уже несколько лет. Как минимум нужно было сохранить уровень доверия,
бывший между нами раньше, хотя бы только это. Все в экспедиции называли
его по-русски: Николай Константинович, а я буду и дальше называть его
коротко: Хозяин. Теперь он носил черную шапочку вроде тюбетейки, седых
волос на голове у него прибавилось, некоторые движения стали степенными,
важными, а некоторые остались быстрыми и точными, как осталась розовой и
свежей его физиономия. Хозяин никогда не походил на пророка или
кабинетного ученого, да и вообще на ученого - по-моему, он больше всего
был похож на американского золотоискателя. Позади у него осталось много
бурных событий, был уже и собственный музей-небоскреб в Америке, богатство
и разорение, и бог знает что еще. Терпение мое было вознаграждено - имея,
по-видимому, в Америке другие варианты, он все же вспомнил именно обо мне.
И я убедился, что самое главное в моей профессии - терпение. С самой
юности я подсознательно хотел переменить судьбу, а здесь я понял, что
судьба переменилась не теперь, под пальмами, а тогда, в самом начале, в
обстановке самой что ни есть канцелярской. Сейчас Хозяин спешил, временные
комнаты были сняты в паршивой гостинице, все время заходили и выходили
какие-то люди, паковались мешки, таскалась провизия, и было забавно
наблюдать, как мешки таскали двое, один из которых был одет во вполне
русские сапоги и поддевку, а другой босиком и в набедренной повязке.
Хозяин вышел ко мне навстречу, поздоровался и попросил показать мой багаж.
Ящики мы не стали открывать и пошли опять наверх, но Хозяин ни с кем уже
не стал говорить, а привел меня в маленькую прохладную комнату и предложил
- не кофе, как ЕПБ, а большой стакан чистой холодной воды, и стал
рассказывать о плане экспедиции, обсуждая со мной подробно места и даты,
погоду и визиты. ЕПБ, Англия, Америка, картины и идеи сначала мешали мне
говорить, но потом я понял, что этот город, в сущности, похож на Ялту.
49
В одно прекрасное время Ялта кончилась. Наш караван, или, вернее,
табор, выехал из лабиринта тесных улиц на просторную дорогу, которая
стелилась вдоль края долины. Далеко внизу извивалась река, а на
противоположном берегу потихоньку начали подниматься горы - сначала просто
поросшие травой холмы, потом скалы, обрывы и таинственные входы в долины,
поросшие густым кустарником. Наши две машины ехали во главе каравана,
сначала машина Хозяина, потом моя, и скоро я с удивлением заметил, что
передняя машина набирает скорость, насколько это было возможно на очень
плохой дороге, а мой водитель старается не отставать. Дорога поднималась
все круче, становилась все уже, долина превратилась в глубокое ущелье, а
скалы на той стороне громоздились, казалось, до самых снежных вершин.
Порядок был всегда одинаков: более мобильный отряд на двух машинах,
включающий основной состав экспедиции, двигался согласно своему графику,
обоз, состоящий частично из индийцев - согласно своему. В пути были
назначены пункты, где обе части экспедиции соединялись, и тогда делалась
остановка на несколько дней. Мы уже перевалили первую цепь Гималаев,
побывали в нескольких храмах и монастырях. Хозяин вел какие-то переговоры
с английскими властями, и продвижению никто не мешал. Измерения мы начали
позже, когда экспедиция проникла глубже в горы, и цепи вершин стали
окрашиваться по утрам и вечерам в огненный, ярко-оранжевый цвет. При этом
в долинах еще было темно, а более высокие, но не покрытые снегом горы
имели мрачный серо-фиолетовый оттенок, а когда солнце поднималось выше,
горы окрашивались во все цвета: желтый, белый, коричневый и зеленый, и над
всем продолжали царить огненные вершины, цвет которых днем становился
ярко-белым на синем фоне неба. Вся эта попугайная раскраска была для меня
новостью, раньше я думал, что камни бывают только серых и коричневых
цветов. Когда мы начали измерения, у меня появился помощник. Помощника
звали Шин или что-то в этом роде. Имя его произносится немного не так,
однако точно я записать его не смогу, да и "шин" мне привычнее, это
название буквы древнего языка. Его взяли из монастыря Нанганарбат. Он
хотел совершить паломничество, как он говорил, на север, и мы сделали
порядочный крюк на двух машинах, чтобы заехать в этот монастырь. Хотя Шин
ходил в какой-то короткой рубашке, но он знал английский язык и, казалось,
вполне осмысленно воспринимал мои объяснения работы приборов. Мы измеряли
флуктуации электрического поля, и возни с приборами было порядочно. Надо
было таскать их с собой по горам в строго определенном положении, и иногда
мне казалось, что носить традиционную палочку или проволочку куда легче.
После небольшого обучения Шин стал заправским лозоходцем и уже без труда
находил с помощью куска проволоки спрятанные мной металлические предметы и
подземные ручейки. Конечно, приборы были много, много точнее, и в этом
была вся разница. Шин был очень доволен и называл это занятие "йога",
прибавляя впереди труднопроизносимое слово. Докладываю, что у Хозяина не
было никакой карты, а была только неизвестного для меня происхождения
уверенность, что этот Шин знает место. Как-то я прямо спросил у Шина, не
Шамбалу ли мы ищем, на что он ответил по-английски: "Of course, that's for
all". Иногда мне казалось, что он знает даже иврит. Один из членов
экспедиции недурно играл на гитаре, и мы частенько слушали гималайскими
вечерами провинциальные российские мелодии. В один из таких вечеров Шин
спросил: "The light is to be found or is to be created from the light?" Я
ответил, как мог: поиск - майя, и с удивлением, единственный раз, заметил
в его лице уверенное и целеустремленное выражение, совсем как бывает
иногда у Хозяина.
50
Впрочем, поиск отклонений геоэлектрического поля - увлекательное
занятие. Сначала трассировка делается с помощью обычной проволочки или
палочки - совсем как легендарные лозоходцы. Ничего загадочного здесь нет,
и всякий, кто возьмет на себя труд изучить закон магнитной индукции, а
также поэкспериментирует ну хоть с железным листом, работая с разными
палочками: из проводника и из диэлектрика, поймет, что все просто. Плохо
одно: регистрируются не абсолютные уровни поля, а отклонения от фона, и
звеном в регистрирующей системе служит сам лозоходец. Это в точности то же
самое, что езда на бицикле: никто не знает конкретно, как циклист держит
равновесие, и никто не знает, как лозоходец движениями пальцев
компенсирует фоновое поле. Мы с моим индийским помощником находим опорные
линии, вдоль которых проволока реагирует на аномалии, а потом в действие
включаются мои приборы, те самые, из-за которых я надолго попал в поле
зрения Хозяина. Они находят аномалию на расстоянии, если правильно
расположить датчики относительно опорных линий. Мы все время считали, что
искомая аномалия, скорее всего, не на поверхности, а где-то в толще скал
или вообще в пустом пространстве над какой-нибудь пропастью. Горы
откликались на измерения по-разному: иногда поле было равномерным и
однообразным, несмотря на сложные формы рельефа и разнообразие горных
пород, а иногда на совершенно гладком месте выявлялась сложная сеть
аномалий, на распутывание которой уходили долгие часы. Азарт поиска
захватил нас обоих, и мы пришли к выводу, что все равно, как называть цель
наших поисков - Шамбала или просто аномалия, раз это вынюхивание следа, а
не следование по Пути. И однажды Шин рассказал мне, с чего все началось.
Но перед этим была наша беседа втроем: он, я и еще один монах или йог,
который однажды утром встретился нам среди скал. Так же, как и Шин, он был
одет в грязно-белый балахон, но выглядел старше.
51
Разговор показался мне тогда интересным. Привожу его содержание
по-русски:
- Вы - секретный агент. Сообщаем вам, что мы коллеги. Мы думаем, что
сейчас наши интересы могут совпадать. Кого вы представляете?
- Не Россию. Я работаю по личному поручению.
- Мы представляем влиятельные круги Тибета. Мы не заинтересованы в
российской экспансии.
- Рерих - авантюрист, вряд ли он представляет интересы, связанные с
экспансией. Трудно сказать, как он будет использовать результаты
экспедиции.
- Важность результатов может выйти за пределы интересов тех, кого мы
представляем. Мы вынуждены просить вашей помощи. Просим вас препятствовать
использованию результатов экспедиции против Тибета.
- Почему бы вам не прекратить совсем эту экспедицию и утечку
информации?
- Потом все повторится, но уже без нашего контроля. Поэтому лучше
всего, если вы сейчас найдете то, что ищете.
Я встал и посмотрел на разноцветные горы вокруг, небо и долину реки,
лежащую глубоко внизу. Мои собеседники сидели и молчали. Если сделать два
шага к краю обрыва, в долине видны две большие машины, похожие отсюда на
маленьких черных жучков. Из жучков выползли еще две козявки: Хозяин и его
шофер, и засуетились снаружи. Одна козявка - второй шофер - осталась
внутри. В животах этих козявок шевелятся козявки и червячки поменьше, а
внутри них, может быть, еще какие-то, совсем уже маленькие козявки.
Другие, черные и крылатые, проносились прямо над головой, ловя козявок в
низких мягких облаках. Облака были большими, белыми, плыли неторопливо,
наливаясь дождем.
- Я не имею никакого задания относительно использования результатов.
Я должен исполнить вашу просьбу.
- Мы надеемся, что это не принесет зла. Коллега расскажет вам все,
что знает. Он - единственный, кто знает хоть что-то реальное о Шамбале.
В соседстве с явным упоминанием Шамбалы слова "коллега" и "реальное"
выглядели дико. Тот монах ушел, а Шин рассказал мне, что приключилось с
ним в детстве. Шин родился недалеко отсюда, отец его ходил в Индию с
караванами торговцев шерстью. Шин много раз слушал рассказы отца об Индии,
о сказочной стране тигров, ярких птиц, золотых храмов, больших рек и
других чудес. И однажды, собирая коз по склону горы, маленький Шин вдруг
действительно очутился в сказочной стране. Он сделал только один шаг, и
уже не было ни каменистого склона, ни удирающих коз, а только зеленая
равнина, дорога и золотая повозка, запряженная большими, как верблюды,
рычащими кошками. Шин понял, что это тигры. Но он их не боялся. Дверца
повозки открылась, и оттуда вышел мальчик в синей одежде, такой же, как
сам Шин, и дал ему котенка - того, который уже несколько недель как
пропал, и никто в семье Шина не мог его найти, хотя осмотрели все
окрестные дворы и горы. Потом мальчик залез в карету, закрыл дверцу, тигры
зарычали, и карета, дорога и равнина исчезли, а Шин снова оказался на
склоне горы с мяукающим котенком в руках. Шин был ошеломлен и обрадован, и
все говорили, что это знак Шамбалы. Кот прожил положенное ему число лет, а
Шин рассказывал иногда об увиденном в детстве, пока ему не запретили это
делать. Когда Шин вырос, он много раз думал о происшедшем: галлюцинация
это, вызванная жарой, усталостью и потерей любимого котенка, или что-то
было на самом деле. Эти сомнения завели Шина достаточно далеко, сначала в
один из тибетских монастырей, а со временем и в библиотеки англичан. Шин
стал отличаться от других гималайских святош, лишь кое-как заучивших
обрывки текстов. Но с помощью книг не удавалось понять, что же это было
тогда. Не помог ему даже европейский психоанализ. - И это все? - спросил я
его. - Это все, что известно нам. Поверьте, это в самом деле так. Конечно,
