чистотой в вашем доме?
- Подруга, - ответил он, поставив чемодан девушки в прихожей на
маленький столик возле зеркала, набрал номер Харриса и сказал, что встреча
переносится на завтра, возникло срочное дело, пожалуйста, простите. Боб.
- А как относится к вашей служанке жена? - спросила Кристина.
- Они терпят друг друга.
- Вы говорите неправду. И если вы хотите, чтобы я у вас осталась,
отнесите мой чемодан в ту комнату, где я буду спать.
- Выбирайте сами, - сказал он, - я ж не знаю, какая комната вам
понравится.
Он показал ей большой холл с низким диваном возле стеклянной двери на
громадный балкон, где был маленький бассейн и солярий, свой кабинет,
столовую и спальню.
- Где нравится?
- Можно в холле?
- Конечно.
- Идеально бы, конечно, устроиться на вашем прекрасном балконе.
Сказочная квартира... Вы, наверное, очень богатый, да?
- Еще какой... Что касается балкона, то не надо дразнить испанцев,
они в ночи зорки, как кошки.
- Слишком что-то вы их любите.
- Они того заслуживают.
- А как зовут вашу подругу, которая здесь убирает?
- Мария.
- Сколько ей лет?
- Двадцать пять, - ответил он и позвонил в ИТТ.
- Сеньор Брунн в архиве, там нет аппарата, можем пригласить сюда, но
придется подождать.
- Нет, спасибо, - ответил Роумэн. - Передайте, что звонил Пол, я
свяжусь с ним вечером.
Кристина еще раз оглядела его квартиру, понюхала, чем пахнет на
кухне, и спросила:
- Мария - хорошенькая?
- Да.
- Зачем же вы привезли меня сюда?
- Жаль стало...
- Знаете, вызовите-ка такси.
- Сейчас. Только сначала сделайте мне мясо.
- Что-то мне расхотелось делать вам мясо.
- Вы что, ревнуете?
Криста посмотрела на него с усмешкой.
- Как это вы делаете? - она повторила его жест, согнувшись пополам. -
Так? Это значит вам смешно, да? Ну вот и мне так же смешно. Погодите, а не
берете ли вы реванш за моего друга?
Он положил ей руки на плечи, притянул к себе, поцеловал в лоб и
ответил:
- А ты как думаешь?
Она обняла его за шею, заглянула в глаза и тихо сказала:
- Пожалуй, на балконе мне будет очень холодно.
- И я так думаю.
...В "Лас Брухас" они приехали в двенадцать; Криста дважды повторила:
- Уверяю тебя, там уже все кончилось...
- Кто живет в Мадриде полтора года? Ты или я?
- Я бы лучше подольше с тобой побыла. Мне никуда не хочется ехать.
- А я хочу тобой похвастаться.
- Это приятно?
- Очень.
- Но я ведь уродина.
- Не кокетничай.
- Я говорю правду. Я-то про себя все знаю... Просто тебе одному
скучно, вот ты и придумал меня... Я знаю, у меня так бывало.
- Как у тебя бывало? Так, как со мной?
- Тебе надо врать?
- Ты же математик... Калькулируй.
- Тебе надо врать. Тебе надо говорить, что мне так хорошо никогда не
было... Вообще-то, если говорить о том, как мы познакомились, и про рынок,
и как ты меня сюда привез - не было...
- А потом?
- Это не так для меня важно... Это для вас очень важно, потому что вы
все рыцари, турниры любите, кто кого победит... Не сердись... Я как-то
ничего еще не поняла. Просто мне очень надежно рядом с тобою. Если тебе
этого достаточно, я готова на какое-то время заменить Марию и помыть за
нее стекла.
- Сколько времени ты намерена мыть здесь стекла?
- Неделю. Потом поеду в Севилью, нельзя же не съездить в Севилью,
если была в Испании, потом вернусь на пару дней, а после улечу к себе.
- Мне очень больно, когда ты так говоришь.
- Не обманывай себя.
- Я так часто обманываю других, что себе обычно говорю правду.
- Ты же это не себе говорил, а мне... В эти самые "Брухас" надо
одеваться в вечернее платье?
- Не обязательно.
- А у меня его вообще-то нет.
- Что хочешь, то и надевай.
- У меня с собою только три платья. Показать? Скажешь, в каком я
должна пойти.
- Я ничего в этом не понимаю. В чем тебе удобно, в том и пойдем.
- Что-то мне захотелось выпить еще один глоток джина.
- Налить соды?
- Каплю.
Он капнул ей ровно одну каплю, улыбнулся:
- Еще? Я привык выполнять указания. Я аккуратист.
- Еще сорок девять капель, пожалуйста.
- Я ведь буду капать. Может, плеснуть?
- Ну уж ладно, плесни.
Он протянул ей высокий стакан, она выпила, зажмурившись, причмокнула
языком и вздохнула:
- Очень вкусно. Спасибо. Сейчас я буду готова.
Через полчаса они приехали в маленький кабачок, где выступали самые
лучшие фламенко Испании; в тот вечер пела Карменсита и ее новый приятель,
Хосе; женщине было за сорок, в последние годы она чуть располнела, но
никто в Мадриде не умел так отбивать чечетку, как она, никто не мог так
р а б о т а т ь плечами, обмахиваться веером и играть с черно-красной
шалью; когда пот посеребрил ее лицо, на смену вышел Хосе; танцевал
сосредоточенно, истово, до тех пор, пока его рубаха тончайшего шелка не
сделалась темной от пота; в зале громко и разноголосо закричали "оле!", и
это показалось Кристе странным, потому что мужчины были в строгих
костюмах, настоящие гранды, а женщины в вечерних нарядах, только она была
в легоньком платьице, которое делало ее похожей на девушку из
университета; третий курс, не старше.
- Нравится? - тихо спросил Пол, склонившись к ней; привычного для
женщин запаха духов не было, кожа пахла естеством, совершенно особый запах
чистоты и свежести.
- Очень, - так же шепотом ответила Криста, - только они не поют и не
танцуют, а работают.
- Это плохо?
- Странно.
- Здесь не любят работать, - улыбнулся Пол, - жарко, да и земля
благодатная, брось косточку - персик вырастет. Зато здесь очень любят,
когда показывают труд в песне и танце.
- Как у негров.
- Откуда ты знаешь?
- Я не знаю. Просто мне так кажется. Я видела ваш джаз... Там были
негры... Они тоже работали, очень потели, бедненькие...
- Не будь такой суровой... Неужели тебе нравится, когда танцор
холоден?
- Не знаю. Вообще-то танец должен быть отделен от тела... Ведь тело
лишь способ выразить замысел балетмейстера...
- Слушай, я всегда боялся красивых и умных женщин... Ты слишком
умная.
- А почему ты их боялся?
- Влюблялся.
- Чего же бояться? Это приятно - влюбленность.
- Ты молодая. Ты себе можешь это позволить. А у меня каждая
влюбленность - последняя.
- Сколько тебе?
- В этом году будет сорок.
- Это не возраст для мужчины.
- А что для мужчины возраст?
- Ну, я не знаю... Лет шестьдесят...
- Значит, ты даешь мне двадцать лет форы?
- Тебе? Больше.
- Почему?
- Ты недолюбил...
Пол приблизил ее к себе, поцеловал в висок и в это время ощутил у
себя на плече чью-то руку. Он обернулся: над ним навис огромный, крепко
пьяный Франц Ауссем из швейцарского посольства:
- Советник, - сказал он, - почему вы не были у нас на приеме? И
отчего не знакомите меня с самой красивой женщиной "Лас Брухас"?
- Самую красивую женщину зовут Кристина. Это Ауссем, секретарь
швейцарского посольства, Криста.
Ауссем поцеловал ее руку:
- Могу я к вам сесть?
- Нет, - Роумэн покачал головой. - Не надо, Франц.
- Я не стану вам мешать. Мне просто приятно побыть возле такой
прекрасной дамы.
- Мне еще больше, - сказал Роумэн. - И потом мы обсуждаем важное
дело: когда и где состоится наша свадьба. Да, Криста?
- Садитесь, мистер Ауссем, - сказала Криста. - Пол относится к тому
типу мужчин, которые умирают холостяками.
- Нет, - повторил Пол, - не надо к нам садиться, Франц. Я решил
умереть женатым. Очень хочу, чтобы на моей могиле плакала прекрасная
женщина. Правда. Не сердитесь, Франц, ладно?
ШТИРЛИЦ - ХIII (октябрь сорок шестого)
__________________________________________________________________________
Кемп принял Штирлица ровно в десять, Штирлиц не успел даже побриться,
приехал в ИТТ прямо с вокзала; Кемп поинтересовался, как чувствует себя
доктор Брунн на новой квартире, заговорщически подмигнул, спросив, не
слишком ли бурными были дни отдыха, больно уж явственны синяки под
глазами, угостил стаканом холодного оранжада и пригласил подняться в
справочно-архивный отдел корпорации.
Там три комнаты соединялись между собою белыми, с серебряными
разводами старинными дверями. Кемп кивнул на стол возле окна и сказал:
- Это ваше место.
- Прекрасно, - ответил Штирлиц. - Только я не умею работать на малых
пространствах.
- То есть? - не понял Кемп.
Штирлиц подошел ко второму столу, легко подвинул его к своему,
организовав некое подобие русской буквы "г", и, обернувшись к Кемпу,
сказал:
- Так можно?
- Вполне.
- Ну и хорошо. Что делать?
- Работать. - Кемп улыбнулся своей обычной, широкой и располагающей,
улыбкой. - Показывать класс. Вон там, - он кивнул на дверь, - сидит наш
цербер, сеньор Анхел. Пойдемте, я вас познакомлю.
Они вошли во вторую комнату; она была еще больше первой, сплошь
заставлена шкафами со справочниками, подшивками газет, финансовыми
отчетами корпорации, испанских министерств и подборкой журналов. В углу,
за маленьким столиком орехового дерева, очень ажурным, на тоненьком, с
жеребячьими ножками, стуле сидел хрупкий, похожий на девушку человек, лет
пятидесяти, в фиолетовом бархатном пиджаке, вместо галстука странное жабо
очень тонкого шелка; брюки кремовые, носочки белые, а туфли с золоченными
пряжками.
Он легко поднялся навстречу Штирлицу, показалось, что взлетает, так
худ, пожал руку экзальтированно, предложил кофе и сигару, похлопал Кемпа
по плечу так, как положено в Испании, и сказал на прекрасном немецком:
- Дорогой Брунн, я счастлив, что вы станете работать вместе со мной.
Будет с кем отвести душу. Я чахну в этом стеклянном бункере. Чтобы мы
могли спокойно пить кофе, я сначала познакомлю вас с правилами работы в
этом заведении. Собственно, особых правил нет, вы заявляете, какой
материал взяли, тему, над которой работаете, декларируете, по чьему
заданию проводите анализ, и указываете время, которое вам отпущено на
исследование той или иной ситуации. Я фиксирую это в моем дневнике, и мы
начинаем пить кофе. Все ясно?
- Предельно, - ответил Штирлиц.
- Ну и прекрасно. Да, еще одна формальность. Вам придется расписаться
в обязательстве не выносить документацию из отдела. Поймите меня
правильно: в Испании запрещено распространение литературы, в которой
подвергается критике внутренняя политика каудильо, а наши хозяева весьма
несдержанны в печатном слове, поэтому, как вам известно, далеко не все
издания, выходящие в Штатах, продаются здесь, на пенинсуле'. Надеюсь, вы
поймете меня верно, я гражданин этой страны и вынужден делать все, чтобы
помешать осложнениям в отношениях между корпорацией и Пуэрта-дель-Соль.
_______________
' П е н и н с у л а - полуостров (исп.).
- Чтобы воспрепятствовать осложнениям в отношениях, - заметил
Штирлиц, - надо дать умным людям на Пуэрта-дель-Соль хорошую взятку. Это
лучший способ завязать добрые отношения.
Анхел как-то сник, растерянно посмотрел на Кемпа; тот вальяжно
посмеялся:
- Привыкайте к шуткам доктора Брунна, дорогой Анхел, ничего не
попишешь, каждый человек отмечен странностями. Он так свободно говорит о
взятке именно потому, что никогда и никому ее не давал. Если б давал, как
это приходилось делать мне, помалкивал бы. Верно, Брунн?
