до появления Бродяг на орбите Мира Барнарда.
- Фельдстайн, Какинума, Питерс, Сейбенсторафен, Ришо... даже Сюдетта
Шер требует вашей отставки.
- А что ее муж? - Гладстон отлично знала, каким влиянием пользуется в
Сенате Колчев.
- Сенатор Колчев молчит. Ни публично, ни конфиденциально не произнес
ни слова.
Гладстон задумчиво прикусила нижнюю губу.
- Как по-твоему, Седептра, сколько осталось жить администрации, пока
вотум недоверия не отрубит нам головы?
Акази, наделенная редким политическим чутьем, не задумываясь,
ответила:
- Максимум семьдесят два часа, госпожа секретарь. Голоса уже поданы.
Просто чернь пока не поняла, что вправе вершить суд. Но очень скоро они
найдут козла отпущения.
Гладстон рассеянно кивнула.
- Семьдесят два часа, - пробормотала она. - Больше чем достаточно. -
Подняв голову, она улыбнулась. - Это все, Седептра. Ступай и ты отдохни.
Лицо помощницы оставалось по-прежнему хмурым. Как только дверь за нею
закрылась, в кабинете воцарилась тишина.
На какую-то минуту Гладстон, подперев подбородок кулаком, задумалась.
Затем распорядилась:
- Советника Альбедо, пожалуйста.
Спустя двадцать секунд воздух перед столом Гладстон затуманился,
замерцал и отвердел. Представитель Техно-Центра выглядел как всегда
импозантно. Коротко подстриженные волосы блестели в свете ламп, открытое
спокойное лицо покрывал здоровый загар.
- Госпожа секретарь, - начала беседу голографическая проекция. -
Консультативный Совет и прогнозисты Техно-Центра вновь предлагают вам свои
услуги в это время серьезных...
- Где находится Техно-Центр, Альбедо? - перебила его Гладстон.
Ни один мускул не дрогнул на приветливо улыбающемся лице.
- Простите, госпожа секретарь?
- Я говорю о Техно-Центре. Где он находится?
На доброжелательном лице Альбедо отразилось легкое смущение, без
малейшей тени враждебности.
- Госпожа Гладстон, надеюсь, вам известно, что основа внешней
политики Техно-Центра после Раскола - сохранение в тайне
местонахождения... э-э... материальных элементов Техно-Центра. Иначе
говоря, Техно-Центр не имеет определенного местонахождения, поскольку...
- Поскольку вы существуете в сопряженных реальностях
киберпространства и инфосферы, - вновь перебила его Гладстон. - Всю жизнь
я слушаю этот бред, Альбедо, а до меня его слушали мой отец и отец моего
отца. А теперь я задам свой простой, очень простой, прямо-таки детский
вопрос: где находится Техно-Центр?
Советник смущенно и в то же время с сожалением покачал головой, как
взрослый, уставший от бессмысленных вопросов ребенка: "Па, почему небо
голубое?"
- Госпожа Гладстон, на ваш вопрос не существует ответа. Ответа,
доступного человеческому существу, привыкшему к трехмерности мира. В
каком-то смысле Техно-Центр существует и в пределах Сети и вне ее. Мы
плаваем в той реальности, которую вы называете инфосферой, но что касается
материальных элементов - "аппаратуры", как выражались ваши
предшественники, - мы считаем необходимым...
- Держать их местонахождение в секрете, - насмешливо закончила
Гладстон и скрестила руки на груди: - Сознаете ли вы, советник Альбедо,
что в Гегемонии найдутся люди... миллионы людей... убежденных, что
Техно-Центр в лице вашего Консультативного Совета предал человечество?
Альбедо развел руками.
- Это весьма прискорбно, госпожа секретарь. Прискорбно, но объяснимо.
- Люди привыкли думать, что ваши прогнозы непогрешимы. Но, Советник,
вы ни единым словом не обмолвились о гибели Небесных Врат и Рощи Богов.
Печаль, появившаяся на лице проекции, казалась почти искренней.
- Госпожа секретарь, ради всего святого позвольте напомнить вам, что
Консультативный Совет предостерегал вас. И неоднократно. Разве вас не
предупреждали, что присоединение Гипериона к Сети чревато появлением
случайной переменной, нефакторизуемой даже для Совета?
- Но речь сейчас не о Гиперионе! - сорвалась на крик Гладстон. - Речь
в Роще Богов - она гибнет в огне! Небесные Врата превращены в кучу мусора.
На очереди Безбрежное Море. На кой черт нам Консультативный Совет, раз он
не в силах предупредить даже о таком вторжении!
- Мы предсказывали неизбежность войны с Бродягами, госпожа Гладстон.
Мы также предупреждали вас об опасностях, связанных с обороной Гипериона.
Поверьте, включение Гипериона в любое уравнение настолько снижает
коэффициент надежности прогноза, что...
- Хорошо. - Гладстон на секунду прикрыла глаза. - Мне необходимо
поговорить еще с кем-то из Техно-Центра, Альбедо. С кем-то из вашей
непостижимой иерархии, кто обладает реальным правом принимать решения.
- Заверяю вас, что представляю все элементы Техно-Центра...
- Да-да, конечно, но сейчас я должна услышать кого-нибудь из властей
предержащих... Властителей - так, кажется, вы их называете. Кого-нибудь из
старейших ИскИнов. Мне необходимо поговорить с кем-то, кто в состоянии
объяснить, почему Техно-Центр похитил художника Северна и моего помощника
Ли Хента.
Голограмма удивленно выгнула брови.
- Уверяю вас, госпожа Гладстон, клянусь памятью нашего
четырехсотлетнего союза, что Техно-Центр не имеет никакого отношения к
прискорбному исчезновению...
Гладстон медленно встала.
- Вот потому-то мне и нужен Властитель. Время заверений прошло,
Альбедо, настало время говорить правду. Если, конечно, мы хотим, чтобы
ваша и наша цивилизации уцелели. Все. - И Гладстон углубилась в
разложенные на столе бумаги.
Советник Альбедо постоял еще немного, и, пролившись мерцающим дождем,
исчез.
Гладстон, выждав с минуту, вызвала личный портал, назвала коды
лазарета ДП и поднялась с кресла. Но буквально за миг до соприкосновения с
непрозрачной поверхностью энергетического прямоугольника замешкалась.
Впервые в жизни испугалась портала.
Что, если Техно-Центр намеревается похитить ее? Или хуже того -
убить? Или...
Какая непростительная наивность! Ведь Техно-Центр распоряжается
жизнью и смертью любого гражданина Сети, пользующегося нуль-сетью - только
привычный взгляд на порталы как на безопасное транспортное средство
вселяет уверенность в том, что они обязательно должны куда-то вести. Хента
и Северна могли перенести просто в никуда. Прямиком в сингулярность.
Разумеется, порталы не телепортировали людей и предметы - смешно думать об
этом. Но куда смешнее и страшнее довериться устройству, которое пробивает
ткань пространства-времени и пропускает своих клиентов сквозь люки черных
дыр. Разве не величайшая глупость доверяться сейчас Техно-Центру в
надежде, что он благополучно перенесет ее в лазарет?
Гладстон вспомнился Военный Кабинет: три гигантских зала, соединенных
постоянно функционирующими прозрачными порталами. Господи! Эти три зала
отделены друг от друга тысячами парсеков реального пространства и
десятилетиями во времени. Каждый раз, когда Морпурго или Сингх отходили от
голографической карты к графикам, они перешагивали огромные, уму
непостижимые пропасти пространства и времени. Стало быть, Техно-Центру
достаточно слегка разрегулировать порталы, чтобы любой из граждан Сети и
сама Гегемония перестали существовать, словно их никогда и не было.
Да пошли они к черту! - подумала Мейна Гладстон и решительно шагнула
в портал, чтобы навестить Поля Дюре в лазарете Дома Правительства.
39
Две узкие, с высокими потолками комнатки на втором этаже дома на
Площади Испании погружены в сумрак, который не в силах рассеять тусклые
лампы - видимо, зажженные привидениями-хозяевами в честь
привидений-гостей. Моя кровать находится в комнате поменьше - той, что
выходит на площадь. Правда сейчас за окнами царит тьма, прочерченная
глубокими тенями, да раздается нескончаемый плеск воды - голос невидимого
фонтана Бернини.
На одной из башен-двойняшек церкви Санта-Тринита-дель-Монти, которая,
словно толстая рыжая кошка, притаилась в темноте, колокола отбивают время.
Всякий раз, когда я слышу в ночи эти звуки, мне представляются руки
призраков, дергающие за сгнившие веревки. А иногда - сгнившие руки,
дергающие за призрачные веревки. Не знаю, какой образ лучше соответствует
мрачным мыслям, которым я предаюсь этой бесконечной ночью.
Тяжелым сырым одеялом навалилась лихорадка. Трудно дышать. Когда жар
проходит, кожа липка от пота. Дважды меня схватывали приступы кашля. Когда
начался первый, прибежал Хент (он спит в соседней комнате на диване).
Увидев, как у меня из горла хлещет кровь, он отпрянул, и его глаза
округлились от ужаса. Со вторым приступом я справился сам (Хент не
проснулся): дотащился до письменного стола, на котором стоит тазик, и
долго сплевывал темные сгустки.
Господи! Снова я здесь. Долгий путь - а в конце снова эти полутемные
комнаты, это скорбное ложе. Смутно припоминаю, как проснулся здесь,
чудесным образом "исцелившийся". В соседней комнате хлопотали доктор
Кларк, коренастая синьора Анджелетти и "настоящий" Северн. Потом я
"выздоравливал" от смерти и осознавал, что я не Китс и нахожусь не на
Земле, что давно миновал тот год и век, когда в последнюю свою ночь я
сомкнул глаза... что я вообще не человек.
Часа в два пополуночи я наконец заснул и, как обычно, увидел сон.
Подобных кошмаров у меня еще не было. Я лечу по киберпространству и
инфосфере, потом через мегасферу... все выше и выше. И наконец попадаю
куда-то. Я здесь не был - ни наяву, ни во сне. Бесконечное пространство,
размытые текучие краски. Здесь нет ни горизонта; ни земли, ни неба. Вообще
ни единого кусочка, который можно было бы назвать твердью. Мысленно я
называю это место "метасферой", мгновенно ощутив, что новый уровень
реальности включает в себя бесконечное разнообразие чувственного опыта
моей жизни на Земле, все бинарные инфопотоки и все интеллектуальные
наслаждения, испытанные мною в Техно-Центре. И все это перекрывает
чувство... чего? Неудержимости? Свободы? Наверное, тут подошло бы слово
"возможность".
Я один в метасфере. Надо мной, подо мной, сквозь меня текут краски,
иногда расплываясь в пастельные туманы или в фантастические облака, а
иногда - гораздо реже - сгущаясь в какие-то объекты, странные,
разнообразные, похожие на человеческие фигуры - и совсем не похожие на
них. Я любуюсь ими, как ребенок, которому чудятся в облаках то слоны, то
нильские крокодилы, то огромные канонерки, плывущие с запада на восток.
Постепенно я начинаю различать звуки. В мозг проникает назойливое
журчание шедевра Бернини, шелест крыльев и воркование голубей на карнизе,
слабые стоны спящего Хента. И еще что-то. Не слухом, а, скорее,
подсознанием, я улавливаю голос чего-то незримого, почти нереального, но
от этого еще более пугающего.
Что-то огромное крадется ко мне. Я напрягаю глаза, борясь с
пастельно-ватным сумраком. Оно совсем рядом: еще немного, и я разгляжу
его. Оно знает мое имя. В одной руке у него моя жизнь, а в другой -
смерть.
В этом пространстве по ту сторону пространства негде спрятаться. И
бежать я не могу. Из мира, который я покинул, по-прежнему доносится
сладкозвучная песнь боли: обычной боли обычных людей, боли жертв только
что начавшейся войны, сфокусированной на мне немыслимой боли тех, кто
висит на ужасном дереве Шрайка, и - что самое страшное - боли паломников и
других людей, чьи жизни и мысли я отныне разделяю.
О если бы можно было вскочить и броситься навстречу приближающейся
