размышлял: была ли это грусть по павшему Раму? Или я
скорбел о пропавшей Эвлуэле. Или причиной было всего
лишь то, что я пропустил уже три Наблюдателя и, подоб-
но любому наркоману, испытывал от этого муки лишения?
Я понял, что это ранило меня все вместе, но боль-
ше всего - последнее.
Никто не встретился мне на улицах, пока я шел к
воротам. Страх перед новыми хозяевами заставлял рамлян
прятаться. Время от времени мимо с жужжанием проезжали
машины пришельцев, но я даже не поворачивал головы. Я
подошел к западным воротам города, когда солнце уже
почти скрылось за горизонтом. Они были распахнуты, от-
крывая мне вид на прекрасный холм, на чьей груди росли
деревья с темно-зелеными кронами. Я прошел под аркой и
увидел невдалеке фигуру Пилигрима, медленно бредущего
по дороге из города.
Было странно видеть его спотыкающуюся неуверенную
походку, ибо даже плотные коричневые одежды не могли
скрыть его молодость и силу. Он шел, выпрямившись, раз-
вернув плечи, и все же его походка была запинающейся и
шаркающей походкой старика. Когда я догнал его и загля-
нул под капюшон, я все понял: к его бронзовой маске,
которые носили все Пилигримы, был приделан ревербера-
тор, используемый слепыми, чтобы вовремя узнавать о
встречающихся на пути препятствиях. Он ощутил мое при-
сутствие и сказал:
- Я слепой Пилигрим. Прошу не причинять мне вреда.
Это не был голос Пилигрима. Это был сильный, рез-
кий, повелительный голос.
Я ответил:
- Я никому не собираюсь причинять вреда. Я Наблю-
датель, который прошлой ночью потерял свое занятие.
- Многие прошлой ночью лишились своих занятий,
Наблюдатель.
- Только не Пилигримы.
- Нет, - сказал он. - Пилигримы - нет.
- Куда ты идешь?
- Из Рама.
- И никуда конкретно?
60
- Никуда, - сказал Пилигрим. - Совсем никуда. Я
буду просто бродить по свету.
- Тогда мы могли бы идти вместе, - сказал я, ибо
идти с Пилигримом - это небывалая удача, а я, потеряв
Гормона и Эвлуэлу, был вынужден идти в одиночку. - Я
иду в Парриш. Идем?
- Туда - с особым удовольствием, - ответил он го-
рько. - Да. Я иду с тобой в Парриш. Но что за дела мо-
гут быть там у Наблюдателя?
- У Наблюдателя теперь нигде не может быть дел. Я
иду в Парриш, чтобы предложить свои услуги Летописцам.
- А.
- Теперь, когда Земля пала, я хочу побольше узнать
о годах ее славы.
- Разве пала вся Земля, не только Рам?
- Я думаю, да, - ответил я.
- А, - сказал Пилигрим, - а...
Он погрузился в молчание, и мы пошли по дороге. Я
дал ему руку, и он больше не спотыкался, а зашагал уве-
ренной молодой поступью. Время от времени он что-то бо-
рмотал, а, может, это прорывались рыдания. Когда я рас-
спрашивл его о жизни Пилигрима, он либо отвечал уклон-
чиво, либо отмалчивался. Мы шли уже час. Начинались ле-
са. И вдруг он сказал:
- У меня болит лицо. Помоги мне получше приспосо-
бить эту маску.
К моему удивлению он начал снимать ее. У меня пе-
рехватило дыхание, ибо Пилигримам запрещено показывать
свое лицо. Может, он забыл, что я не слепой.
Он начал стаскивать маску, проговорив:
- Вряд ли тебе понравится это зрелище.
Гнутая бронза соскочила со лба, и прежде всего я
увидел глаза, которые перестали видеть свет совсем не-
давно. Зияющие дыры, в которых побывал не скальпель хи-
рурга, а, скорее, расставленные пальцы, а потом показа-
лся острый породистый нос и, наконец, тонкие сжатые гу-
бы Принца Рама.
- Ваше Величество! - невольно вырвалось у меня.
Потоки засохшей крови на щеках. Вокруг глазниц ка-
кая-то мазь. Он вряд ли чувствовал сильную боль, ибо
убил ее этой мазью, но боль, которая обожгла меня, была
настоящей.
- Больше не величество, - сказал он. - Помоги мне.
- Его руки задрожали, когда он протянул мне маску. -Эти
61
края надо расширить. Они давят на щеки. Здесь... и
здесь...
Я побыстрее сделал все, что нужно, ибо не мог дол-
го видеть его лицо.
Он надел маску.
Мы молча пошли дальше. Я не имел понятия, как мож-
но разговаривать с таким человеком. Это было невеселое
путешествие для нас обоих; но теперь я решил быть его
провожатым. Я думал о Гормоне и о том, что он сдержал
свое слово. И об Эвлуэле я думал тоже, и много раз у
меня на языке вертелся вопрос, что стало с любовницей
Принца в ту ночь, но слова не шли с губ.
Наступили сумерки, но солнце все еще сияло перед
нами золотисто-красным светом. И вдруг я остановился, и
у меня вырвался хриплый звук, ибо мимо промелькнула
тень.
Высоко в небе парила Эвлуэла. Ее кожу пятнали кра-
ски заката, а крылья, раскинутые во всю ширь, перелива-
лись всеми цветами радуги. Она была на высоте сотни че-
ловеческих ростов от земли и поднималась все выше, и
для нее я был всего лишь точкой среди деревьев.
- Что там? - спросил Принц Рама. - Что ты увидел?
- Ничего.
- Отвечай, что ты увидел.
Я не мог противиться ему.
- Я увидел Воздухоплавательницу, Ваше Величество.
Тоненькую девушку в вышине.
- Значит, наступила ночь.
- Нет, - сказал я. - Солнце еще не зашло.
- Такого не бывает! У нее могут быть только ночные
крылья! Солнце швырнуло бы ее на землю!
Я заколебался. Я не мог заставить себя объяснить
ему, как Эвлуэла могла летать днем, хотя у нее были то-
лько ночные крылья. Я не мог сказать Принцу Рама, что
рядом с ней летел Гормон, летел без крыльев, легко ско-
льзя в воздухе, держа в руках ее узкие плечи, помогая
ей преодолеть давление солнечных лучей.
- Ну? - спросил он требовательно. - Почему же она
62
летит днем?
- Я не знаю, сказал я. - Для меня это загадка. Се-
йчас происходит много вещей, которые я не понимаю.
Принц, казалось, удовлетворился этим ответом.
- Да, Наблюдатель. Многие вещи теперь никто из нас
не может понять.
И он снова замолчал. Мне хотелось позвать Эвлуэлу,
но я знал, что она не может и не хочет сейчас слышать
ничьих голосов, и поэтому я пошел навстречу заходящему
солнцу к Парришу, ведя слепого Принца. А над нами, вы-
соко в небесах, летели Эвлуэла и Гормон, летели на-
встречу последнему сиянию дня, пока, наконец, не подня-
лись так высоко, что сделались невидимыми для моих
глаз.
63
Роберт Сильверберг. Ночные крылья. (повесть,
впоследствии - первая часть романа)
перевод с англ. - ?
Robert Silverberg. Nightwings.
