по-прежнему пылали отблесками битвы.
- Извините. - Ленар Хойт поднял взгляд от струн и поплотнее запахнул
накидку, в которую зябко кутался.
- Ничего, - ответил Консул. - Я выспался. - И вправду: он давно уже
не чувствовал себя таким отдохнувшим. - Поиграйте еще.
Пронзительные звуки слились с воем ветра, налетавшего с горных
вершин, в странный дуэт. Инструмент звучал так чисто, что у Консула
защемило сердце.
На балкон вышли Ламия Брон и полковник Кассад. Через минуту к ним
присоединился Сол Вайнтрауб. Рахиль ерзала в своей люльке и тянула к
ночному небу ручонки, словно пытаясь сорвать распускающиеся на нем
неправдоподобно яркие цветы.
Хойт играл. В этот предрассветный час ветер разгулялся вовсю, и
чистые звуки свирели, издаваемые горгульями, вторили огромному фаготу
Башни.
- Башка трещит, а всем наорать, - раздался голос поэта. Держась за
голову, он подошел к перилам и свесился вниз: - Если я блевану с этой
высоты, моя блевотина достигнет земли только через полчаса.
Отец Хойт не поднимал головы. Его пальцы летали по струнам.
Северо-западный ветер все усиливался и становился все холоднее, но
вплетавшиеся в его завывания чистые ноты балалайки несли с собой тепло и
жизнь. Все кутались в одеяла и накидки, спасаясь от яростных порывов
ветра, а маленький инструмент, не отставая от него ни на такт, вел свою
партию. Никогда еще Консул не слышал более странной и прекрасной симфонии.
Ветер отчаянно взревел, обрушился на паломников с новой силой и
внезапно стих. Хойт ударил по струнам в последний раз и отложил балалайку.
Ламия Брон огляделась:
- Почти рассвело.
- У нас есть еще час, - заметил полковник Кассад.
Ламия пожала плечами:
- К чему тянуть?
- И в самом деле, - сказал Сол Вайнтрауб и показал на восток, где
звезды уже начали бледнеть, предвещая восход солнца. - Похоже, будет
хороший день.
Что ж, давайте собираться, - согласился Хойт. - Как вы думаете, нужно
брать с собой вещи?
Все переглянулись.
- Вряд ли они понадобятся, - сказал Консул. - Разве что комлог с
мультипередатчиком - его возьмет полковник. Берите только то, что вы
приготовили для встречи со Шрайком. Все остальное оставим здесь.
- Ладно, - согласилась Ламия и, повернувшись к двери, махнула рукой:
- Пойдемте.
От северо-восточных врат Башни вниз, к пустошам, вела шестьсот
шестьдесят одна ступенька. Перил не было, и поэтому прежде, чем поставить
ногу, паломникам приходилось подолгу вглядываться в темноту.
Спустившись, они оглянулись на оставшийся позади каменный отрог.
Башня Хроноса казалась отсюда его частью, а балконы и наружные лестницы
выглядели маленькими зарубками на теле горы. Особенно яркие вспышки иногда
отражались в стеклах окон, порой мелькала тень горгульи - других признаков
Башни не было заметно, словно она растворилась в камне.
Держась открытых мест и избегая кустарников, шипы которых цеплялись
за одежду, как коли хищных птиц, паломники пересекли гряду невысоких
холмов. Вскоре траву сменил песок. Миновав несколько небольших барханов,
они начали спускаться в долину.
Ламия Брон шла впереди. На ней была тонкая накидка и красный шелковый
костюм, с черной оторочкой. На запястье поблескивал комлог. Следом шел
полковник Кассад в полном боевом снаряжении. Его полимерный камуфляж не
был активирован, и поэтому доспехи казались матово-черными, поглощая весь
падающий на них свет. На плече у него висела десантная винтовка
стандартного образца. Забрало шлема сверкало, словно черное зеркало.
На отце Хайте была черная накидка и черный костюм со строгим белым
воротничком. Балалайку он нес в руках, запеленав ее, как ребенка.
Казалось, каждый шаг причиняет ему невыносимую боль. За ним следовал
Консул, одетый в полном соответствии с дипломатическим протоколом:
накрахмаленная сорочка, черные брюки и сюртук, бархатная накидка и золотая
треуголка, которая была на нем во время их первой встречи на
звездолете-дереве. Треуголку ему пришлось придерживать рукой, чтобы ее не
унес вновь налетевший откуда ни возьмись ветер, который полз по дюнам, как
змея, и швырял ему в лицо песок. За ним вплотную шагал Мартин Силен в
своей шубе, мех на которой стоял дыбом.
Сол Вайнтрауб замыкал группу. Рахиль лежала в переносной люльке на
груди отца, заботливо укрытая его накидкой. Ученый что-то напевал ей, но
ветер уносил слова.
Через сорок минут они подошли к мертвому городу. Мрамор и гранит
сверкали, озаренные вспышками взрывов. На фоне светлеющего неба уже
проступили вершины гор, но Башня по-прежнему тонула в темноте. Паломники
пересекли неглубокую песчаную впадину, поднялись на пологий холм, и
внезапно перед ними открылась нижняя часть долины с Гробницами Времени.
Консул разглядел вдали крылья Сфинкса и мерцание нефрита.
Грохот и треск, раздавшиеся где-то позади, заставили его испуганно
обернуться.
- Началось? - спросила Ламия. - Бомбардировка?
- Да нет же, - невозмутимо ответил Кассад и указал рукой на небосвод
над горными вершинами, где звезды затянуло мглой. Там сверкнула молния,
осветившая ледники и глетчеры. - Это всего лишь гроза.
И они вновь зашагали по багрово-красным пескам. Консул вдруг понял,
что все это время непроизвольно кого-то высматривает в долине возле
Гробниц. Он был абсолютно уверен, что их там поджидает... _О_н_.
- Смотрите-ка, - шепот Ламии Брон был еле слышен сквозь завывания
ветра.
Гробницы Времени светились. Именно это свечение Консул и принял за
отблески взрывов космической битвы. У каждой из Гробниц был свой оттенок,
и каждая была отлично видна, проступая все ярче и ярче на фоне темной
долины. В воздухе пахло озоном.
- Это обычное явление? - дрогнувшим голосом спросил отец Хойт.
Консул покачал головой:
- Никогда не слышал ни о чем подобном.
- Рахиль тоже никогда не говорила, что Гробницы могут светиться, -
поддержал его Сол Вайнтрауб, и паломники снова зашагали по сыпучим пескам.
Ученый продолжал напевать прерванную было песенку.
У входа в долину они остановились. Мягкий песок сменился каменистым
грунтом, а дальше, в низине, через которую пролегал путь к светящимся
Гробницам, сгустились черные тени. Все топтались на месте. Все молчали.
Консул чувствовал, как бешено колотится его сердце. Но сильней, чем страх,
сильней, чем ожидание встречи с тем, что там, внизу, было объявшее его
глубокое уныние, словно бы принесенное ветром, - леденящий душу страх,
такой давящий, что хотелось бросить все и бегом бежать назад, к песчаным
дюнам.
Консул повернулся к Вайнтраубу:
- Что за песенку вы поете дочке?
Сол с трудом выдавил улыбку и поскреб свою коротенькую бородку.
- Это из древнего плоского фильма. Он был снят еще до Хиджры. Какой
там до Хиджры - до всего на свете.
- Спойте ее нам, - попросила Ламия Брон, поняв, что задумал Консул.
Ее лицо побледнело.
Вайнтрауб запел - сначала еле слышно, но мелодия каким-то образом
расшевелила всех. Отец Хойт развернул балалайку и начал подыгрывать - все
более и более уверенно.
Ламия Брон рассмеялась, а Мартин Силен с ужасом воскликнул:
- Бог ты мой, я ведь пел эту песенку в детстве. Седая старина.
- Но кто же волшебник? - спросил полковник; его усиленный шлемофоном
голос заставил всех улыбнуться.
- И что такое Оз? - спросила Ламия.
- И кто же все-таки отправился повидать этого волшебника? -
усмехнулся Консул, ощущая как понемногу ослабевает сковавший его
необъяснимый страх.
Сол Вайнтрауб остановился и попробовал пересказать фабулу старой
ленты, давно превратившейся в прах.
- Не надо, - вдруг сказала Ламия. - Расскажете потом. Лучше спойте
еще раз.
Грозовая туча приближалась к пустошам, тогда как горы давно уже
поглотила тьма. Небо продолжало кровоточить, но горизонт на востоке
немного побледнел. Слева от них белел мертвый город - словно пустыня
скалила зубы.
Ламия снова шла впереди. Сол Вайнтрауб запел громче, и Рахиль
зашевелила ручонками от удовольствия. Ленар Хойт откинул назад накидку,
чтобы она не мешала играть. Мартин Силен отшвырнул пустую бутылку далеко в
пески и начал подпевать удивительно сильными приятным голосом.
Федман Кассад поднял забрало, забросил винтовку за спину и
присоединился к хору. Консул тоже начал было петь, потом подумал, что
слова уж очень глупы, расхохотался - и снова запел.
Там, где начиналась тьма, дорога расширилась. Консул пошел вправо,
Кассад присоединился к нему, Сол Вайнтрауб встал посередине. Теперь все
шестеро шли бок о бок. Ламия Брон взяла за руку Силена, другую руку
протянула Вайнтраубу.
Продолжая петь и не оглядываясь, паломники спустились по склону и
двинулись к Гробницам Времени.
Дэн Симмонс.
Падение Гипериона
Падение Гипериона ("Гиперион" #2).
Пер. - С.Силакова, Н.Науменко.
Dan Simmons. The Fall of Hyperion (1990) ("Hyperion" #2).
Джону Китсу, чье имя написано в вечности
Может ли Бог соревноваться со своими творениями?
Может ли вообще творец, пусть даже возможности его весьма
ограниченны, всерьез соревноваться со своими творениями?
Норберт Винер. "Бог и Голем"
Разве не может быть так, что неким высшим существам
доставляет развлечение искусный поворот мысли, удавшийся -
пускай и безотчетно - моему разуму, как забавляет меня
самого проворство суслика или испуганный прыжок оленя?
Уличная драка не может не внушать отвращения, однако
энергия, проявленная ее участниками, взывает к чувству
прекрасного... Для высшего существа наши рассуждения могут
выглядеть чем-то подобным: пусть даже ошибочные, тем не
менее они прекрасны сами по себе. Именно в этом
заключается сущность поэзии...
Джон Китс, из письма к Джорджу и Джорджиане
Китсам от 14 февраля 1819 г. (Пер. С.Сухарева)
Воображение можно уподобить сну Адама: он пробудился
и увидел, что все это - правда.
Джон Китс, из письма к Бенджамину Бейли
от 22 ноября 1817 г. (Пер. С.Сухарева)
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
1
В день отбытия армады - последний день нашей мирной жизни - я был
приглашен на прием. Приемы в тот вечер проходили повсюду, на всех
полутораста с лишним планетах Гегемонии, но только этот стоил внимания.
Сообщив через инфосферу, что непременно буду, я удостоверился, что на
моем лучшем смокинге нет ни пятнышка, неспешно помылся и побрился, оделся
с тщательностью истого денди и в назначенный час с помощью одноразового
дискоключа из чипа-приглашения нуль-транспортировался с Эсперансы на Тау
Кита.
В этом полушарии ТКЦ был вечер, и косые лучи золотили холмы и долины
Оленьего парка, серые башни Административного Комплекса далеко на юге,
берега реки Тетис, окаймленные плакучими ивами и сверкающими огненными
папоротниками, и белую колоннаду Дома Правительства. Гости прибывали
тысячами, но сотрудники охраны успевали перехватить каждого - губы
выговаривают "Добро пожаловать!", глаза сверяют номер приглашения с ДНК
гостя, рука взлетает в артистическом жесте, указывая дорогу к бару и
