Раду фортуна, вошедший в помещение вслед за нами, не улыбался.
- Товарищ Чаушеску нам говорил, что СПИД - капиталистическая болезнь, - шепнул он. - В Румынии нет официальных случаев СПИДа. Ни одного.
- О Господи, Господи, - бормотал доктор Эймсли, медленно двигаясь по комнате. - У многих из них прогрессирующая стадия СПИДа. А еще они страдают от недоедания и авитаминоза.
Он поднял глаза. За стеклами очков у него блестели слезы.
- Как долго они здесь находятся? Фортуна пожал плечами.
- Большинство, наверное, с самого рождения. Родители привозить их сюда. Дети не выходить из этот комната, поэтому так мало уметь ходить. Никто не держать их, когда они пытаться.
Доктор Эймсли разразился потоком ругательств, которые, казалось, клубятся в морозном воздухе, фортуна кивнул.
- Но кто-нибудь зафиксировал документально эти.., эту.., трагедию? - спросил доктор Эймсли сдавленным голосом.
Теперь Фортуна улыбнулся.
- О да, да. Доктор Патраску из Института вирусологии имени Стефана С. Николау. Он говорить, это происходить три.., может быть, четыре года назад. Первый ребенок, что он проверить, был заражен. Я думаю, шесть из следующие четырнадцать тоже болеть СПИД. Все города, все государственные детские дома, где он был, - много-много больные дети.
Доктор Эймсли оторвался от разглядывания с помощью карманного фонарика-ручки глаз ребенка, находившегося в коматозном состоянии. Медленно выпрямившись, он сгреб фортуну за отвороты пальто, и какую-то секунду я не сомневался, что Эймсли ударит нашего маленького гида.
- Но скажи, Бога ради, парень, он кому-нибудь об этом говорил? фортуна равнодушно смотрел на доктора.
- О да, да. Доктор Патраску, он говорить министру здравоохранения. Они говорить, ему прекратить немедленно. Они отменять совещание по СПИД, который доктор планировать... Потом они сжигать его записи и.., как вы говорить?., как маленькие планы для собраний.., программы. Они конфисковать напечатанные программы и сжигать их.
Отец О'Рурк опустил на пол двухлетнюю девочку. Ее тонкие ручонки потянулись к священнику" и она издавала при этом неясные, требовательные звуки - просьбу опять взять ее на руки. Он поднял ребенка, крепко прижав к щеке ее лысую, неровную головку.
- Будь они прокляты, - шептал священник молитвенным голосом. - Будь проклято это министерство. Будь прокляты эти сукины дети там, внизу. Будь проклят навеки Чаушеску. Чтоб им всем гореть в аду.
Доктор Эймсли глядел на малыша, состоявшего, казалось, из одних ребер и вздутого живота.
- Этот ребенок умер.
Он снова обратился к Фортуне.
- Как это могло случиться? Ведь среди основной массы населения СПИД не мог здесь получить широкого распространения Или это дети наркоманов?
В глазах доктора я прочел и другой вопрос, откуда столько детей наркоманов в стране, где средняя семья даже на питание не имеет достаточно средств и где хранение наркотиков карается смертью?
- Пойдемте, - сказал Фортуна и повел нас с доктором из обиталища смерти. Отец О'Рурк остался: он брал на руки и гладил одного ребенка за другим.
Внизу, в "палате для здоровых", отличавшейся от приюта в Себеше только размерами - металлических кроваток-клетушек здесь было не меньше тысячи, - медсестры вяло переходили от ребенка к ребенку, совали им бутылку с жидкостью, напоминающей обезжиренное молоко, а затем, как только ребенок начинал сосать, делали ему укол. Потом сестра вытирала шприц тряпкой, которую носила за поясом, втыкала его в большой флакон на подносе и делала укол следующему ребенку.
- Матерь Божья, - прошептал Эймсли. - У вас нет одноразовых шприцев? Фортуна развел руками.
- Капиталистическая роскошь. Лицо Эймсли приобрело такой багровый оттенок, что я подумал, не хватит ли его сейчас удар.
- А что вы скажете тогда насчет элементарных автоклавов ?
Oортуна пожал плечами и спросил что-то у ближайшей сестры. Она коротко ответила и продолжила делать уколы.
- Она говорить, автоклав сломан. Сломался. Послан на ремонт в Министерство здравоохранения, - перевел Фортуна.
- Когда? - прорычал Эймсли.
- Он сломан четыре года, - сказал Фортуна, после того как окликнул поглощенную своим занятием женщину. Отвечая, она даже не обернулась. - Она говорить, что это было за четыре года до того, как его отправить для ремонта в прошлом году.
Доктор Эймсли приблизился к ребенку шести-семи лет, посасывавшему бутылочку, лежа в кровати. Смесь по виду напоминала мутно-белую водицу.
- А что это они колют, витамины?
- Да нет, - сказал фортуна. - Кровь.
Доктор Эймсли замер, потом медленно повернулся.
- Кровь?
- Да-да. Кровь взрослых. Она делает маленькие дети сильными. Министерство здравоохранения одобрять.., они говорить, это очень.., как это у вас.., передовая медицина.
Эймсли шагнул в сторону сестры, потом - к Фортуне, затем резко развернулся в мою сторону с таким видом, словно убил бы обоих, будь они поближе.
- Кровь взрослых, Трент. Господи Иисусе. Да ведь эта теория умерла вместе с газовыми фонарями и котелками. Бог ты мой, неужели они не понимают...
Он снова повернулся к Фортуне.
- фортуна, где они берут эту.., взрослую кровь?
- Ее жертвовать. , iет, не то слово Не жертвовать - продавать, да. Те люди в больших городах, у которых совсем нет денег, они продавать кровь для детей. Пятнадцать лей за один раз.
Доктор Эймсли издал какой-то хриплый горловой" звук, вскоре перешедший во всхлипы. Закрыв глаза рукой, он, пошатываясь, отступил назад и прислонился к тележке, заставленной бутылками с темной жидкостью.
- Платные доноры, - шепотом говорил он сам себе. - Бродяги.., наркоманы.., проститутки... И это вводят детям в государственных детских домах многоразовыми нестерилизованными шприцами.
Эймсли всхлипывал все громче, затем присел на грязные полотенца, все еще прикрывая глаза рукой. Из груди у него рвался смех.
- Сколько... - начал было он, закашлялся и, наконец, спросил у Фортуны:
- Сколько было инфицированных СПИДом по оценкам этого самого Патраску?
Фортуна нахмурился, напрягая память.
- Думаю, наверное, он найти восемьсот из первые две тысяча. После этого цифры больше.
Держа ладонь козырьком, Эймсли прошептал:
- Сорок процентов. А сколько здесь.., вообще детей в приютах?
Наш гид пожал плечами.
- Министерство здравоохранения говорить, может быть, двести тысяч. Я думаю, больше.., может, миллион. Может, больше.
Доктор Эймсли не поднимал глаз и ничего не говорил. Его горловые всхлипы становились все громче, и я понял, что это вовсе не смех, а рыдания.
Глава 5
В предвечерние сумерки мы вшестером выехали в северном направлении, в Сигишоару. Отец О'Рурк остался в приюте в Сибиу. По дороге Фортуна собирался сделать остановку в каком-то маленьком городишке.
- Мистер Трент, вам понравиться Копша-Микэ. Это для вас мы туда заехать.
Продолжая смотреть на проплывающие за окном разрушенные деревни, я спросил:
- Опять приюты?
- Нет-нет. Я хочу сказать, да.., в Копша-Микэ есть приют, но мы туда не идем. Это маленький город.., шесть тысяч человек. Но это причина вы приехать в нашу страну, да?
Я все же повернулся посмотреть на него.
- Промышленность? Фортуна засмеялся.
- Ах да... Копша-Микэ очень промышленный город. Как очень многие наши города. А этот так близко от Сигишоары, где родился Темный Советник товарища Чаушеску.
- Темный Советник, - повторил я. - Что за чертовщину вы несете? Хотите сказать, что советником у Чаушеску был Влад Цепеш?
Гид промолчал.
Сигишоара - это прекрасно сохранившийся средневековый город, где даже автомобиль на узких мощеных улочках выглядит чудовищем из другого мира. Холмы вокруг Сигишоары усеяны полуразрушенными башнями и укреплениями, которые по живописности не идут ни в какое сравнение с полудюжиной сохранившихся в Трансильвании замков, выдававшихся за замки Дракулы впечатлительным туристам с твердой валютой. Но старый дом на Музейной площади действительно был местом рождения Влада Дракулы, где он жил с 1431 по 1435 год. Когда я видел этот дом много лет тому назад, наверху был ресторан, а внизу - винный подвал.
Фортуна потянулся и отправился на поиски съестного. Доктор Эймсли, слышавший наш разговор, подсел ко мне.
- Вы верите этому человеку? - шепотом спросил он. - Теперь он готов рассказывать вам страшилки про Дракулу. Господи Иисусе!
Я кивнул и стал смотреть на горы и долины, в серой монотонности проплывавшие за окном. Здесь ощущалась некая первозданность, какой я не встречал нигде в мире, хоть и посетил бессчетное множество стран. Горные склоны, глубокие расселины и деревья казались бесформенными, искореженными - будто нечто, пытающееся вырваться с картин Иеронима Босха.
- Я бы предпочел иметь дело с Дракулой, - продолжал милейший доктор. - Попробуйте представить, мистер Трент.., если бы мы объявили, что Влад Прокалыватель жив и терзает в Трансильвании людей, и тогда.., черт возьми.., сюда примчались бы десятки тысяч репортеров. Станции спутниковой связи на городской площади в Сибиу стали бы передавать сообщения по всем каналам новостей в Америке. Весь мир затаит дыхание от любопытства... Но то, что происходит в реальности, десятки тысяч погибших мужчин и женщин, сотни тысяч детей, брошенных в приюты, где их ждет... Черт возьми!..
Я кивнул, не глядя на него.
- Обыденность зла, - прошептал я.
- Что?
- Обыденность зла. - Я повернулся к врачу с мрачной улыбкой. - Дракула стал, бы сенсацией. А положение сотен тысяч жертв политического безумия, бюрократизма, глупости - это просто.., неудобство.
***
В Копша-Микэ мы приехали незадолго до наступления темноты, и я сразу же понял, почему это "мой" город. На время получасовой стоянки Уэкслер, Эймсли и Пэксли остались в поезде; только у Карла Берри и у меня здесь были дела. Фортуна вел нас.
Деревня - для города это поселение было слишком мало - расположилась в широкой долине меж старых гор. На склонах лежал снег, но черный. Черными были и сосульки, свисавшие с крыш. Под ногами, на немощеных дорогах черно-серая слякоть, и все закрывала непрозрачная пелена черного воздуха, будто в свете умирающего дня порхали мириады микроскопических мотыльков. Навстречу шли мужчины и женщины в черных пальто и шалях, которые тащили за собой тяжелые тележки или вели за руку детей, и лица у этих людей были тоже черными. В центре деревни я обнаружил, что мы все пробираемся по слою пепла и сажи толщиной не меньше трех дюймов.
Я видел действующие вулканы в Южной Америке и в других местах, где пепел и полночное небо выглядели точно так же.
- Это.., как вы это говорить.., завод автопокрышек, - сказал Раду фортуна, показывая рукой в сторону черного промышленного комплекса, напоминавшего разлегшегося дракона. - Он делать черный порошок для резиновые изделия... Работает двадцать четыре часа в сутки. Небо здесь всегда такое... - Он гордым жестом обвел окутавшую все и вся черную мглу.
Карл Берри закашлялся.
- Боже милостивый, как только здесь можно жить?
- Здесь долго не жить, - ответил Фортуна. - Большинство старые люди, как вы и я, у них свинцовое отравление. У маленькие дети.., как будет это слово? Всегда кашлять?
- Астма, - подсказал Берри.
- Да, у маленькие дети астма. Младенцы рождаться с сердцами.., как вы говорить, реформированные?
- Деформированными, - сказал Берри. Я остановился в сотне ярдов от черных заборов и черных стен завода. Вся деревня казалась черным рисунком на сером фоне. Даже свет ламп не пробивался сквозь закопченные сажей окна.
