койством смотрят тысячи людей, которые, чтобы добыть что-нибудь себе же
на погибель, попадают из одной беды в другую и гонятся за тем и за дру-
гим, чтобы вскоре от него же бежать или им погнушаться. (6) Кто, достиг-
ши, довольствовался тем, что представлялось ему покрывающим с избытком
все желанья? Счастье, вопреки общему мнению, не жадно, а слишком ничтож-
но, чтобы кого-нибудь насытить. Тебе кажется высоким то, от чего ты да-
леко, а взойди наверх - и оно окажется низким. Пусть я буду лжецом, если
тебе и тогда не захочется взойти выше: то, что ты считал вершиной, -
только ступенька. (7) От незнания истины плохо всем. Люди мчатся, словно
вдогонку за благами, обманутые слухами, а потом, достигнув и немало
выстрадав, видят, что достигнутое ими или дурно, или тщетно, или меньше,
чем они надеялись; а немалая часть людей дивится обманчивым издалека ве-
щам, и большое кажется толпе благом.
(8) Чтобы такое не случилось и с нами, исследуем, что есть благо. Его
толкуют по-разному: один определяет его так, другой говорит о нем иначе.
Некоторые дают такое определенье: "Благо есть то, что привлекает души,
что зовет их к себе" На это сразу же возражают: а что, если оно зовет
души им на погибель? Ведь ты знаешь, как много зол выглядит соблазни-
тельно. Правда и правдоподобье отличаются друг от друга. Благо же непре-
менно сочетается с правдой: что не истинно, то не благо; а что привлека-
ет и заманивает, то правдоподобно, оно подкрадывается, подзадоривает,
влечет. (9) Другие давали такое определенье: "Благо - это то, что зас-
тавляет желать себя, вызывает в душе сильное стремленье к себе". - И на
это можно возразить так же: сильное стремленье вызывает в душе многое, к
чему стремятся себе на горе. Лучшее определение дают те, что говорят:
"Благо - это то, что вызывает в душе стремленье к себе, согласное с при-
родой, и только потому заслуживает, чтобы его домогались". Что заслужи-
вает домогательства, то честно, ибо и стремленье к нему совершенно. (10)
Но тут сам предмет напоминает мне, что уместно будет сказать о различии
между благом и честностью. У них есть нечто единое и неразделимое: нет
блага, в котором не было бы доли честности, и что честно, то всегда бла-
го. А в чем же различие? Честность есть совершенное благо, завершающее
собою блаженство жизни, благо, через причастность которому и все прочее
становится благом. (11) Вот что я имею в виду: военная служба, например,
или начальство над легионом, или право вершить суд - все это и не благо
и не зло. Но когда обязанности эти исполняются честно, они становятся
благами, переходят из разряда вещей безразличных в разряд благ. Благо
делается благом в сообществе с честностью, честность и сама по себе бла-
го. Благо вытекает из честности, честность - сама себе исток. Нынешнее
благо могло когда-то быть злом; все, что честно, иначе как благом быть
не может.
(12) Некоторые давали и такое определение: "Благо есть то, что сог-
ласно с природой". Слушай внимательно, что я скажу: все, что благо, сог-
ласно с природой, но не все, что согласно с природой, есть также и бла-
го. Много вещей не противоречат природе, но они так ничтожны, что имя
блага им не пристало. Они так легковесны, что заслуживают презрения, из
благ же и самое малое его не заслуживает. Ибо пока оно ничтожно, оно не
станет благом, а став благом, перестанет быть ничтожным. Как распознать
благо? Оно в совершенстве согласуется с природой. - (13) "Ты не споришь,
что благо согласно с природой, ибо таково его качество, но утверждаешь,
будто есть и не блага, согласные с природой. Как же может быть одно бла-
гом, другое нет? Как может быть разного свойства то, что обладает таким
важным общим признаком, как согласие с природой?" - (14) Может из-за
своей величины. Не ново, что многое, вырастая, изменяется. Был ребенком
- стал взрослым, и качество уже другое: ребенок неразумен, взрослый -
разумен. Многое благодаря приросту делается не только больше, но и дру-
гим. - (15) "Нет, что становится больше, не становится другим: нальешь
ли ты вино в бутылку или в бочку, - разницы нет, вино и там и там сохра-
няет свое качество; возьми от большого количества меда немного - вкус
будет тот же". - Но твои примеры - совсем другого рода: у этих вещей
свойства сохраняются, хотя их самих становится больше. (16) Есть вещи,
которые от умножения не меняют ни рода, ни свойств, и есть такие, что
после многих добавлений от последнего превращаются в нечто другое, ибо
оно-то и придает им новое, иное, нежели прежде, качество. Один камень
создает свод - тот, который замыкает наклонные стены и, вклинившись,
связывает остальные камни. Почему больше всего делает последнее добав-
ленье, как бы ни было оно мало? Потому что оно не увеличивает, а завер-
шает собою. (17) А некоторые вещи в постепенном движении избавляются от
прежнего обличья и принимают новое. Если душа долго осматривает что-ни-
будь и устает следовать за его величиной, мы начинаем называть эту вещь
бесконечной, - а это совсем не то, что вещи, кажущиеся большими, но име-
ющие предел. Так же точно мы думаем, что такая-то вещь делится с трудом,
и с возрастанием трудности под конец обнаруживаем, что она неделима; а
от того, что движется еле-еле и с натугой, мы переходим к неподвижному.
Таким же образом нечто было согласно с природой, - но возрастание вели-
чины переводит его в другое качество, и оно становится благом. Будь здо-
ров.
Письмо СXIX
Сенека приветствует Луцилия!
(1) Никогда я, если найду что-нибудь, не жду, пока ты скажешь: "Чур,
на двоих!" - а сам себе говорю это. Ты спросишь, какова моя находка?
Подставляй полу, здесь чистая прибыль! Я научу тебя, как в два счета
стать богачом, - а тебе об этом куда как хочется услышать, и недаром: я
кратчайшим путем поведу тебя к величайшему богатству. Впрочем, тебе ну-
жен будет заимодавец; чтобы начать дело, придется взять в долг; но я не
хочу, чтобы ты брал через вторые руки, не хочу, чтобы посредники трепали
твое имя. (2) Я представляю тебе сговорчивого заимодавца - того, что
указан был Катоном: "Бери в долг у себя самого". Нам хватит любой малос-
ти, если все, чего недостает, мы будем просить у себя самих. Знай, мой
Луцилий: что не желать, что иметь - одно и то же. Итог и тут и там оди-
наков: мучиться ты не будешь. Я не поучаю тебя хоть в чем-нибудь отказы-
вать природе: она упряма, одолеть ее нельзя, - все равно потребует свое-
го; но что выходит за ее пределы, то заемное, а не необходимое. (3) Я
голоден, - надо поесть; а полбяной будет хлеб или пшеничный, это к при-
роде касательства не имеет. Она хочет, чтобы мы насыщали утробу, а не
ублажали. Мне хочется пить, - а какую воду - ту ли, что я зачерпнул из
соседнего озера, или ту, которую запечатал снегом, чтобы она была свежей
от заемного холода, - это к природе касательства не имеет. Она велит од-
но: утолить жажду; будет ли твой кубок из золота, из хрусталя или из
мурры, будет ли у тебя тибуртинская чашка1 или собственная горсть, - это
природе неважно. (4) В каждом деле смотри на цель - и откажешься от все-
го лишнего. Голод взывает ко мне, - я протяну руку к тому, что ближе ле-
жит, а он сам сделает вкусным все, что бы я ни взял. (5) Голодный ничем
не гнушается.
- "А что же будет у меня для удовольствия?" - По-моему, прекрасно
сказано: "Мудрец - самый неустанный искатель природного богатства". - Ты
скажешь: "Что ты угощаешь меня с пустой тарелки? Я приготовил было мешки
для денег, озирался, выбирая, в какое море мне пуститься для торговли,
какой взять откуп, какие ввозить товары. Посулить богатство, а потом
учить бедности, - это обман!" - Стало быть, того, кто ни в чем не знает
недостатка, ты считаешь бедняком? - "Но этим он обязан себе и своему
терпению, а не фортуне". - Так ты не хочешь считать его богатым только
потому, что его богатство неисчерпаемо? Что больше: иметь много или
сколько хочется? (6) Кто имеет много, тот желает еще больше, - а это до-
казывает, что он имеет меньше, чем ему хочется. А у кого есть, сколько
хочется, тот достиг цели, - чего никогда не дается богатству. Ты потому
только считаешь, будто у них нет богатства, что их корысти ради не внес-
ли в смертные списки, что им корысти ради не подсыпали яду ни сын, ни
жена? что во время войны им ничего не грозит? что в дни мира они свобод-
ны от дел? что ни владеть такими богатствами не опасно, ни распоряжаться
не трудно? - (7) "Но ведь мало есть у того, кто разве что не знает холо-
да, и голода, и жажды!" - Большего нет и у Юпитера! Иметь, сколько хо-
чется, никогда не мало, а меньше, чем хочется, - всегда мало. После Да-
рия, после индийцев Александр Македонский беден. Разве я лгу? Ведь он
ищет, чего бы присвоить, рыщет по неведомым морям, шлет в океан флот за
флотом, взламывает, так сказать, запоры мира. Чего довольно самой приро-
де, человеку мало! (8) Нашелся один, кто, имея все, захотел еще. Вот до
чего слеп наш ум, вот до чего легко каждый из нас, преуспев, забывает, с
чего начал! Он, не бесспорный владетель жалкого уголка2, достигнув гра-
ницы земли и возвращаясь по захваченному им миру, был печален.
(9) Деньги никого не сделали богатым, - наоборот, каждого они делают
еще жаднее до денег. Ты спросишь, в чем тут причина? Кто имеет много,
тому становится по силам иметь больше. Одним словом, можешь взять любо-
го, чьи имена называют заодно с Крассом и Лицинием3, и вывести на среди-
ну; пусть принесет свое имущество и подсчитает, что имеет и на что наде-
ется; он беден, если верить мне, а если поверить тебе, то может обед-
неть. (10) А тот, кто сообразуется с требованьями природы, не только не
чувствует, но и не боится бедности. Впрочем, знай, что сократить свое
добро до естественной меры крайне трудно: тот, кого мы называем близким
к природе, кого ты именуешь бедняком, что-нибудь лишнее да имеет. (11)
Богатство ослепляет толпу и привлекает к себе взгляды, если из дому вы-
носят много денег, если крыша у него щедро позолочена, если отборная
прислуга бросается в глаза или красотой и ростом, или платьем. Но
счастье таких богачей смотрит на улицу; а тот, кого мы избавили и от
толпы, и от фортуны, счастлив изнутри. (12) Ведь что до тех, у кого хло-
потливая бедность ложно присвоила имя богатства, то они вроде больных
лихорадкой, про которых говорят: "у него лихорадка", - а между тем как
раз он у нее во власти. Но говорим мы и так: "его треплет лихорадка"; и
тут нужно говорить так же: "его треплет богатство".
В одном я хочу тебя вразумить, - в том, в чем любых вразумлений мало:
мерь все естественными желаниями, которые можно удовлетворить или зада-
ром, или за малую цену. И не смей примешивать к желаньям пороки! (13) Ты
спрашиваешь, каким должен быть стол, на каком серебре подавать, надо ли,
чтобы все прислужники были одного роста и без бороды. Но ведь природе
ничего, кроме пищи, не нужно!
Разве, коль жажда тебе жжет глотку, ты лишь к золотому
Тянешься кубку? Голодный, всего, кроме ромба, павлина,
Будешь гнушаться? 4
(14) Голод не тщеславен, ему довольно, если его утолят, а чем - ему
нет дела. Остальное - муки злосчастной жажды роскоши: это она доискива-
ется, как бы ей, наевшись, снова захотеть есть, как ей не наполнить, а
набить брюхо, как вновь возбудить жажду, напившись первыми глотками.
Прекрасно говорит Гораций, что жажде нет дела, в какой чаше и сколь
изящною рукою подана вода. А если ты считаешь важным, кудряв ли мальчик,
протягивающий тебе питье, и блестит ли кубок, - значит, ты пить не хо-
чешь. (15) Помимо прочих даров получили мы от природы и этот, наилучший:
необходимое не приедается. Выбирать можно только между лишними вещами. -
"То некрасиво, это никем не ценится, а вон то оскорбляет мой взгляд". -
Великий создатель мира, предписавший нашей жизни законы, сделал так,
