываешь ее с ног до головы, нет, нет, да и наткнешься на
аппетитнейший прыщик. А ничто так не возбуждает мой аппетит, как
прыщики на теле женщины.
А на жаркое, на жаркое сегодня у нас нежная мякоть бедра,
истекающая пряной подливкой страсти. А на десерт, когда ты уже
сытый валяешься у нее на животе, сладкий сахарный пупок.
- А что же ты в конце отплевываешься?
- Я не отплевываюсь, просто волосок попался.
- Ты не любишь женские волосы?
- Почему же, я очень люблю женские волосы: целовать их,
гладить, вдыхать их аромат - но кому же понравиться находить их в
супе, даже если суп из человечины.
- Людоед!
- Да, и не боюсь этого. Даже когда я наблюдаю соревнования
культуристов, их горы мышц, мне всегда почему-то очень начинает
хотеться есть.
- Боже, с кем я связалась! У него и к культуристам какие-то
претензии. Может, ты того - гомосексуалист.
- Ну если, считать, что людоедство - это пищевой
гомосексуализм, то... Впрочем, женщин я ем с большим
удовольствием, как правило, у них больше тела.
- Никогда не подозревала, что ты любишь толстушек.
- Терпеть не могу толстушек, особенно когда застукаешь их за
едой. Женщина хороша, когда у нее блестят глаза либо от
шампанского, либо от голода.
- Тогда ты должен любить всех без разбору, потому как
большинство из нас только тем и занята, что с утра до вечера
голодает в надежде похудеть.
- Толку-то. Всю свою жизнь женщина ведет борьбу с
собственным весом. Она начинает эту борьбу в ранней молодости и
посвящает этому трудному делу лучшие годы жизни. Многие не
выдерживают бескомпромиссного сражения и сходят с дистанции,
многие продолжают бой, но победы ждать не приходится.
Женщина худеет всегда, она худеет даже тогда, когда она
толстеет. Если бы женщины сбросили и сотую долю того веса,
который они теряют, судя по их речам, то они давно бы испарились
с этой планеты, пройдя через точку нуля, предоставив мужчин самим
себе.
Но женщина в этой борьбе терпит два поражения. Первое - в
борьбе с желанием много и вкусно поесть, а второе - в борьбе с
последствиями поражения борьбы с желанием много и вкусно поесть.
- А сам-то только тем и занят, что ест, как не в себе.
- Я не ем, а духовно обогащаюсь.
- Это "обжорство" ты называешь духовным обогащением?
- Да. Ведь что такое еда? Это духовный акт познания
окружающего мира через непосредственный контакт с ним. Поглощая
куски инородной материи, мы пропускаем внешний мир через себя,
отчего получаем энергетическую подпитку и новую информацию извне.
- А мне всю жизнь казалось, что информацию мы получаем из
книг.
- Кто же спорит. Всему лучшему, что в нас есть, мы обязаны
книге... о вкусной и здоровой пище. Впрочем, и другие книги
способствуют аппетиту - пустота из головы плавно перебирается в
желудок. Ой! Тихо! Кажется, началось!
- Любимый, почему ты схватился за живот. На тебе лица нет. И
что у тебя началось?
- Что, что? Схватки! Ой, мамочки! Как копошится, стервец.
- Да кто копошится?
- Подожди... Слышишь, ворочается. Ой, мамочки, я этого не
переживу!
- Я чем-нибудь могу тебе помочь?
- Ты ко мне на могилку приходить будешь?
- Ты с ума сошел?!
- Ну и не надо! Прощай, любимая! Ты была мне верной
подругой. Да только не уберегла ты плод моей любви к тебе. Ой,
мамочки мои! Как внутри, стервец, разошелся, как распоясался.
- Ты толком можешь сказать, кто у тебя там разошелся да
распоясался?
- Кто, кто! Голод лютый, вот кто. Крандец мне настает.
- Так, может, перед смертью сарделечку тебе быстренько
сварить.
- Сарделечку... А что, у нас есть?
- Полный морозильник.
- Надо же, голова, два уха. Как же я забыл! Да, иди, иди,
любимая, выполни последнюю волю умирающего, да горчицы побольше
положи и пивка не забудь.
Итак, я кладу на тарелку кусок сардельки, горчицу и ставлю
рядом пиво. Одновременно почему-то все никогда не кончается.
Например, кончается горчица, но остается сарделька и пиво.
Приходится докладывать горчицы. Или кончается сарделька, но
остается горчица и пиво. Приходится брать новую сардельку. Ну а
жрать сардельки с горчицей без пива вообще вряд ли кому в голову
приходило. Вот так и в жизни: и жрать давно не хочется, и
остановиться никто не может.
А мой организм больше ничего не приемлет, кроме покоя. На
него я и ухожу - до следующей лекции.
ЖАДНОСТЬ
(лекции с диванчика)
"Посади человека на мешок золота, положи перед ним тридцать
женщин, и он все равно найдет пункт для недовольства. А все
почему? Потому что жаден. И это в нем самое замечательное. Какое
это наслаждение - грабастать! Все мне, мне, мне! Какая это
духовная высота - владеть чем-то (деньги, машины, женщины), чего
нет у других!
Люди еще издревле подметили, что нет ничего на свете
восхитительней, чем жадничать. Был выведен даже главный закон
существования: "Жидитесь при жизни, на том свете этого
удовольствия не будет".
Жаден и я. Люблю стяжать и накапливать. Это такое приятное и
теплое ощущение. Оно греет душу, как ничто на свете. И чем
дальше, тем больше. К старости, вообще, от жадности молодых к
жизни, сексу и новым впечатлениям остается одна жадность".
- А как же любовь, она разве не греет?- Подняла с дивана
голову девушка, которой я разрешил полежать рядом.
- Любовь - это высшая форма проявления безудержной алчности
и скопидомства,- ответил я.- Когда, кроме денег человека, его
дома и всего имущество, тебе хочется овладеть еще его душой и
телом.
- Нужен ты мне больно! Тоже мне сокровище! Отдам любой, кому
не хватает приключений на ее задницу. Хотя нет, в этом смысле ты
мне еще самой пригодишься.
- Стоп, стоп. Ты задницу-то не отклячивай. Дай мне закончить
лекцию... Вот так... Кстати, о заднице. Ты знаешь, что старик
Фрейд писал об анальном характере у людей?
- Нет.
- А вот послушай:
"По мере взросления, первоначальный интерес человека к
функции экскреции, ее органам и продуктам, заменяется рядом
свойств, которые нам известны как бережливость, стремление к
порядку и чистоте. Эти качества, ценные и желанные сами по себе,
могут стать явно преобладающими, и тогда получается то, что
называется "анальный характер."
- Ты хочешь сказать, что рано или поздно все прийдут к
этому? Но бывают же на свете и щедрые люди.
- Щедрый человек - тот же лицемер. Щедрость - это
завуалированная претензия на чужое добро. Мол, я сейчас поделюсь с
тобою, но и ты, когда прийдет время, не забудь отдать половину.
Недаром, не найти людей щедрее, чем нищие в отношении богатых.
Некоторые даже делают щедрость своей профессией. Они
называются политиками. Они свято блюдут заповедь "делиться с
ближним" - вот и делят всю жизнь чужое. Вернее, помогают людям
делить добро без драки, не забывая при этом и про себя. Делят по
совести - у кого совесть большая, тому и достается побольше.
- По-твоему выходит, скупердяем быть лучше?
- Для общества в целом лучше. По крайней мере, если человек
скуп, это обозначает, что деньги он так или иначе заработал, а не
украл.
- Вот именно, "так или иначе", то есть любым способом. Не
кажется ли тебе, что все современные бизнесмены, это люди,
которые проснувшись с утра, спрашивают себя только об одном: "Где
бы украсть?".
- Настоящий бизнесмен, это не тот, кто стремится любым
способом, даже если он с душком, заработать деньги. Это тот, кто
стремится построить некую систему, в которой будут обращаться
деньги, товары и услуги. Если ты эту систему контролируешь, ты
всегда сможешь сделать в ней и небольшой отвод для ручейка денег,
который будет изо дня в день стекать в твой карман. Это и есть
настоящий бизнес.
- Почему же ты не строишь такую систему?
- Потому что она убивает во мне художника. Как каждая
система рано или поздно стремиться уничтожить все неординарное и
выходящее за ее рамки.
- Но тогда тебе прийдется работать на чужую систему, ведь
иного способа заработать на жизнь пока нет.
- За те деньги, что у нас платят за творческий труд, я не то
что работать, я еще и вредить буду.
- Где же выход? Жить-то на что-то надо.
- Выход есть из любого положения, как сказала
бабка-повитуха, принимая роды. Вот представь себе:
"Иду я по лесу, собираю грибы и вдруг в небольшом овражке
краем глаза вижу торчащий из мха и опавшей листвы угол
полусгнившего кованого железом сундука. Хватаюсь за боковую ручку
и тащу вверх. Проржавевшая ручка не выдерживает и лопается. Я
валюсь наземь и больно ударяюсь головой об пенек.
Теперь я подкапываюсь под край сундука и наконец вытягиваю
его из опутавших корней на свет божий. С горящими от алчности
глазами открываю и... опускаю руки. Кроме истлевших тряпок и
земли, в сундуке ничего нет.
Но может быть, какая старинная монетка в щель завалилась?
Переворачиваю сундук, слегка приподнимаю его над землей и роняю
вверх дном. Внутри сундука слышен треск и глухие удары. Толкаю
сундук ногой, и он переворачивается, разбрасывая вокруг пыль и
щепки. И что же я вижу?!! На земле лежат выпавшие дощечки второго
дна, а среди них пять неровных брусков желтого металла. Не может
быть! Золото! Поднимаю один из брусков. Он размером сантиметров
тринадцать на двадцать пять и высотой сантиметров пять. Господи!
Да тут золота не меньше, чем на полмиллиона долларов. Я богат..."
- Эй, проснись! Ты, кажется, хотел рассказать, как ты
намереваешься разбогатеть не работая, а сам взял и уснул.
- Ах, да, разбогатеть... Нет ничего проще. Представь, я в
