неприкрыто мужествен, что женщины добровольно отдают ему сердца, просит он
этого или нет. И не его вина, что они бегут за ним, по-щенячьи высунув язык,
готовые подраться за малейший проблеск его внимания и любви.
Но его можно обвинить за ту легкость и небрежность, с которой он
принимает их дар, не потрудившись задуматься о последствиях. Она определенно
обвинила его в беззаботности, с которой он принял ее юную и наивную любовь,
а затем отвернулся и лег в постель с другой женщиной в ту ужасную ночь в
Крепости холостяков.
Что же, подобной ошибки она больше не совершит. Надо признаться, у нее
нет иммунитета к нему, с содроганием подумала Ариэль, но сейчас она
уравновешенная, взрослая женщина, а не полуребенок с широко распахнутыми
глазами и головой, полной грез.
Она закрыла кран, вытерла руки полотенцем и через заднюю дверь кухни
направилась по гладким плиткам дворика к бассейну. Подсветка была включена,
и огоньки соблазнительно подмигивали из-под воды. Ночной воздух, теплый и
нежный, был напоен ароматом апельсиновых и лимонных деревьев, рассаженных по
периметру дворика.
Зик уже дожидался ее, усевшись в одно из плетеных кресел. Он сбросил
льняную спортивную куртку и закатал рукава своей шелковой рубашки, обнажив
покрытые волосами руки. Правую ногу он небрежно забросил на левое колено.
Бокал с бренди балансировал на мощном бедре. Густые черные волосы, всегда
немного длинные, завивались за ушами и ниспадали на воротничок рубашки.
Сейчас на висках была седина, совсем чуть-чуть, и сам факт, что Зик не
считает нужным подкрашивать волосы, лишь прибавлял ему мужественности.
Ариэль глубоко вздохнула и напомнила себе, что не должна позволить Зику
Блэкстоуну вновь совратить ее - и одной дозы сердечной боли, введенной
когда-то, оказалось более чем достаточно.
Он инстинктивно учтиво поднялся ей навстречу, но Ариэль жестом попросила
садиться и села сама.
- Говорил ли я, как неотразимо ты выглядела сегодня вечером? - произнес
Зик, протягивая ей бокал с бренди.
Ариэль с огромным усилием сдержала волну удовольствия, нахлынувшую на нее
при его словах. Да, она немало поработала над своей внешностью для
сегодняшнего вечера, но об этом никто не должен знать!
- Нет нужды льстить мне, - сухо проговорила она и поднесла бокал к губам.
- Какая же лесть, если это чистая правда? Ты необыкновенно красивая
женщина. И всегда была. - Он приподнял свой бокал в молчаливом тосте и
сделал большой глоток. Когда он опустил бокал, в его глазах светилось
самоосуждение. - Прежде чем мы начнем мирные переговоры, я хочу принести
извинения.
- Извинения? - в испуге переспросила Ариэль. Он что, после стольких лет
решил извиняться? - За что?
- За то небольшое представление за ужином. Это дурной вкус, особенно в
присутствии собственной дочери.
Ариэль сделала маленький глоток, стараясь спрятать разочарование.
- Да, именно так.
- Но ты сама довела меня до безумия, - продолжал Зик, - делая вид, что
тогда у нас ничего не было.
- По большому счету, ничего и не было.
- Но у нас появилась Кэмерон!
- Ты прав, - после небольшого молчания согласилась она. - И я прошу
прощения. Не следовало пытаться преуменьшать то, что было. Бесчестно по
отношению к нашей дочери показывать, что она зачата не в любви.
Они долго смотрели друг на друга, балансируя на грани... чего-то.
Какого-то потрясающего открытия или пугающего признания...
- Любовь была, не так ли? - произнес
Зик, и его темные глаза требовали ответа.
Ариэль взглянула на свой бокал, не давая воли внезапно подступившим
слезам.
- Тогда я думала так.
- И я. - Зик вздохнул и повторил с жаром: - Да, черт возьми, и я.
Он залпом опрокинул в себя остаток бренди и со стуком поставил бокал на
стол. Ариэль испуганно смотрела на него и ждала, что будет дальше. Зик
протянул через стол руку, ладонью вверх.
- Ради нашей дочери и прежней любви. Мир?
Ариэль колебалась. Затем и она отставила бренди и протянула руку.
- Мир.
Они сидели молча, крепко держась за руки и разглядывая друг друга. Словно
встретились в первый раз. И все же - не совсем как в первый раз.
Она больше не невинность с широко распахнутыми глазами.
Он больше не задиристый молодой герой-любовник.
Сейчас они взрослые, их юношеская страсть умерена опытом и сердечной
болью. Но притяжение между ними действует - оба почувствовали это, как удар
тока, как искру, пробежавшую между ними и вызвавшую неистовый, быстро
воспламенившийся пожар. Оба увидели это в разгорающихся маяках двух пар глаз
- в небесно-голубых и карих. Обоих заполнило невысказанное желание,
неослабевающая жажда и страсть, не угасшая за двадцать пять лет.
Ариэль попыталась спастись бегством, вырвать свою руку. Пальцы Зика
сжались.
- Ариэль, - с болью прошептал он, и голос его звучал мягче и
соблазнительнее, чем когда бы то ни было.
- Нет, - сказала она, но слово не более чем движение губ - ее рука
по-прежнему послушно лежала в его руке.
- Ариэль, - произнес Зик громче и потянул к себе ее руку.
- О нет, - прошептала она, но, как марионетка, которую хозяин дернул за
ниточки, подошла к нему.
- О Боже, Ариэль!.. - простонал он, заключая ее в объятия.
Она прильнула к нему, неосознанно ища тепла, и он крепко прижал ее к
себе. Она начала гладить широкую спину Зика, испытывая невыразимое
блаженство от его сильного, мужского тела, прижатого к ее мягкому, женскому.
Их не мучили никакие воспоминания, сожаления. Все было здесь и сейчас.
Жажда и страсть, неукротимый, переполняющий обоих жар.
Он приподнял руками ее голову для поцелуя, но она уже сама тянулась к
нему, подставляя губы. Они попробовали друг друга хищным, открытым ртом, а
потом их губы, влажные и жаркие одновременно, слились в жадном поцелуе.
Ариэль застонала и приподнялась на цыпочки, чтобы крепче прижаться к нему
губами.
Руки Зика скользнули по спине и подхватили ее под ягодицы, чтобы
приподнять ее тело.
Ариэль вздрогнула, физически ощутив его возбуждение, и в панике уперлась
руками в его грудь и оттолкнулась.
- Зик. Зик, стой...
Он же хотел продолжить поцелуй.
Она изогнулась, стараясь выскользнуть из его объятий, но Зик лишь крепче
сжал руки. Прошло несколько мгновений, прежде чем он поднял голову.
- Ариэль?
- Пусти меня, Зик. Пожалуйста.
Он скользнул руками по ее талии и ослабил захват.
- Что случилось? - спросил он, уже зная ответ.
Она передумала, хотя он бы предпочел обратное. Мысли только мешают в
такой ситуации.
- Это не должно было случиться, - проговорила Ариэль, подтверждая его
худшие подозрения.
- Но случилось, - произнес он с неопровержимой мужской логикой.
- Это недолжно было, случиться, - повторила она более резко. - И мы оба
знаем, как все это глупо и неправильно.
Зик улыбнулся и попытался обнять ее крепче, инстинктивно прибегая к чарам
и лести.
- Ну почему ж неправильно? - промурлыкал он.
- Ах, я и забыла, что для тебя нет ничего неправильного, когда доходит до
секса! - Ее голос звенел, как колючие льдинки. - Но некоторые из нас более
разборчивы. Так что пусти меня!
Уязвленный ее холодностью, Зик подчинился.
- Ты никогда не была такой ледяной, - дрожащим голосом проговорил он.
- Я никогда не была много чем. - Она скрестила на груди руки, поеживаясь,
словно от холода. - Но это было до того, как я нашла мужчину, который клялся
мне в любви, в постели с другой женщиной.
Глава седьмая
Ариэль стояла у окна своей затемненной спальни, пылающая, дрожащая, ее
взгляд был прикован к Зику, застывшему у бассейна. Он не последовал за ней,
когда она развернулась и ушла в дом, хотя в душе она надеялась на это. Он
даже не попытался остановить ее.
Как в прошлый раз.
Ничего не отрицая.
И не извиняясь.
Он просто выглядел... страдающим от боли, подумала Ариэль, словно она
несправедливо обвинила его в каком-то гнусном преступлении. Не будь
свидетельства у нее перед глазами, не поймай его лично в момент измены, она
бы действительно поверила в его оскорбленную невинность.
Но она поймала его. С окровавленными руками. В момент совершения
преступления. Ну хорошо, признала она, не в самый момент. Однако той ужасной
ночью ей довелось убедиться, насколько была права ее мать относительно Зика:
ему нельзя доверять, особенно если речь идет о женщинах. А она не может жить
с человеком, которому не доверяет. Здесь даже неважно, насколько сильно она
его любит.
Сердце Ариэль подпрыгнуло, когда Зик неожиданно повернулся и посмотрел на
окна ее спальни. Он не отводил глаз, и ей показалось, что он видит ее,
стоящую и смотрящую на него, за длинными атласными шторами, закрывающими
стеклянную дверь. Ариэль затаила дыхание и ждала... ждала. Но его широкие
плечи приподнялись во вздохе, рука скользнула по волосам, и он отвернулся и
исчез в темноте за бассейном. Он ушел. Снова. Не попытавшись увидеть ее или
объясниться. Ощущение сокрушительного поражения прокатилось по всему телу
Ариэль, стоявшей и смотревшей ему вслед.
Да, иммунитет на Зика у нее так и не выработался за эти двадцать пять
лет. Один взгляд, одно прикосновение, один поцелуй - и она вернулась туда,
откуда начинала... Женщина для одного мужчины - она безнадежно, отчаянно,
бесповоротно влюбилась в мужчину, который никогда не удовлетворялся
единственной женщиной. Это она понимала уже тогда, восемнадцатилетней
девочкой, когда колебалась, принимать у него кольцо или нет.
Зик был возбужден и взвинчен, назначая ей свидание на тот вечер. А кто не
был взвинчен? Рано утром они отсняли последнюю сцену "Диких сердец", и Ханс
Остфилд заперся вместе с монтажером в одной из каморок студии, чтобы
побыстрее смонтировать фильм. О нем уже шла молва в Голливуде. Знающие люди
предсказывали, что "Дикие сердца" принесут деньги и успешную карьеру молодым
актерам.
Особенно удачную карьеру пророчили Зику Блэкстоуну.
Чтобы отпраздновать этот факт, Зик решил устроить пикник. Для этого он
закупил в местной закусочной сандвичи, картофельный салат, шампанское, а
также бумажные салфетки, пластиковые вилки и две небольших свечи в голубых
подсвечниках. Выезд на пикник планировался в стареньком фургоне Эрика
Шаннона, который Зик взял напрокат.
Когда они прибыли в нем в безлюдный парк у подножия горы Санта-Моника со
спальным мешком, свечами, шампанским и розой, Зик торопливо открыл
шампанское, наполнил им пластиковые стаканчики и, театрально подняв вверх
свой, торжественно произнес:
- За Голливуд!
Ариэль едва не свалилась от неожиданности. За Голливуд? Он привез ее
сюда, чтобы произнести тост за Голливуд?
В конце концов, неужели ее мать права? Неужели карьера для него важнее
всего?
- Я собираюсь в один прекрасный день завладеть этим городом, - продолжил
Зик, окидывая взглядом открывающуюся панораму мерцающих огней Лос-Анджелеса
и пятидесятифутовых букв слова ГОЛЛИВУД на горе Кагуэнга. - Или по крайней
мере доброй частью его. "Дикие сердца" - лишь начало. Мне уже предложили две
роли в кино - только благодаря слухам. И мой агент говорит, что после выхода
"Сердец" последуют десятки предложений. Я смогу сам выбирать роли. Именно
этого я всегда хотел. Еще хочу попробовать себя в режиссуре. И в качестве
продюсера. Черт возьми, когданибудь у меня будет собственная кинокомпания!..
- Все это очень... амбициозно, - проговорила Ариэль, выискивая свое место
в его грандиозной схеме.
- Я всегда хотел именно этого. Еще ребенком с пятого этажа в доме без
лифта в Бронксе я хотел стать одним из красавцев на киноэкране. Ну, - он
