слишком много открытых врагов, чтобы заниматься теми, кто казался ему
врагом скрытым; именно тогда те, которые называли Гонсалеса "Локо",
поняли, что он вовсе не безумец, а, наоборот, куда умнее тех, которые
считали себя мудрецами; оказывается, в оппозиции, если только суметь ее
п е р е с и д е т ь, есть свои плюсы, ибо нежданно-негаданно Гонсалес
сделался представителем нескольких латиноамериканских фирм, которые
уполномочили его заключать торговые сделки, за что платили весьма высокие
комиссионные; кто именно стоял у руководства фирм, никто не знал, да и
никого это особо не интересовало, поскольку товар поступал отменный,
задержек по платежам не было, а подарки заинтересованным чиновникам
присылались ежемесячно, причем весьма щедрые.
Тем не менее Гонсалес не позволял себе ни одного высказывания против
генералиссимуса, молчал, как набрал в рот воды, сделался лучшим знатоком и
предсказателем корриды; однажды оказался на трибуне рядом с американским
советником; тот бросился к нему с объятиями - оказывается, они были
знакомы еще по сороковому году, когда советник был пресс-атташе и
только-только начинал свою дипломатическую карьеру.
Через две недели пришло приглашение в американское посольство на
коктейль, посвященный приезду в страну группы бизнесменов, работающих в
сфере холодильных установок; в Испании много мяса, чего-чего, а этой
безделицы хватает, поле для выгодных сделок, холодильники наши, мясо ваше,
торговля в голодной Европе - совместная, нам - восемьдесят процентов, вам
- двадцать, вполне по-джентльменски.
...Именно этот эпизод с п о д с а д к о й к американцу и заметил
Штирлиц на Пласа де торос весной сорок шестого, когда подкрадывался к тем
матадорам, что уезжали в Мексику, заметил и - забыл, заложив в анналы
памяти.
Понадобилось через пять дней после того, как вернулся из Бургоса;
именно там он познакомился с Гонсалесом десять лет назад, именно этот
человек может ему сейчас помочь, все люди, отмеченные печатью знания, а
тем более связей, нужны ему.
Вопрос о том, как восстановить знакомство с Гонсалесом, был делом
техники...
Как и всегда, в то утро Гонсалес выпил чашку кофе, съел рогалик,
обжаренный в оливковом масле, и принялся за газеты; официальные сообщения
он не читал, даже не просматривал; начинал с информации о прошедших
корридах, делал выписки, составлял схемы; он теперь признанный
"предсказатель" результатов поединков - живая легенда, этим надо дорожить,
это - повод для любых встреч, возможность быть на виду, говорить о том,
что интересует, отвечать на вопросы, что, естественно дает возможность
задавать свои, связанные отнюдь не только с боем быков.
Все мало-мальски любопытное он вырезал, раскладывал по разноцветным
папочкам; поэтому, когда ему попалось описание корриды, начинавшееся с
упругой фразы, принадлежащей явно не испанцу, "бык был красным и литым,
словно торпеда", - генерал заинтересовался материалом, подоткнул под себя
пуховое одеяло, простроченное китайской шелковой нитью с бисером, и
проглотил репортаж целиком, поразившись, что это блистательное описание
боя кончалось такими словами: "Я помню, как десять лет назад, когда
осеннее небо было таким же высоким и перистые облака в нем постепенно
растворялись в знойном желтоватом мареве, которое поднималось все выше и
выше, пока не достигло зыбкого очертания месяца, появляющегося здесь в
последние дни октября уже к семи часам, великий матадор Эухенио,
обернувшись к полковнику Гонсалесу, сидевшему рядом с его квадрильей,
усмешливо сказал: "Пусть бог распределит удачу", и пошел на середину Пласа
де торос, и был уже готов убить быка и получить трофэо, как случилось
непредсказуемое, и на Пласу выскочил десятилетний мальчишка, и бык
бросился на него, и мальчишка был бы распорот острым, как шило, рогом, но
Эухенио бросился на быка, отвел его на себя, и был ранен, и спас мальчика,
и хотя он не получил трофэо, но зато он выиграл п а м я т ь. Я никогда не
забуду, как Альфредо Гонсалес, которого уже тогда по праву считали лучшим
аналитиком корриды, сказал: "Бог распределил удачу по-божески, он наградил
Эухенио не только умом, но и сердцем".
Подпись под эссе ни о чем не говорила; странно, "Пуэбло" никогда не
печатала этого "Максимо", откуда такое прекрасное перо?
Гонсалес сразу же вспомнил тот день в Бургосе, и Эухенио, и тот бой,
только своих слов - ему понравились слова, которые, как утверждал
"Максимо", он произнес тогда, - он не помнил; впрочем, неважно, помнят
другие, память о нас хранят люди, я - пустое, миг в человечьей череде, но
если я оставил по себе память у других, тогда, значит, жизнь прожита не
зря...
Сняв трубку телефона, он позвонил в "Пуэбло"; главный редактор
утверждался лично каудильо; ему он не стал звонить, зачем? Значительно
более оправдан звонок в отдел, дающий постоянные репортажи о корридах;
пусть они скажут главному о звонке генерала Гонсалеса, это престижнее,
героя должна играть толпа, сам герой обязан хранить молчание, грех
забывать уроки драматургии античности.
- Кто спрашивает редактора отдела? - поинтересовалась секретарь.
- Гонсалес.
- Откуда вы?
- Я? - Гонсалес вдруг усмехнулся. - От себя. Доложите вашему шефу,
что его беспокоит звонком генерал в отставке Альфредо-Хосефа-и-Рауль
Гонсалес.
- Одну минуту, - ответила девушка другим голосом; в трубке что-то
щелкнуло, и сразу же пророкотал густой баритон шефа отдела Рохаса.
- Мне бы хотелось поблагодарить Максимо, - сказал Гонсалес, -
которого вы сегодня опубликовали. Я вспомнил ту корриду в Бургосе и
прекрасного матадора Эухенио, которого мало кто знает ныне... Удел
погибших - беспамятство...
- Нам очень приятен ваш звонок, сеньор Гонсалес, мы полны самого
глубокого уважения к вашему таланту, никто, кроме вас, не умеет так точно
предсказать корриду...
- Это преувеличение, - ответил Гонсалес, - тем не менее я благодарю
вас, Рохас...
- Этот Максимо не испанец... Он писал нам пару раз... Я толком и не
знаю, кто он... У меня нет его телефона... Одну минуту, я спрошу Альберто,
он готовил этот материал к публикации... А вам он действительно
понравился?
- Да, это красиво сделано. Конечно, у него свои представления о
корриде, никто, кроме испанцев, не может понять смысл тавромахии, но тем
не менее он полон уважения к предмету и пытается ее постигнуть не с
наскока, как все эти инглезес и алеманес...
- Вот, генерал, его адрес... Хотя нет, он, оказывается, дал свои
новые телефоны, пожалуйста, записывайте...
...Второй телефон, служебный, показался Гонсалесу знакомым; память у
него была натренированная, профессионал высокого класса; он просмотрел
свою папку с визитными карточками, которую стал исподволь подбирать после
того, как снова начал выходить в с в е т; все правильно, тот же
коммутатор, что и у директора ИТТ Эрла Джекобса, последний раз встречались
на ужине у аргентинского посла по случаю провозглашения дня независимости
республики, весьма хваткий парень.
Гонсалес позвонил в ИТТ, попросил соединить его с доктором Брунном;
ответили, что аппарата у доктора нет, пригласят, надо подождать; генерал
услыхал голос, показавшийся ему знакомым, поздравил с прекрасной
публикацией, поблагодарил за память и пригласил на ужин, который состоится
у него дома, на калье-де-Акунья; приглашен Веласкес, генерал Серхио Оцуп,
брат известного петроградского фотографа, советник американского
посольства Джозеф Гэйт и руководитель торговой миссии Испании в Швейцарии
дон Хайме Бетанкур.
...Он узнал Штирлица сразу же, они обнялись; Гонсалес шепнул:
- Эстилиц, боже ты мой, как я рад вас видеть!
- Я Брунн, - так же шепотом ответил Штирлиц. - Будь проклята наша
память, я не Эстилиц, а Брунн!
ГАРАНТИРОВАННАЯ ТАЙНА ПЕРЕПИСКИ - III
__________________________________________________________________________
Грегори Спарку,
отель "Амбассадор", Голливуд, США
Дорогой Грегори!
Во-первых, надо было бы тебе написать новый адрес. Я отправляю
письмо на твой отель в надежде, что его тебе переправят. А - нет, и
бог с ним, с этим письмом, напишу новое.
Во-вторых, я сейчас не могу подробно рассказать тебе о своей
жизни, потому что на балконе спит девушка, которую зовут Криста, я
вижу ее с того места, где пишу, любуюсь ею и думаю: "Да пошли к
чертовой матери все мерзавцы этого мира, если рядом с тобою живет
черноволосая (вообще-то она белая), голубоглазая, большелобая,
веснушчатая, длинноногая, умная и добрая девушка!" Пусть они все идут
к чертовой матери, если у тебя есть Элизабет и мальчики, а у меня
есть Криста, а мальчики еще только будут, или девочки, какая разница,
но обязательно веснушчатые, голубоглазые и беловолосые.
Мир вступил в полосу безвременья, Грегори, былые идеалы отходят
в прошлое, новые только рождаются. А нам нужно оставаться самими
собою, надо хранить в своих ячейках порядочность, верность дружбе,
желание прийти на помощь тому, кого зазря обижают. Это передастся
детям, от наших детей - внукам, а это - геометрическая прогрессия,
только на это я надеюсь. В пику тр-р-р-радициям наших бездарей
(интересно, считают ли они своей традицией и то рабство, которое было
законом в Штатах еще восемьдесят лет назад?) надо хранить наши
традиции братства, сложившегося в годы войны, только этим мы можем
помочь человечеству.
В связи с этим скажи Врэнксу - он ведь тоже, мне сдается,
работает в Голливуде, пишет какую-то муру, - чтобы старик был
осмотрительнее в переписке со своими испанскими корреспондентами. Он
здесь дрался в составе батальона Линкольна, я понимаю, как он
ненавидит каудильо и как любит тех своих друзей, которых
только-только начинают выпускать из концентрационных лагерей (не без
моего, кстати говоря, нажима), но нельзя терять голову и подводить
подцензурных испанцев. Я пишу об этом спокойно, оттого что оправляю
письмо с дипломатической почтой, значит, фалангистская сволочь не
сможет этого прочесть, а в Штатах, слава богу, тайна переписки пока
еще гарантируется законом. Именно это, пожалуй, и есть одна из наших
традиций, причем не мифическая, но реальная, столь нам дорогая,
потому что позволяет чувствовать себя личностью. Ты в своих спорах,
если все же решишь их продолжать (не советовал бы, бесполезно),
спроси своих оппонентов, что они конкретно понимают под словом
"традиция"? По пунктам и без придыханий. Убийство индейцев? Расстрелы
северян, которые восстали против рабства? Торговля живыми людьми,
обмен их на породистых собак, натасканных на заячью охоту?
Ку-клукс-клан? Или это не считается "американской традицией"? Тогда,
может быть, наша традиция - это Линкольн? Я - "за". Но пусть не
забывают, против каких "традиций" он сражался.
Здесь, в нашей колонии, тоже есть радетели традиций; как
правило, это выдающиеся - по малограмотности - люди. Читать они могут
с трудом, по слогам, больше всего любят слушать. Вот какой-нибудь
одержимый борец ума и вкладывает в их мозги ахинею, пыжась от
