когда-то великое пламя...
Время было у мар Авраама, и дотемна ездил он на своей спокойной кобыле,
подаренной туранскими внуками. Обычная жизнь шла в Ктесифоне. Врач Бурзой
массировал больного, как будто не было этих двадцати лет. На торговом
подворье еще громоздились развалины, но главный склад был уже свободен от
мусора. Ровный и молчаливый Авель бар-Хенанишо с деревянным крестом на груди
проверял сбрую, зубы и копыта мулов из уходящего завтра каравана. Лишь
волосы его посерели и еще больше выгорели глаза от ветра и солнца пустыни.
Большой иудей со знакомой бородой вкруг лица занимался какими-то подсчетами.
Он, новый высокий иудейский экзиларх Вениамин Мар-Зутра, повел мар Авраама в
свой дом...
В трапезной экзиларха увидел мар Авраам старичка с белой бородой до
самого пола. Это был знаменитый мудрец со Святой горы, навестивший здешнюю
общину. В углу комнаты он сидел и держал дрожащими руками большую книгу с
медными застежками. Безмерно печальны были черные остановившиеся глаза
маленького Аббы..
И старую расплывшуюся, не могушук. ходить женщи
ну слушал Авраам. Насекомые ползали по грязным волосам, а она
размазывала слезы по круглому лицу и все жаловалась на неблагодарность
мужчин. В доме у старого раба при дасткарте Спендиатов жила Мушкданэ .
А на базаре стоял вечный человеческий шум: кричали продавцы воды,
цыгане звякали бубнами, просили подаяние голодные, и тяжелыми молотами били
железо кузнецы в черных прожженных фартуках.
III
В извечную солдатскую игру играли молодые азаты. Один отворачивался,
пригнувшись и закрыв ладонью лицо. Его хлопали по другой ладони, а он
угадывал -- кто. Если неправильно, все дружно приподнимали его и ударяли с
размаху задницей о дувал Совсем дети это были..
Но когда сотник коротко свистнул, они вмиг выровнялись в линию. Одного
роста и стати подобрали их, и расширяющиеся к концу арийские мечи казались
маленькими у них в руках. Ноги их были длинные и крепкие, а у локтей
вздувались четкие тугие бугры. Остроту оружия проверял у них сотник,
прикасаясь всякий раз большим пальцем к синему железу. .
И во всех садах, рощах и переулках вокруг дворцовой площади проверяли
сотники остроту мечей. Звон и шевеление слышались в предрассветной холодной
мгле. Мар Авраам пустил рысью лошадь к ведущим из Атурпатка-на воротам...
Их было сотни полторы. Начинало лишь светать, а они уже хлопотали,
готовясь к въезду в Ктесифон. Мар Авраам остановился в стороне, и они
поглядывали на него, не прекращая суеты...
Потертого худого слона накрывали красным ковром, и он покорно стоял,
отгоняя хоботом слепней от язвы за ухом. Потом установили на нем крашенную
бронзой площадку и подтолкнули вверх человека, закутанного в красное
полотно. К нему еще лазили несколько раз, поправляли факел в его руке и
одергивали складки покрывала.
-- Ничего. Миллионы людей с факелами спустятся с гор, когда войдем в
Ктеспфон!.
Это обочряюще крикнул Фаршедвард, выстраиваю-
201
щий их по пятеро в ряд. Бугристое постаревшее лицо младшего Карена было
густо белено пудрой. Седой карлик Гушбастар -- "Слушающий ночные сны" ни на
шаг не отходил от него, и вздрагивал всякий раз огромный безгубый рот. Все
они были здесь: приземистый, загребающий ногами-крючьями Барсук, простоватый
вождь из Истахра, важный и значительный Лев-Разумник. Наследник царя царей
Кавус с теряющимся подбородком все тыкался, как слепой, выбирая себе место,
пока не поставил его Фаршедвард сразу за слоном...
И ни на ком, даже на бывшем пайгансаларе Гушба-старе, не было черных
курток. Давно забытые красные кабы с карманами для зажигательных стрел
надели все. Эти куртки не налезали на раздавшиеся за двадцать лет тела и
шеи, и пришлось вшивать куски новой кожи. Красные вставки выделялись при
ярком солнце на старых выцветших одеждах...
Все почему-то не двигались они и, чтобы подбодрить себя, разговаривали
громкими голосами, по-молодому подталкивали друг друга под локти, смеялись,
перебегали из ряда в ряд. А потом громко запели "Песню Красного Слона", и
невыносимо было слушать их...
С этой песней Кабруй-хайяма пошли они к воротам Ктесифона. На Авраама
продолжали все смотреть, словно приглашая запеть вместе с ними. Но в воротах
сразу тише стали они. Фаршедвард подхватил своим сильным, звучным голосом
припев о юном вожатом-копьеносце, но совсем умолкли они на улицах города.
Лишь время от времени дул кто-то в большой карнай, который несли на
плечах...
Так и двигались они через город неровными рядами. Потоки едущих на
базар людей перегораживали им дорогу, и приходилось задерживаться, поджидать
отставших. Жители стояли на перекрестках, глазея на слона и человека с
факелом наверху. Дети по бокам весело взбивали пыль босыми ногами, собаки
лаяли из-за дувалов...
Авраам закрыл глаза и увидел белые скалы Мазанде-рана. Там, еще выше
горных гнезд Испахпатов, пробиты в граните жилища, и узкая тропа в мир
завалена чудовищными глыбами. По дороге в Ктесифон из Мерва рассказали ему,
что туда, за вечные тучи, ушли оставшиеся в живых красные деристденаны.
Местные жители говорили, что землю из долин принесли они с собой и
выращивают на ней хлеб для себя. И еще говорили, что живут
202
эти люди по высокой правде и равенство между ними. К ним уже убегают из
долин от притеснений великих, а когда пробьет час, они зажгут факелы и
спустятся из-за туч...
К самому завалу в горах подъехал там Авраам и долго смотрел вверх, пока
не показалось ему, что он видит этих людей за тучами -- с длинными руками,
привыкшими мять тяжелую глину, ковать сошники, ткать ковры, сучить шелк. В
солнечных красных кабах были они, и он узнал среди них гончара и его
братьев...
Он открыл глаза и снова увидел Фаршедварда, карлика Гушбастара,
плоскостопого Барсука, Льва-Разумника. Нет, к этим не спустятся уже из-за
туч люди с факелами...
Мар Авраам поскакал к площади. Там уже ждали их. Помост был накрыт
коврами, и три человека стояли на нем: в середине новый мобедан мобед с
бритым сухощавым лицом, по правую руку от него -- епископ христиан Востока,
а по левую руку -- главный раввин Ктесифона и Междуречья. Сзади помоста
толпились люди, и были среди них врач Бурзой и маленький иудейский старец со
Святой горы. В полутьме арки багровела царская завеса, желтые львы сидели по
краям, и недвижные бронзовые тени застыли вдоль ковровой дороги...
Они медленно вошли на площадь: слон с человеком под красным покрывалом
и неровные ряды истинно охраняющих правду. Кони были отобраны у них на
подходе, но шли они по старшинству, каждый в своем ряду. И остановились,
тоже не смешиваясь, пере т. царской завесой.
Долго стояли они так, пока Фаршедвар'1 не подсказал что-то тому,
который был на слоне Чсл>лек под покрывалом зашевелился, переступил ноглмп и
потянул факел к завесе.
-- О-о!..-- тихонько запели в рядах -- О-о' И тогда заревели царские
трубы сграшн^ утверждающе. К холмам укатился их беспош шыи р^л, и тысячу раз
усиленный голос спросил:
- ЧТО ВЫ МОЖЕТЕ СКАЗАТЬ?
Поддерживая одной р^кой факел, ';,-лос"" ;.а слоне п^лешно 01ЕСЧ
покрывало со сзогго лшц Круглей нос
г>\мя V :р" 'ками задвшался, заь-^ч^ч юя на плоском "^и^ь.^ л ц; Мардан
это был, бь ы:ли; на-юмогрщик
' ХиС', Мг". ь исчкар^е у Спендиагов
-- "Четыре", -- выкрикнул он, -- "Семь" и "Двенадцать"!..
-- О-о-о-о-о-о-о!..--тонко выделился, закатился кто-то из задних рядов.
Двое или трое начали бить себя кулаками по голове.
Светлолицый воитель в куртке и мягких гуннских сапогах вышел под арку.
Резкий изгиб бровей повторял линию подбородка, и что-то еще от птицы Симург
было в его лице. Быстрые глаза обежали площадь, правую руку поднял Хосрой,
сын царя Кавада...
Шевельнулись кусты и деревья вокруг, синие молнии забегали между ними.
Жалобно затрубил вдруг слон, по-собачьи затряс спиной. Сбросив Мардана, он
тяжело вздыбился и побежал, волоча за собой красный ковер. Его выпустили из
синего прямоугольника.
Тихо было на площади. Ровные безмолвные линии сходились с четырех
сторон. С любопытством смотрели азаты на теснящихся посредине площади людей.
Мечи азаты держали перед собой в боевой позиции, на уровне глаз, по
"Аин-намаку"...
IV
Мар Авраам поднял глаза к синему небу над Ктеси-фоном. Дым истории
увидел он там И плыл над миром человек на красном слоне с факелом в руках
Ясные серые глаза и непомерно высокий лоб были у него
-- О Маздак, о-о...
1967 - 1970
* Морис Симашко. ИСКУПЛЕНИЕ ДАБИРА
Я же, взявшись за сей труд, хочу воспроизвести историю полностью и
вымести прах из всех углов и закоулков, дабы ничто из происходившего не
осталось сокрытоАбу-л-фазл Баихаки
* ПРОЛОГ *
I. ВАЗИР
Да, он сделал правильно, что надел этот халат -- строгий халат простого
писца-дабира с прямыми рукавами и прямыми, без всяких закруглений, полами.
Лишь тяжелая золотая чернильница на ремешке, висящем через шею, определяла
его место в государстве. И как только надел он этот халат, сердце опять
забилось ровно, правильными, размеренными ударами.
Уже пять недель, начиная с седьмого дня месяца Тир по эре Величайшего
Султана, сердце у него билось неправильно. Не потому, что он, Великий Вазир,
уходил оя-дел государства. Сановники, как и правящие дома, приходят на смену
друг другу по воле бога, ибо все в его руках. Но если это происходит без
серьезной провинности с их стороны, то делается в установленном порядке.
Низам ал-Мульк его титул, и Величайший Султан в таких случаях сам
высказывает своему первому рабу согласие с его желанием оставить поводья
правления. Но без страха глядящий в глаза дикому тюрку-карлуку с кривым
клычем 1 в руке султан Малик-шах струсил, как обычно, передать собственными
устами такое решение ему -- своему вазиру. Туграи -- Хранителю Печати
поручил он это сделать. Тот, безусловно, один из немногих, тоже имеющих
право на нисбу ал-Мульк, но даже равным не положено объявлять друг другу
султанскую волю. Туграи же в здании государства не равен вазиру. Он лишь
одна из колонн, в то время как вазир -- купол законности и порядка.
Это был зримый перебой в размеренном круговращении, по воле бога вот
уже тридцать лет установленном в доме Сельджуков2 им, Абу Али аль Хасаном
ибн Ис-
1 К л ы ч -- тюркская сабля
1 Сельджуки-- тюркская (тукменская) династия, установившая в XI веке
свою власть над Передним и Средним Востоком.
206
хаком из Туса, кому определено имя Низам ал-Мульк -- "Устроение
Государства". А разве "государство" не от слова "государь", как бы ни
пытались затуманить это ясное понятие некие многоумные имамы... Вот тогда и
застучало у него сердце...
II. ВАЗИР (Продолжение)
Так оно и должно было происходить. Два месяца уже находился он здесь, в
Мерве, а там, при доме султана в Исфагане, великий мустауфи Абу-л-Ганаим,
чей титул Тадж ал-Мульк, не терял зря времени. Сам Малик-шах обычно не
придавал значения речам мустауфи. Но была Тюрчанка...
Это, конечно, Абу-л-Ганаим предложил направить на должность
шихне-коменданта -- Мерва бывшего гулама1 Кудана. Мерв-аш-Шахиджан, город
царей от сотворения мира, отдавался во власть безродного раба, чья сила лишь
в извечной гаремной слабости. Со стороны мустауфи это было продвижение
слоном на чужое поле. Он ведь знал, что раисом Мерва, пасущим стадо
