ведомству, что журналист Ян Пальма в течение трех лет посещал марксистский
клуб в университете?
- Мне неизвестно это, и мне занятно узнать, о чем думал ваш Лерст,
когда представлял мне Пальма в Лондоне?
- Лерст не всевидящий. Мой аппарат раскопал на Пальма интересный
материал... Мы начали серьезно смотреть за этим газетчиком...
Риббентроп почувствовал, что холодеет: он вспомнил конец беседы с
Пальма. Он не мог сказать об этом Гейдриху, он подставил бы себя под удар.
- Нет, я не верю этому, - сказал министр, - мало ли кто грешил в
юности марксизмом? Пальма делает в высшей мере полезное для нас дело...
- Тем не менее я отчитал Лерста и поручил ему заняться газетчиком. Он
его первым узнал, ему и отвечать...
- Погодите, а что у вас есть конкретно против Пальма?
- Он был с красными в Вене, он контактировал в Праге с русским
писателем Борцовым, потом он внезапно воспылал любовью к нам... Я не
очень-то верю таким амплитудам... Я верю только в последовательность.
- Он мог метаться...
- Вот мы и займемся его метаниями... Меня редко подводит интуиция,
поверьте, мой дорогой Риббентроп...
Бургос, 1938, 6 апреля, 15 час. 44 мин.
__________________________________________________________________________
Штирлиц отпер дверь комнаты, где лежал Пальма, и, остановившись на
пороге, сказал:
- Хватит валять дурака! Я сейчас прикажу забрать отсюда эту тахту, -
лежите на полу! Хаген! - крикнул он яростно. - Где Хаген?!
- Он отдыхает, - ответил дежурный по коридору. - Он очень устал.
Штирлиц раздраженно захлопнул дверь, взял стул, придвинул его к
изголовью софы и подмигнул Пальма.
- Громко заявляйте протест по поводу Хагена, - шепнул он, - и
слушайте при этом меня, я буду говорить очень внятно, хотя и шепотом.
Пальма начал гневно браниться, сосредоточенно глядя в лицо Штирлицу,
а главное, на его губы - тот произносил каждое слово округло и четко:
- Республиканцы либо подменят самолет, либо совершат налет на эту
богадельню. Если выберут второй путь, я не отойду от вас ни на шаг.
Пистолет я вам дам перед самой операцией. Сегодня вечером, когда вернется
ваш друг Хаген, мы станем допрашивать вас вдвоем, а может быть, я приглашу
еще кого-нибудь третьего. Я буду мучить вас светом: прожектор в глаза -
заранее извините меня, дружище, но это в наших общих интересах. Все
поняли? Главное, не вешайте носа, все будет о'кей.
- Ол райт, - шепотом поправил его Пальма. - О'кей - это американский
вульгаризм...
- Все! - закричал Штирлиц. - Хватит! Мне надоело выслушивать ваши
жалобы! Будущее в ваших руках! Ясно?! Даю вам два часа на размышления -
потом пеняйте на себя!
"Он здорово постарел за эти два года, - думал Пальма, наблюдая, как
на него зло кричит Штирлиц. - Мне трудно, а каково ему, бедняге? Когда мы
в первый раз увиделись, он был ведь без единого седого волоска".
Берлин, 1936
__________________________________________________________________________
Пальма тогда вернулся в "Адлон" и встретил в холле Петериса и Ванга.
Они ехали на отдых в Ригу через Берлин. Ян бросился к ним, обрадовавшись,
но в глазах у друзей он увидел холодное недоумение, и все сразу понял, и
остановился возле них, чуть улыбаясь:
- Привет дипломатам!
- Привет борзописцам, - ответил Гэс. - Или теперь при встречах с
тобой следует говорить не "привет", а "хайль"?
- Нет, можете просто называть меня "фюрер", - ответил Ян. - Кого
ждете? Пошли ко мне - есть виски.
- Спасибо, - ответил Ванг, - мы ждем приятеля.
- Ну хорошо, ну ладно, - поморщился Ян, - мы разошлись в воззрениях.
Но давайте хотя бы выслушаем друг друга.
- Здесь всюду записывают разговоры, - ответил Петерис, - мне не
хочется, чтобы гестапо занесло в свою картотеку мой голос - я брезглив.
- Меня не записывают. Я пропагандист идей Германии. А выслушать друг
друга нам стоит.
- Пожалуй, что нет, - ответил Петерис. - Тем более что мы собираемся
съездить в Москву, в эту цитадель варварства... Мы боимся бросить на тебя
тень.
- Нехорошо так, - сказал Ян. - Недемократично, по-моему. Всякий волен
верить в свои идеалы.
- Фашизм стал твоим идеалом? - удивился Ванг. - Я не предполагал, что
скотство поддается идеализации.
- Можно подумать, что, вернувшись в Лондон, вы уговорите Чемберлена
подписать с Кремлем договор о совместном отпоре Гитлеру, - жестко сказал
Пальма. - Вы поохаете, поахаете, расскажете, как вам понравилось в столице
социализма, но по-прежнему будете выполнять все указания ваших шефов. Не
изображайте из себя принципиалов, парни. Вы такие же мыши, как и я, только
несколько благопристойнее.
- Молчать - это все-таки лучше, чем прославлять. Мы - молчим, ты -
прославляешь, - сказал Ванг.
Петерис поморщился:
- Пассивная молчаливость - тоже скверная штука.
- Голос не мальчика, но мужа, - сказал Ян. - Так что - зайдем ко мне?
- Ты иди, - сказал Ванг Петерису, - а я побуду здесь. Иди, если тебе
хочется нахлестаться с ним виски. Я могу купить себе виски сам. Пока еще
могу...
Петерис, однако, не пошел.
Ян поднялся к себе, налил стакан виски, добавил холодной воды из
крана, хотел было выпить, то, посмотрев на часы, зло швырнул папку на
кровать и тихо, смачно выругался.
А когда он вышел из "Адлона" и, скорее машинально, чем по
необходимости, "проверился", то сразу заметил за собой хвост. Двое в сером
неотступно топали следом. Пальма изменил маршрут - в девять у него была
назначена встреча. Он повернул на Унтер ден Линден, возле Пассажа свернул
на Фридрихштрассе и остановился около касс кинотеатра.
- Что за фильм? - спросил он кассиршу и посмотрел в бликующее стекло:
двое по-прежнему следовали за ним.
- Интересный фильм - шпионы, погони, стрельба...
- Много стреляют?
- Раз двенадцать... Я, правда, не смотрела, я только слышала выстрелы
по динамику.
- Двенадцать - это мало.
- Господин хочет купить билет?
- Нет, благодарю: слишком мало стреляют...
"Какие сволочи все-таки мои дружки, - думал Ян, спускаясь в метро, -
я отрываюсь от слежки, я подставил голову под нож, а они воротят носы от
меня, как от прокаженного. Хотя я и сам поступил бы так же, будь на их
месте. И никакие они не сволочи. Но долго играть в фашиста я не смогу -
сломаюсь".
Он оторвался от слежки возле остановки "Митте": на стоянке такси была
только одна машина, и он взял ее, и успел заметить, как шпики заметались
на площади. Он долго плутал по городу, пока не убедился, что хвост отстал.
Проходными дворами он вышел к Каналу. Его догнал рослый эсэсовец и
сказал:
- Вы уронили платок.
- Вы ошиблись, - ответил Пальма, - мой платок у меня в кармане, как
мне кажется.
- Простите, значит, я ошибся.
- Спасибо.
- Еще раз простите, но я был убежден, что этот синий платок
принадлежит вам.
- Ну, здравствуйте, - сказал Ян, - я испугался, когда увидел вас в
форме.
- К ней нужно привыкнуть... Вы - Дориан?
- Да. А вы - Юстас?
- Такой же, как вы - Дориан, - хмуро ответил офицер, - пошли, здесь у
меня квартира.
"Ц е н т р. По данным, полученным через Риббентропа, явствует,
что в ближайшее время следует ожидать серьезных акций Гитлера в
Испании. Д о р и а н".
"Ц е н т р. Шеф абвера Канарис дважды вылетал из Берлина на
шесть дней. Удалось выяснить, что он был в Португалии и на островах,
принадлежащих Испании.
Дориан передал ценные пленки о работе активистов
Англо-германского общества. Высылаю через связь. За Дорианом пущен
хвост. Кто инициатор слежки и является ли это профилактической мерой
по отношению к иностранцу, установить пока не удалось. Ю с т а с".
На аэродроме Яна провожали Лерст и референт министра.
- Господин Пальма, - сказал Лерст, поднимая бокал с игристым белым
мозелем, - нам было весьма радостно принимать вас здесь, в стране ваших
друзей. Я пью за ваш благополучный полет и скорейшее к нам возвращение.
- Друзья друзьями, - засмеялся Ян, - а вчера за мной топали двое
ваших полицейских.
- За иностранцами у нас следит гестапо, - ответил Лерст, - но за вами
не могли следить, это какая-то ошибка.
- За мной начали следить в Лондоне, - ответил Ян, - так что ошибки
быть не может: полицейские всюду одинаково тупы и неспособны на выдумку -
живут себе по инструкции, и все тут...
- Я проверю, - пообещал Лерст, - может быть, вас спутали с
кем-нибудь... Меня, например, часто путали в Лондоне, но тем не менее
следили так, что я себя не чувствовал одиноким - даже в кровати...
Берлин, 1938, 6 августа, 15 час. 17 мин.
__________________________________________________________________________
Они приглашали гостей. Он отвечал за мужчин, она - за женщин. Она
обзвонила всех первой. Он договорился только с тремя своими приятелями.
Четвертый сказал:
- Милый Вольфганг, я немного задержусь, потому что Рудди ночью
улетает и мне хочется проводить его.
- Я подвезу вас. Это на Темпельхоф?
- Нет. Это в другом месте. Я задержусь, но буду у вас обязательно.
- Ты не мог бы попросить его взять посылку в Бургос?
Он закурил, прислушиваясь, как голос на другом конце провода
спрашивал Рудди про посылку. Телефоны в Берлине работали отменно, и
поэтому он услышал ответ Рудди: "Скажи ему, что я лечу куда-нибудь на
север, не болтай про Бургос!"
- Вольфганг, он летит в Бремен, почему ты решил, что он летит в
Бургос?
"Я решил так, потому что знаю, кого он возит в Испанию", - мог бы
ответить Вольфганг. Но он сказал:
- Я жду вас, мой друг, в любое удобное для вас время. Марта сделала
великолепный айсбайн в баварском стиле, вам понравится.
"Ц е н т р. Самолет СД уходит в Бургос сегодня вечером
спецрейсом. С какого аэродрома вылетает самолет, неизвестно.
Л у и з а".
В это же время секретарь Гейдриха передал в шифроотдел имперского
управления безопасности следующую радиограмму:
"Бургос. Посольство Германии при правительстве генерала Франко.
Штирлицу, Хагену. Самолет №259 под командованием обер-лейтенанта
Грилля прибудет за латышом завтра в 9.00. Выделите для сопровождения
трех человек. До прилета Грилля разрабатывайте латыша по поводу
похищенного "мессершмитта".
Пока обе эти шифровки шли своим чередом - одна в Москву, а другая в
Бургос, - Штирлиц и Хаген уже допрашивали Яна о его участии в похищении
нового "мессершмитта". Новую модель самолета угнали из Бургоса за девять
часов до убийства Лерста.
- Ты скажешь мне все! - неистовствовал Штирлиц, направив в лицо Яну
свет сильной электрической лампы. - Ты поможешь этим и себе, и мне, и
Хагену! Ты скажешь, чтобы спасти свою жизнь, иначе я не поставлю и
пфеннига за твою голову!
- Что я должен говорить?
- Правду!
- Спрашивайте только конкретно и не орите так... У меня голова
разламывается.
- Кто из американцев сидел с тобой в баре?!
- Когда?
- Утром, перед тем, как Манцер угнал "мессер"?!
- Я уже слышал этот вопрос.
- От кого?
- От Лерста.
- Ну и что ты ему ответил?!
- То же, что отвечу вам: я не знаю его имени, я журналист, а не
похоронное бюро, мне не нужны анкетные данные собеседника, мне нужен
собеседник...
