отдалась патриотическому угару и жажде вражеской крови - чувствам,
дремавшим почти полтора века.
Я не аплодировал. Никем не замечаемый, я мысленно произнес тост -
теперь не за леди Филомель, а за неистребимую глупость моих собратьев - и
допил остатки шампанского, уже выдохшегося.
Теперь в систему Тау Кита входили основные корабли флотилии. Из
нескольких легких прикосновений к инфосфере (ее поверхность, бугристая от
всплесков информации, к этому моменту уже походила на штормовое море) я
узнал, что костяк космической армады ВКС составляют сто с лишним крупных
спин-звездолетов: матово-черные ударные авианосцы с разведенными
старт-пилонами; штабные корабли класса 3С, красивые и хрупкие, как метеоры
из черного хрусталя; луковицеобразные эсминцы, напоминающие раздутые
факельщики, каковыми по сути они и были; силовые заградители - скорее
сгустки энергии, чем нечто материальное. В серебристом зеркале их силовых
щитов, работающих сейчас в режиме полного отражения, зрители увидели саму
Тау Кита и серпантин огненных шлейфов. Тут были скоростные крейсеры,
шнырявшие, как акулы, среди своих медлительных собратьев, громоздкие
войсковые транспортники, в чьих трюмах бултыхались в невесомости тысячи
морских пехотинцев, и множество вспомогательных кораблей: сторожевики,
истребители, торпедные катера, ретрансляторы мультисвязи и, наконец,
корабли-"прыгуны" с мобильными порталами - огромные додекаэдры со
сказочным оперением из тысяч зондов и антенн.
А вдалеке, удерживаемые на безопасном расстоянии диспетчерами,
порхали яхты, гелионакопители и мелкие частные корабли, ловя парусами
солнечный свет и россыпи огней армады.
Гости в садах и парках Дома Правительства из последних сил кричали
"ура!" и аплодировали. Господин в черном мундире ВКС беззвучно плакал.
Скрытые камеры и широкополосные имиджеры транслировали волнующий момент на
все миры Сети и - по мультилинии - на десятки внесистемных планет.
Я качал головой, не вставая со своего бревна.
- Господин Северн? - надо мной стояла охранница.
- Да.
Она кивком указала на резиденцию правительства:
- Секретарь Гладстон ждет вас.
2
В эпохи смут и потрясений на политической сцене появляются
руководители, самим небом, казалось, предназначенные для этой роли и, как
оказывается впоследствии, связанные неразрывными узами с судьбами своего
времени. Для нашей Эпохи Конца таким руководителем стала Мейна Гладстон.
Правда, в те дни никому бы и в голову не пришло, что именно мне придется
писать правдивую историю ее жизни и ее времени.
Гладстон так часто сравнивали с бессмертным Авраамом Линкольном, что,
представ перед этой великой женщиной, я даже удивился, не увидев на ней
цилиндра и черного сюртука. Секретарь Сената и председатель правительства,
заботящегося о ста тридцати миллиардах граждан, была одета в костюм из
тонкой шерсти: брюки и жакет, по швам и манжетам отделанные скромнейшими
красными выпушками. Она не показалась мне похожей ни на Авраама Линкольна,
ни на Альвареса-Темпа, второго по популярности древнего героя, именуемого
в прессе "прошлым воплощением Мейны", а скорее на обычную старую даму.
Да, Мейна Гладстон была высока и худа, но лицом напоминала скорее
орлицу, чем Линкольна: крючковатый нос, высокие скулы, крупный
выразительный рот с тонкими губами и седые, кое-как подстриженные волосы -
не волосы, а перья. Но главным в ее лице были глаза: большие, карие,
невыразимо печальные.
Наша встреча происходила в длинной, неярко освещенной комнате, вдоль
стен которой тянулись деревянные полки с сотнями печатных книг. Огромный
голоэкран, стилизованный пол окно, позволял наблюдать за происходящим в
садах. Совещание близилось к концу, и десятка полтора мужчин и женщин
стояли и сидели, образуя неровный полукруг перед столом Гладстон. Скрестив
руки на груди, она полусидела на краешке своего стола и, когда я пошел,
вскинула голову:
- Господин Северн?
- Да, это я.
- Благодарю, что согласились прийти. - Голос секретаря Сената был
знаком мне по тысяче дебатов Альтинга: огрубевший с годами и в то же время
вкрадчивый, как дорогой ликер. Ее манера говорить была знаменита -
безупречно точный синтаксис сочетался в ней с непринужденностью земного
английского, который теперь можно услышать лишь в долинах рек ее родной
планеты Патофы.
- Господа и дамы, позвольте представить вам Джозефа Северна, -
произнесла она.
Некоторые из присутствующих учтиво кивнули, очевидно, теряясь в
догадках относительно причин моего появления. Гладстон никого не стала мне
представлять, но, заглянув в инфосферу, я познакомился со всеми: три члена
кабинета, включая министра обороны, два высоких штабных чина ВКС, два
помощника Гладстон, четыре сенатора, и среди них могущественнейший Колчев,
а также проекция советника Техно-Центра, известного под именем Альбедо.
- Миссия господина Северна - взглянуть на нашу работу под
художественным углом зрения, - объявила Гладстон.
Генерал Морпурго насмешливо хрюкнул:
- Художественный угол зрения? При всем моем уважении к нам, госпожа
Гладстон, - что это еще за чертовщина?
Гладстон улыбнулась и, не отвечая генералу, повернулась ко мне:
- Что вы думаете о смотре армады, господин Северн?
- Очень мило, - ответил я.
Генерал Морпурго издал носом какой-то звук:
- Мило? Видеть величайшую в истории галактики концентрацию
космической огневой мощи и говорить, что это _м_и_л_о_?! - Повернувшись к
своему соседу, он иронически покачал головой.
Улыбка не покинула губ Гладстон.
- А война? Как вы оцениваете нашу попытку спасти Гиперион от
варварских орд?
- Это глупость, - ответил я.
Воцарилась полная тишина. Последнее голосование в Альтинге показало,
что 98 процентов граждан Гегемонии одобряют решение секретаря Сената
объявить войну Бродягам. От исхода этого конфликта зависела и участь
Гладстон как политика. Люди, собравшиеся в этой комнате, определяли
политическую линию и разрабатывали стратегию военных действий. Именно они
должны были принять окончательное решение о высадке войск. Пауза
затянулась.
- Почему? - тихо спросила Гладстон.
Я сделал неопределенный жест рукой.
- Гегемония ни с кем не воевала семь веков, со времен своего
основания. Глупо испытывать прочность ее устоев таким путем.
- Как это "не воевала"?! - вскричал генерал Морпурго, упершись
огромными лапищами в колени. - А как же вы назовете мятеж Гленнон-Хайта,
милостивый... государь?
- Мятежом, - ответил я. - Бунтом. Полицейской акцией.
Сенатор Колчев раздвинул губы в зловещей улыбке. Уроженец Лузуса, он,
казалось, был слеплен из одних мускулов.
- Вмешательство флота, - негромко проговорил он. - Полмиллиона
погибших, две дивизии ВКС, которые больше года не могли сломить
противника... Значит, сынок, это была полицейская акция?
Я промолчал.
Ли Хент, пожилой, чахоточного вида мужчина, считавшийся правой рукой
Гладстон, откашлялся:
- Но господин Северн говорит интересные вещи. Скажите, сэр, в чем вы
видите разницу между войной Гленнон-Хайта и этим... э-э... конфликтом?
- Гленнон-Хайт был отставным офицером ВКС, - ответил я, сознавая, что
повторяю общеизвестное. - Бродяги уже много веков остаются неизвестной
величиной. Мы знали, какими силами располагают мятежники, их действия
легко поддавались расчету, а орды же Бродяг кочуют вне досягаемости Сети
со времени Хиджры. Гленнон-Хайт держался в пределах Протектората, нападая
на миры, находящиеся в радиусе двух месяцев лета от Сети. От Гипериона до
ближайшей базы ВКС - Парвати - целых три года.
- Вы думаете, мы не знаем об этом? - вскипел генерал Морпурго. - Ну а
Брешия? Там-то мы сражались с Бродягами! Какой же это мятеж?
- Тише, пожалуйста, - обернулся к нему Ли Хент. - Продолжайте,
господин Северн.
Я снова пожал плечами.
- Вся разница в том, что теперь мы имеем дело с Гиперионом.
Сенатор Ришо кивнула, полагая, что я полностью объяснил свою позицию.
- Вы боитесь Шрайка, - уверенно сказала она. - Вероятно, вы
принадлежите к Церкви Последнего Искупления?
- Нет, - ответил я. - Я не поклоняюсь Шрайку.
- Кто вы? - резко спросил Морпурго.
- Художник, - солгал я.
Ли Хент с улыбкой обернулся к Гладстон:
- Госпожа секретарь, я согласен, что это мнение должно было отрезвить
наши головы, - сказал он, указывая на аплодирующие толпы в окне-экране. -
Однако, пока наш друг-художник излагал свои аргументы, их уже успели
проанализировать и взвесить.
Раздался негромкий кашель, и сенатор Колчев произнес:
- Не слишком это приятно - говорить об очевидном, когда все вокруг
предпочитают это очевидное игнорировать, но обладает ли сей... господин...
соответствующим разрешением службы безопасности для присутствия на
подобных совещаниях?
Гладстон кивнула и слегка улыбнулась той улыбкой, которую мечтали
перенести на бумагу многие карикатуристы.
- Министерство искусств уполномочило господина Северна сделать серию
зарисовок в течение ближайших дней или недель. Предполагается, что они
будут иметь некую историческую ценность и смогут послужить материалом для
официального портрета. Во всяком случае, господин Северн получил от службы
безопасности "золотую карту", и мы можем свободно говорить в его
присутствии. Кроме того, я высоко ценю его прямоту. В определенном смысле
его приход - знак того, что наше совещание завершено. Я жду вас завтра
утром в Военном Комитете, в 08:00, перед переброской флота в пространство
Гипериона.
Все направились к дверям. Генерал Морпурго, удаляясь, наградил меня
свирепым взглядом. Сенатор Колчев, проходя мимо, поглядел с некоторым
любопытством. Советник Альбедо просто растаял в воздухе. Кроме Гладстон и
меня, в комнате остался один Ли Хент. Он устроился поудобнее, перекинув
ногу через подлокотник бесценного кресла, привезенного со Старой Земли.
- Присаживайтесь, - обронил он.
Я взглянул на секретаря Сената и выбрал стул с прямой спинкой, на
котором только что сидел генерал Морпурго.
- Вы действительно считаете оборону Гипериона глупостью? - спросила
Мейна Гладстон.
- Да.
Она сложила пальцы в щепоть и задумчиво потеребила нижнюю губу. В
окне за ее спиной беззвучно бушевал прием в честь армады.
- Если вы еще надеетесь на воссоединение с вашим... э-э... двойником,
- произнесла она, - то продолжение Гиперионовской кампании в ваших же
интересах.
Я не отозвался. Теперь в окне появилось ночное небо, в котором еще
пылали следы армады.
- Рисовальные принадлежности у вас с собой? - спросила Гладстон.
Я извлек карандаш и небольшой блокнот, о которых предпочел не
упоминать при Дайане Филомель.
- Рисуйте, пока мы разговариваем, - предложила Мейна Гладстон.
Я приступил к работе: быстро наметил ее опущенные плечи и занялся
лицом. Меня заинтриговали глаза.
Тут я ощутил на себе пристальный взгляд Ли Хента.
- Джозеф Северн, - протянул он. - Интересное имя вы себе выбрали.
Стремительными четкими штрихами я очертил высокий лоб и орлиный нос
Мейны Гладстон.
- Знаете, почему люди недолюбливают кибридов? - продолжал Хент.
- Да, - ответил я. - Синдром чудовища Франкенштейна. Боязнь всего
человекоподобного, но не совсем подходящего под определение "человек".
Потому-то андроидов и объявили вне закона.
- Угу, - согласился он. - Но ведь кибриды - самые настоящие люди, не
так ли?
- С точки зрения генетики - да, - ответил я и поймал себя на том, что
