рашнего хмеля веки не раньше, чем приблизится тьма. Говорят, что у тех,
кого природа, по словам Вергилия, поселила под нашими краями, перевернув
вниз головой,
Чуть лишь задышат на нас, запыхавшись, кони Востока,
Там зажигает, багрян, вечерние светочи Веспер1
И такой же порядок у людей, у которых перевернута не страна, а жизнь.
Есть и в нашем городе антиподы, которые, как говорит Марк Катон 2, "не
видали ни восхода, ни заката". (3) Неужели, по-твоему, знают, как надо
жить, не знающие, когда жить? И они еще боятся смерти, после того как
погребли себя заживо, зловещие, словно ночные птицы! Пусть проводят ночи
за вином, среди благовоний, пусть коротают время извращенного бдения за
пиром из множества перемен, - все равно они не пируют, а самим себе от-
дают последний долг. Впрочем, и мертвых поминают днем.
А для занятого делом, клянусь, день не бывает слишком долгим! Продлим
себе жизнь! Ведь и смысл, и главный признак ее - деятельность. Сократим
же хоть ненамного ночь в пользу дня! (4) В темноте держат птиц, откарм-
ливаемых для пира, чтобы они легче жирели в неподвижности; и так же у
тех, кто в праздности позабыл обо всех упражнениях, ленивое тело пухнет
и в сумраке заплывает жиром. Поэтому так мерзки на вид тела обрекших се-
бя жить в темноте. Цвет их лиц подозрительней, чем у побледневших от бо-
лезни: томные и расслабленные, они бледны как мел, и плоть у них заживо
становится как у мертвецов. Но это, я бы сказал, наименьшая из их бед.
Насколько же темнее у них в душе! Она уставилась в себя самое, окутанная
сумраком, и завидует слепым. Ведь не для темноты есть у нас глаза!
(5) Ты спросишь, откуда такая извращенность в душах, чтобы гнушаться
днем и переносить всю жизнь на ночь. Все пороки сражаются против приро-
ды, все отходят от должного порядка: наслаждаться всем извращенным - та-
кова цель сластолюбия, и не только свернуть с прямого пути, но и отойти
как можно дальше или пойти в обратную сторону. (6) А те, по-твоему, жи-
вут не вопреки природе, кто пьет натощак, чтобы принять вино в. пустые
жилы, и приступают к еде пьяными? А этот порок, такой частый у юнцов,
старающихся стать сильнее: они пьют на самом пороге бани, среди скинув-
ших платье, и не пьют, а пьянствуют, чтобы потом соскабливать пот, выз-
ванный обильным и горячим питьем? Пить же после обеда или ужина пошло,
так делают деревенские отцы семейств, не знающие, что такое истинное
наслажденье. Чистое вино приятно, когда не смешивается с пищей и свобод-
но расходится по жилам; опьяненье на пустой желудок - верх удовольствия.
(7) Или, по-твоему, живут не вопреки природе те, кто меняется одеждой с
женщинами? Не живут вопреки природе те, кто старается, чтобы отрочество
блистало и за пределами должного срока? Есть ли что-нибудь более жесто-
кое и более жалкое? Он никогда не станет мужчиной, чтобы дольше быть
утехой для мужчины! Но если ради этой гнусности у него пришлось отнять
его пол, почему бы не отнять и возраст? (8) А разве не живут вопреки
природе те, что хотят роз среди зимы, кто с помощью горячей воды ловко
создает подложное тепло и в стужу выращивает лилию, весенний цветок?
Разве не вопреки природе живут насаждающие на башнях плодовые сады? У
кого на крышах домов и вышках колышутся леса, пустив корни там, докуда
они едва ли доросли бы вершинами? Не живут ли вопреки природе и те, кто
закладывает основания бань среди моря и полагает, что их купанье недос-
таточно изысканно, если в стенки горячего бассейна не бьют волнами бури?
(9) Однажды начавши желать того, что противно заведенному природой по-
рядку, под конец совсем от него отходят. Светает; пора спать! Все затих-
ло; теперь займемся упражненьями, отправимся гулять, позавтракаем! Бли-
зится рассвет; время ужинать! Нельзя делать так же, как весь народ: идти
в жизни проторенным путем и пошло и низко! Долой день для всех! У нас
будет свое особое утро.
(10) Они для меня все равно что мертвецы: разве жизнь при факелах и
свечах - не те же похороны, и вдобавок преждевременные? Я помню многих,
которые в одну и ту же пору жили так, и среди них - Атилия Буту, бывшего
претора; когда он растратил огромное состояние и признался Тиберию, что
обеднел, тот сказал: "Поздно же ты проснулся!" (11) Монтан Юлийd, снос-
ный поэт, известный дружбой с Тиберием и ее охлаждением, читал перед
слушателями поэму. Он очень любил слова "восход" и "закат", всюду совал
их. Когда кто-то, рассердившись на читавшего весь день, отказывался
впредь ходить на его чтения, Натта Пинарий 4 сказал: "А у меня не будет
лучшего случая показать мою щедрость, и я готов слушать его с восхода до
заката". (12) И когда Монтан произнес такие стихи:
Феб начинает уже воздымать свой пламенник жаркий,
Сея алеющий свет, а печальная ласточка утром
Корм начинает носить болтливым птенцам, возвращаясь
То и дело к гнезду и всех оделяя из клюва...
Вар, римский всадник из окружения Марка Виниция5, ловец хороших обе-
дов, которые он зарабатывал злоязычьем, воскликнул: "Бута дремать. начи-
нает!" (13) А потом, когда Монтан прочитал:
Вот уже пастухи загнали стада свои в хлевы,
Ночь начинает уже тишиною окутывать земли
Спящие.. .
тот же Вар сказал: "Что он говорит? Уже ночь? Пойду приветствовать"
Буту!" Эта его вывернутая наизнанку жизнь была известна всем и каждому,
хотя в то время, повторяю, многие жили как он.
(14) А причина этому - не какая-то особая приятность, которую некото-
рые находят в ночи, а неприязнь ко всему общепринятому; вдобавок, нечис-
той совести свет в тягость; и еще, кто и желает и презирает все смотря
по тому, дорого или дешево оно куплено, те совсем уж гнушаются даровым
светом. Далее, любители удовольствий хотят, чтобы, пока они живы, их
жизнь стала предметом общих толков, и если о них молчат, они полагают,
что стараются впустую. Им плохо каждый раз, когда молва не заметит како-
го-нибудь их поступка. Многие проедают имущество, у многих есть любовни-
цы, и чтобы твое имя не затерялось среди всех, мало роскошничать, - нуж-
но сделать что-нибудь особенное. В городе, где все так заняты, о простом
беспутстве не заговорят. (15) Я слышал, как Педон Альбинован6, остроум-
нейший рассказчик, вспоминал о Спурии Папинии, чей дом стоял ниже его
дома: "Слышу в третьем часу ночи удары бичей; спрашиваю, что он делает,
отвечают: ведет расчеты. В шестом часу ночи слышу: сильнейший вопль;
спрашиваю, что это; отвечают: пробует голос. В восьмом часу ночи спраши-
ваю, что значит этот стук колес; отправляется на прогулку, - отвечают
мне. (16) Перед рассветом - беготня, зовут слуг, виночерпии и повара су-
етятся. Спрашиваю, что такое? Говорят, что вышел из бани, потребовал ме-
дового питья и полбяной похлебки". - А на вопрос: "Что же, обед занимал
у него весь день?" - был ответ: "Ничуть не бывало: жил он очень умерен-
но, и если что и тратил, так только ночи". А тем, кто называл этого че-
ловека жадным и скаредным, Педон говорил: "Можете еще назвать его ночным
зверем". (17) Ты не должен удивляться, обнаружив у пороков столь стран-
ные черты: пороки бесчисленны и многолики, установить их разновидности
невозможно. Прямой путь один, окольных много, и они еще петляют то так,
то этак. То же самое и нравы людей: кто следует природе, у тех нрав поч-
ти одинаков, - покладистый и свободный; а у извращенных нравы не схожи
ни между собою, ни с нравами всех прочих. (18) Но главная причина этой
болезни, по-моему, в том, что они гнушаются общепринятым образом жизни.
Как отличаются они от всех и одеждой, и изысканностью обедов, и изящест-
вом повозок, так же они хотят выделяться и выбором времени. Кто грехами
добивается дурной славы как награды, тому обычные грехи не нужны. А
ее-то и ищут все, кто, так сказать, живет наоборот. (19) Вот почему, Лу-
цилий, нам и нужно держаться дороги, указанной природой, и с нее не ук-
лоняться. Тем, кто идет ею, все легко и просто; кто старается идти в об-
ратную сторону, для тех жить - все равно что грести против течения. Будь
здоров.
Письмо CXXIII
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Утомленный дорогой, не столько долгой, сколько трудной, я прибыл
к себе в Альбанскую усадьбу глубокой ночью. Здесь ничего не готово - я
один готов. Приходится вытянуть усталое тело на ложе. Медлительность по-
варов и пекарей меня не сердит, ибо я говорю самому себе:что легко при-
нимаешь, то и не тяжело; не стоит негодовать ни на что, если ты сам не
преувеличил повода своим негодованием. (2) Мой пекарь не испек хлеба, -
но хлеб есть у смотрителя усадьбы, у домоправителя, у издольщика. - Ты
скажешь, что хлеб у них плох. - Подожди - и станет хорош. Голод превра-
тит его для тебя в самый тонкий пшеничный. Не нужно только есть, прежде
чем голод не прикажет. Подожду и я и не сяду за стол раньше, чем не по-
лучу хорошего хлеба или перестану брезговать плохим. (3) Необходимо при-
выкать к малому. И время, и место даже для тех из нас, кто богат и всем
обеспечен, порою мешают получить желанное1. Никто не может иметь все,
чего захочет, - зато всякий может не хотеть того, чего не имеет, и с ра-
достью обойтись тем, что под рукой. Кроткий и привыкший терпеть дурное
обращенье желудок - немалый залог свободы.
(4) Трудно измерить наслажденье, доставляемое мне тем, что усталость
моя проходит сама собою. Мне не нужно ни бани, ни притираний, никакого
лекарства, кроме времени. То, что сделал со мною труд, исправит покой.
Скромный ужин тут будет для меня приятнее вступительного пира. (5) Ведь
я неожиданно испытал свою душу, а такое испытание и проще и надежнее.
Когда человек подготовится и заставит себя быть терпеливым, тогда не так
ясно, какова его подлинная стойкость; самые верные доказательства - те,
которые он представил без подготовки, если смотрел на трудности не
только равнодушно, но и кротко, если не вспылил и не затеял ссоры; если
сам себе восполнил отсутствием желанья все, чего не получил; если думал,
что и того, и этого не хватает не ему, а его привычке. (6) Ведь только
не имея некоторых вещей, мы узнаем, что многие из них нам и не нужны. Мы
пользовались ими не по необходимости, а потому что они у нас были.
А как много вещей мы приобретаем потому только, что другие их приоб-
ретают, что они есть у большинства! Одна из причин наших бед - та, что
мы живем по чужому примеру и что не разум держит нас в порядке, а при-
вычка сбивает с пути. Чему мы и не захотели бы подражать, если бы так
делали немногие, за тем идем следом, стоит всем за это приняться (как
будто, чем чаще что-нибудь делается, тем оно честнее), и место истины
занимает для нас заблужденье, едва оно станет всеобщим. (7) Все путе-
шествуют так, чтобы впереди них мчалась нумидийская конница и двигался
отряд скороходов; стыдно, если никто не будет сгонять встречных прочь с
дороги, если столб пыли не будет оповещать всех, что едет порядочный че-
ловек. У всех есть мулы, чтобы возить сосуды из хрусталя и мурры и чаши
чеканки знаменитых мастеров; стыдно, если кому-нибудь покажется, что вся
твоя поклажа не боится тряски. Всех мальчишек везут, вымазав им лица,
чтобы нежная кожа не пострадала от солнца или стужи; стыдно, если во
всей их толпе будет хоть один без мази на здоровом лице.
(8) С такими надо избегать разговора: они-то и заражают нас пороками,
передавая их от одного к другому. Кажется, что худший род людей - пере-
носчики чужих слов, а на самом деле это переносчики пороков. Их разговор
приносит величайший вред: даже если он не действует сразу, то оставляет
в душе семена, и за нами, даже когда мы с этими людьми расстанемся, не-
отступно следует зло, которое взойдет потом. (9) Как слушав шие музыку
уносят с собой в ушах переливы сладкого напева, который мешает сосредо-
точить мысли на важном, так и слова льстецов и хвалителей порока остают-
