СС Холтоффа, который по заданию шефа гестапо Мюллера проводил весной сорок
пятого года операцию против него, Исаева, известного в то время Холтоффу
как штандартенфюрер СС фон Штирлиц.
Исаев знал, что Шелленберг умер в пятьдесят четвертом; Айсман
трудится в концерне Дорнброка. Единственный, кто исчез из поля зрения
Исаева, был Холтофф.
Изменив голос, Исаев позвонил к майору из автомата.
- Право господина Кочева не открывать свой адрес, - отрезал майор, -
он живет в демократической стране и пользуется гарантиями нашего
законодательства. С кем я говорю?
- Со мной, - ответил Исаев и повесил трубку.
В тот же вечер Максим Максимович связался с профессором Штруббе,
который отвечал за программу Исаева, и попросил внести коррективы для
того, чтобы ближайшие три дня были у него совершенно свободными.
Назавтра Исаев посетил своего издателя, который третьим тиражом
выпустил его монографию <Германия, апрель сорок пятого>, и - впервые за
все его поездки - не стал отказываться от предложенного гонорара. После
этого он засел в библиотеке, пересмотрел гору литературы по математике и
физике, сделал выписки из телефонных справочников Эссена, Киля и Гамбурга,
связался по телефону с Мюнхеном и Франкфуртом и наконец нашел того, кого
искал, - физика Рунге.
2
- Извините, что я к вам так поздно, доктор Рунге.
- Кто вы?
- Мое имя вам ничего не скажет, но дело у меня к вам крайне срочное.
Они стояли в дверях. Хозяин заслонил дверь и не приглашал гостя
войти.
- Я сейчас занят. Очень сожалею...
- Минута у вас найдется?
- Минута - да. Только вряд ли <крайне срочное дело> можно решить за
минуту.
- Это лицо вам знакомо? - спросил Исаев, показав Рунге маленькую
фотографию.
- Очень знакомый молодой человек...
- Ему сейчас пятьдесят шесть.
- У меня плохая память на лица.
- Кто с вами работал в концлагере Фленсбург?
- Холтофф?
- Так это Холтофф или нет?
- Да... Пожалуй что... Мне кажется, что он, но я боюсь ошибиться.
Хотя нет, точно, это Холтофф.
- Теперь посмотрите на это фото.
- Тоже он. Так постарел... Неужели жив?
- Ну а если жив, тогда что?
- Покажите оба фото еще раз.
- Может быть, нам все же договорить у вас в доме?
- Прошу. - Рунге пропустил Исаева в комнаты.
- Вероятно, вы сначала спросите, знаю ли я адрес Холтоффа, и сразу
позвоните в федеральную комиссию по охране конституции?
- Я ни о чем вас не спрошу.
- Все надоело?
- Просто мне надо кончить работу, которой я отдал последние десять
лет, а если я обращусь к властям, меня начнут таскать по комиссиям,
комитетам и подкомиссиям... Я прошел через все это. Допросы, очные ставки,
свидетельские показания в суде, оправдание обвиняемых...
- Все-таки Кальтенбруннера повесили...
- А остальные? Где Бернцман? Зерлих? Айсман? Где они? Бернцман в
земельном суде. Айсман у Дорнброка. Зерлих в МИДе...
- Вы пропустили Штирлица, господин Рунге.
- Штирлиц спас мне жизнь.
- Если бы война продлилась еще месяц и русские танки не вошли в
Берлин, Холтофф бы вас прикончил, несмотря на все старания Штирлица.
- Вы хотите, чтобы я предпринял какие-то шаги?
- Да.
- Зачем это нужно вам, если я не хочу этого? Я, которого Холтофф
мучил, кому он прижигал сигаретой кожу, кого он поил соленой водой? Зачем
это нужно вам, если я этого не хочу?
- Зло не имеет права быть безнаказанным, господин Рунге.
- Он одинок?
- Пять лет назад у него родился внук.
- Наши внуки не виноваты в том, что было.
- Верно. В этом виноваты деды.
- Объявив войну, я принесу зло его жене, детям, внуку. Вы призываете
меня к мести, а я против мести. Чем скорее мир забудет ужасы нацизма, тем
лучше для мира. Надо забыть прошлое, ибо, если мы будем в нем, мы не
сможем дать будущее детям.
- Забыть прошлое? Очень удобная позиция для негодяев.
- Вы у меня в доме... Я не имею чести знать вас, но просил бы
выбирать точные формулировки.
- Я точен в выборе формулировок. Нас здесь никто не слышит, надеюсь?
Рунге ответил:
- Нас здесь никто не слышит, но мое время кончилось. Так что, - он
поднялся, - всего вам хорошего. Ищите мстителей в других местах.
- Сядьте, господин Рунге. Я не собираюсь забывать прошлое. Я не
забыл, какие вы писали показания в первые дни после ареста. Я. не забыл,
скольких людей вы ставили под удар своими показаниями. Я не забыл, как на
допросах вы клялись в любви и верности фюреру.
- Штирлиц...
- И благодарите бога, что я не приобщал ваши доносы к делу, иначе вам
было бы стыдно смотреть в глаза Нюрнбергскому трибуналу, где вы вели себя
как мученик-антифашист. Я имею слабость к талантам, поэтому я изъял из
дела все ваши гадости и оставил лишь необходимые клятвы в лояльности.
Благодарите бога и меня, Рунге, что по вашим доносам не посадили никого из
ваших коллег. И прозрели вы не в тюремной камере. Вы прозрели, когда я
отправил вас в спецотдел лагеря, в удобный коттедж. Вас поили кофе и
кормили гуляшом, но на ваших глазах вешали людей, а там были талантливые
люди, Рунге, очень талантливые люди. И не моя вина, что вас там начал
пытать Холтофф, - тогда я уже не мог помешать ему...
- Штирлиц?!
- Штирлиц... Вы правы, я - Штирлиц.
Рунге отошел к окну. Он долго молчал, а потом повторил:
- Штирлиц...
Исаев усмехнулся:
- Штирлиц...
Рунге долго стоял возле окна и курил. Не оборачиваясь, он тихо
сказал:
- Я напишу все, Штирлиц. Вам я готов написать все. Диктуйте.
- Нет... Господь с вами... Я пришел не для того, чтобы диктовать... Я
пришел для того, чтобы вы не забывали... Я не хочу, чтобы Холтофф повторял
с вашими внуками то, что он делал с вами...
3
- Доброе утро, могу я поговорить с майором Гельтоффом?
- Майор Гельтофф сейчас дома и просил не беспокоить его до
одиннадцати.
- Пи-пи-пи...
<Стерва! - ругнулся Исаев. - То, что она не говорит обязательного
<ауфвидерзеен>, сбивает меня с толку. Это от старых немцев. Все-таки
тринадцать лет в Германии что-нибудь значат>.
Исаев остановил такси:
- Вельмерсдорф, Руештрассе, семь.
Гельтофф жил на Гендельштрассе, но Исаев по привычке не назвал
точного адреса. Первое время он и в Москве, когда ехал на такси, ловил
себя на мысли, что называет Скатертный переулок вместо того, чтобы просить
шофера отвезти его прямо на улицу Воровского.
От Руештрассе до Гендельштрассе было совсем недалеко - полкилометра,
не больше. Исаев огляделся: улочка была пустынная и тихая; коттеджи за
высокими металлическими заборами, много плюща, плакучие ивы вокруг
маленьких озер, воркование голубей и звонкие голоса детишек.
<Улица хорошая, - отметил Исаев, - а вон та ограда с бетонным
выступом как раз для меня. Я смогу посидеть, и он меня не увидит из своего
дома. Когда он будет выезжать и остановится на улице, чтобы закрыть ворота
гаража, я успею сесть к нему в машину>.
Когда из ворот выехал БМВ-1700 и Холтофф пошел закрывать за собой
ворота гаража, Исаев быстро поднялся и тут же снова сел - свело ногу. Он
понял, что не успеет сесть в машину до того, как Холтофф вернется. Он
успел открыть дверь БМВ одновременно с Холтоффом. Тот посмотрел на Исаева:
сначала недоумевающе холодно, потом отвалился на спинку сиденья и,
побледнев, тихо спросил:
- Ты же мертв, Штирлиц... Зачем ты появился? Что тебе нужно от меня?
- Я рад, что ты сразу поставил точку над . Мне действительно
кое-что от тебя нужно.
- Что?
- Хорошее начало... Молодец, Холтофф. Вон автомат. Позвони в газету к
редактору Ленцу и пригласи его на дружескую беседу куда-нибудь в бар... Я
после объясню, что меня будет интересовать.
4
- Добрый день, редактор Ленц.
- Здравствуйте, инспектор.
- Мое звание - майор.
- Да? Хорошо. Я это запомню.
После паузы Холтофф сказал:
- Мне пришлось пригласить вас в этот бар, потому что так будет лучше.
Я не хочу лишнего шума... Вызов в полицию, официальные показания. Это
всегда вызывает шум.
- Я не боюсь шума. Наоборот, я люблю шум. Он мне выгоден. Ведь я
газетчик, майор Гельтофф.
- Значит, вы не хотите говорить со мной здесь?
Подумав, Ленц ответил:
- Я слушаю вас.
- Ваша газета - единственная, получившая интервью Павла Кочева. Меня
интересует, кто из ваших сотрудников беседовал с ним? Когда это было? И
где? Я обещаю вам, что это будет нашей общей тайной.
В бар зашли трое молодых ребят и девушка. Они заказали бутылку
оранжада и сели к столику возле окна, разложив на нем учебники. Один из
парней подошел к музыкальному автомату и бросил двадцатипфенниговую
монету. Яростно загремели ливерпульские битлзы.
<Вот сволочи>, - ругнулся Исаев, выключая диктофон, лежавший в левом
кармане пиджака.
Откинувшись на спинку кресла, он напряженно прислушивался к разговору
Холтоффа и Ленца.
- Итак, где, когда и кто из ваших сотрудников в последний раз видел
болгарского ученого Кочева?
- Вы убеждены, что я обязан отвечать на этот вопрос?
- Хорошо. Давайте иначе. Пришлите ко мне того газетчика, который
интервьюировал Кочева. Я обязуюсь не требовать у него данных о теперешнем
местонахождении Кочева. Мне нужно показание - всего лишь. Показание под
присягой. С такой моей просьбой вы не можете не согласиться.
- Мне не совсем понятен ваш интерес к этому Кочеву. В чем дело? Он
преступил закон?
- Нет. Отнюдь. Просто я должен быть во всеоружии, когда им начнут
интересоваться официальные инстанции... Наш сенат, боннская
администрация...
- Давайте созвонимся сегодня вечером, а?
- В пять?
- В семь. В пять у меня самое горячее время с выпуском номера.
- Вы не ответили - пришлете вашего парня?
- У меня есть и женщины, занимающиеся журналистикой, - улыбнулся
Ленц. - Я дал вам ответ, майор. Я буду звонить в семь часов. Всего
хорошего.
В машине Исаев сказал:
- Поезжай к себе, Холтофф, и сразу же пусти за Ленцем хвост. И пусть
сядут на его телефоны. Он приведет тебя к тому ответу, который я ищу. Хочу
предупредить, что, если у тебя возникнет надобность в контакте с Айсманом
и его людьми, ты поставишь себя в неудобное положение. Понимаешь? Я
перестану тебе верить.
- Откуда ты знаешь про мои контакты с Айсманом? Ему нечего бояться -
он прошел денацификацию.
- Я знаю, что он прошел денацификацию. Но ему есть чего бояться.
Дорнброк, конечно, могучий человек, но не всемогущий - времена изменились,
Холтофф...
5
В четверть восьмого Ленц передал майору Гельтоффу кинопленку об
эмигрировавшем красном, которую он просил приобщить к делу как
вещественное доказательство, снимающее <все и всяческие вопросы по поводу
решения господина Кочева>.
Холтофф привез эту пленку к себе домой и в гараже, дождавшись, пока
стемнело, прокрутил ее Штирлицу через проектор, приспособив беленую стенку
под экран.
...Вот веселый Паша Кочев выходит с красивой высокой девицей из кафе,
вот он садится вместе с ней и еще двумя парнями в открытый автомобиль, вот
они едут по городу; Паша выставил руку навстречу ветру, ловит его
пальцами, это очень приятно - ловить ветер сжатыми пальцами; вот он
подъезжает к пляжу, переодевается в кабине, купается с молодыми ребятами и
