- Есть, сэр. - Сержант двинулся было к кубрику, но вдруг
остановился. - Можно один вопрос, капитан?
- Давайте.
- У меня такое чувство, сэр, - пробормотал Грегориус, - что... В
общем, ничего конкретного, но приглядывайте за своей спиной.
- Ладно, - ответил де Сойя.
Подождав, пока Грегориус вернется в кубрик и люк закроется, он
направился к главному гравиколодцу. Следовало до старта лечь в свой
саркофаг.
В системе Пасема было полным-полно торговых кораблей, боевых
звездолетов, орбитальных станций - Тор Гильдии торговцев, военные базы,
терраформированные астероиды типа Кастель-Гандольфо, орбитальные
"бидонвили" по низким ценам, куда слетались миллионы, лишь бы поближе к
центру цивилизации - ведь жить на самой планете не всем по карману.
Кроме того, там наблюдалась самая высокая концентрация личных
космических средств передвижения. Вот почему Кендзо Исодзаки,
исполнительный директор и председатель Исполнительного Совета
панкапиталистической лиги независмых католических трансгалактических
торговых организаций, желая побыть в одиночестве, взялся пилотировать
личный челнок и шел тридцать два часа на высоком ускорении к внешнему
кольцу системы.
Даже выбрать челнок оказалось не слишком просто. Гильдия владела
целой флотилией для перемещений внутри системы, но Исодзаки вполне
допускал, что, несмотря на все принятые меры, на каждом челноке
наверняка сидят "жучки". Сначала он предполагал арендовать грузовик, но
потом рассудил, что его врагам - Ватикану, Священной Канцелярии,
разведке Флота, "Opus Dei", соперникам внутри Гильдии и мало ли кому еще
- ничего не стоит установить "жучки" на каждый из великого множества
звездолетов Гильдии.
В конце концов Исодзаки переоделся, загримировался, отправился в
общественный док Тора, купил на месте древний хоппер и велел своему
подпольному ИскИну в комлоге вывести корабль из оживленной зоны
эклиптики. Хоппер шесть раз окликали имперские патрули, однако лицензия
была в порядке, к тому же он направлялся к астероидам - перекопанным
вдоль и поперек, но все равно привлекательным для отчаявшегося
старателя, - посему без личного досмотра обошлось.
Исодзаки злила эта мелодрама, бесцельная трата драгоценного
времени. Можно было бы встретиться и у него в кабинете на Торе - если бы
согласился второй. Но второй отказался, а Исодзаки в глубине души
понимал, что ради этой встречи отправился бы и на Альдебаран.
Через тридцать два часа после вылета с Тора хоппер убрал внутреннее
силовое поле и разбудил пассажира. Бортовой компьютер, на редкость тупой
прибор, ни на что другое не способный, выдал Исодзаки координаты и
сведения о разработках, а нелегальный комлог тем временем сканировал
пространство, выискивая корабли - в активном режиме или затаившиеся,
после чего объявил, что сектор свободен.
- Как же он сюда доберется, если тут нет кораблей? - спросил
Исодзаки, размышляя вслух.
- Иначе добраться невозможно, сэр, - отозвался комлог. - Если он
здесь, что представляется крайне маловероятным...
- Молчать! - цыкнул Исодзаки.
Он сидел в пропахшем маслом полутемном блистере и глядел на зияющий
жерлами шахт астероид в полукилометре от хоппера. Тем временем корабль
сравнял скорость с астероидом, и знакомое пасемское звездное небо за
астероидом начало вращаться. Если не считать астероида, вокруг не было
ничего - только вакуум, космические лучи и пронзительная тишина.
И тут в наружный шлюз постучали.
8
В то время, когда происходила передислокация войск, в то время,
когда армады матово-черных звездолетов дырявили
пространственно-временной континуум, в тот самый миг, когда Великого
Инквизитора отправили на терзаемый Шрайком Марс, а исполнительный
директор Гильдии торговцев летел на тайное рандеву в открытом космосе, я
лежал беспомощный в постели, мучимый дикой болью в спине и животе.
Боль - штука любопытная и обескураживающая. Мало что на свете
способно столь бесцеремонно и столь решительно завладеть вашим
вниманием, и мало о чем столь же скучно слушать или читать.
Боль всепоглощающа. Поразительно неумолимая, она обладает
всеподчиняющей силой. В часы агонии - и тогда, и потом - я пытался
сосредоточиться на окружающем, думать о других вещах, говорить с людьми,
даже повторял в уме таблицу умножения, но боль проникала во все уголки
сознания, точно расплавленное железо - в трещины плавильного тигля.
Я смутно осознавал происходящее - я на планете, которую комлог
определил как Витус-Грей-Балиан Б; набирал воду из колодца, когда меня
скрутила боль; подошла женщина в синем одеянии, синие ногти, открытые
сандалии, и позвала на помощь других - в синих одеяниях, - они перенесли
меня в дом, и я продолжал сражаться с болью на мягкой кровати. Там были
и еще люди - женщина в синем платье и платке, молодой мужчина в синем
костюме и в тюрбане и по крайней мере двое детей, тоже в синем. Эти
добрые люди не только удовлетворились моими нечленораздельными
извинениями и маловразумительными жалобами - они разговаривали со мной,
клали на лоб влажные компрессы, успокаивали, сняли с меня ботинки,
носки, жилет, заботились обо мне, ободряюще шепча что-то на своем
странном языке, пока я пытался сохранить хоть крохи собственного
достоинства, сражаясь с приступами боли.
Прошло несколько часов - небо за окнами стало по-вечернему розовым,
- и женщина, та, что первой подошла ко мне, сказала:
- Гражданин, мы попросили местного священника-миссионера о помощи,
и он отправился за доктором с имперской военной базы в Бомбасино. У
военных почему-то не оказалось ни свободных скиммеров, ни других
летательных аппаратов, поэтому священник и доктор... если доктор
приедет... поедут вниз по реке - это пятьдесят пулов. Если повезет, они
будут здесь еще до рассвета.
Я понятия не имел, сколько в одном пуле метров - или километров - и
сколько надо времени, чтобы проделать путь в пятьдесят пулов, я не знал
даже, сколько в этом мире длится ночь, но от одной лишь мысли, что скоро
настанет конец моим мучениям, на глаза мне навернулись слезы... и я
прошептал:
- Пожалуйста, мэм, не надо имперских врачей...
Женщина положила мне на лоб холодную ладонь.
- Так надо. В Лок Чайлд-Ламонде больше нет своего доктора. Вы
можете умереть без медицинской помощи.
Я застонал и перекатился на бок. Боль пронзила меня раскаленной
проволокой. Я понимал, что доктор с базы сразу поймет, что я не отсюда,
сообщит обо мне полиции или военным - если этого уже не сделал их
"священник-миссионер", - и меня наверняка задержат и допросят. На сем
моя миссия и закончится - полным провалом. Четыре с половиной
стандартных года назад, отправляя меня в эту одиссею, старый поэт Мартин
Силен поднял бокал шампанского и предложил тост за героев. Если бы он
только знал, чем это обернется в действительности! А может, он знал?
Ночь тянулась с леденящей медлительностью. То ко мне заглядывали
две женщины - посмотреть, как я, - то дети в голубых платьицах
(наверное, в ночных рубашках) таращились на меня из полутемного
коридора. У девочки светлые волосы... и прическа совсем как у Энеи в ту
пору, когда мы встретились, и ей было двенадцать, а мне - двадцать
восемь стандартных лет. Мальчик - он младше девочки - очень бледный,
голова выбрита. Всякий раз, заглядывая ко мне, он робко махал ручонкой.
Когда боль отступала, я вяло махал в ответ.
Уже рассвело, а врача все не было. Соленой мутью накатило отчаяние.
Я не в силах выносить эту ужасающую боль еще час. Интуитивно я знал, что
такие люди, как мои хозяева, давным-давно дали бы мне болеутоляющее,
если б оно у них было. Я всю ночь пытался вспомнить, не осталось ли
чего-нибудь подходящего в каяке. Нет, единственное, что я захватил из
лекарств, - аспирин и средства дезинфекции. А против такой сокрушающей
волны боли аспирин не поможет.
Я решил, что, пожалуй, смогу продержаться еще десять минут. Они
сняли браслет комлога и положили на полку у кровати. Можно попробовать
скоротать время за разговором с комлогом. Я потянулся к полке, задыхаясь
от накатившей боли... еще немного - получилось! - Нацепив браслет на
запястье, я прошептал:
- Биомонитор включен?
- Да.
- Я умираю?
- Показатели жизнедеятельности критические, - сообщил комлог
неизменно спокойным тоном. - Вы в шоке. Кровяное давление... - Он
пустился перечислять технические подробности и перечислял их до тех пор,
пока я не велел ему заткнуться.
- Ты не выяснил, что со мной случилось?
За приступами боли волнами накатывала тошнота. В желудке уже ничего
не осталось, но позывы на рвоту не прекращались.
- Состояние напоминает приступ при воспалении аппендикса.
- Аппендицит... - Такие бесполезные придатки, как аппендикс, были
давным-давно генетически удалены из человеческого организма. - Разве у
меня есть аппендикс?
Уже наступило утро... Шелест одежд в тишине дома... женщины уже
несколько раз заглядывали ко мне.
- Ответ отрицательный, - сообщил комлог. - Такого не бывает, если
только это не генетические отклонения, в данном случае вероятность...
- Помолчи, - прошипел я. В комнату вошли две женщины в голубом, а с
ними - третья, выше, тоньше, явно не местная. В черном комбинезоне с
крестом и кадуцеем - значком медицинских частей Имперского Флота на
левом плече.
- Доктор Молина, - представилась она, распаковывая маленький черный
саквояж. - На базе все скиммеры на маневрах, мне пришлось добираться по
реке на катере. - Она приложила одну присоску к моей груди. Вторую - к
животу. - Вы, наверное, считаете, что я проделала этот путь
исключительно ради вас. Так вот, вынуждена вас разочаровать: один из
наших скиммеров потерпел аварию близ Кероа-Тамбат, в восьмидесяти
километрах к югу отсюда, и мне нужно оказать раненым первую помощь.
Ничего серьезного, синяки и ушибы да одна сломанная нога. Не отзывать же
скиммер с маневров из-за такой ерунды. - Доктор Молина достала из
саквояжа небольшой приборчик и подключила к присоскам. - А если вы из
тех, что сбежали несколько дней назад с грузовика Гильдии, то ограбить
меня все равно не удастся. Вы не получите ни денег, ни наркотиков.
Снаружи, у двери, двое охранников. - Она надела наушники. - Итак, что с
вами стряслось, молодой человек?
Я покачал головой, заскрежетал зубами от очередного приступа боли
и, когда смог, ответил:
- Не знаю, доктор... Спина... И тошнит...
Не обращая на меня внимания, доктор Молина изучала показания
прибора. Внезапно она резко наклонилась и надавила мне слева на живот.
- Больно?
Я чуть не заорал.
- Да, - сказал я, когда смог говорить. Она кивнула и повернулась к
моей спасительнице в голубом.
- Скажите священнику, который меня привез, чтоб принес большую
сумку. Организм полностью обезвожен. Нужно подключить искусственное
питание. А потом я введу ему ультраморф.
И тут я понял: есть только боль, она над всем, превыше всего -
превыше идеологий, честолюбивых устремлений, мыслей, эмоций; я знал это
с детства, я видел, как умирала от рака моя мать. Есть только боль. И
спасение от боли. Я готов сделать что угодно для этой разговорчивой и
грубоватой женщины-врача.
- Что со мной? Откуда эта боль?
У доктора Молины был старинный шприц, в который она набрала из
пузырька приличную дозу ультраморфа. Если бы даже она сказала мне, что я
