Юлиан Семенов.
Экспансия-I
(роман) ("Позиция" #3)
_____________________________
C книжной полки Вадима Ершова
http://www.chat.ru/~vgershov
Роман
Аннотация
Действие нового романа заслуженного деятеля искусств, лауреата
Государственной премии РСФСР писателя Юлиана Семенова развертывается в
конце 40-х годов, когда начал оформляться союз нацистских преступников СД
и гестапо с ЦРУ. Автор рассказывает о пребывании главного героя книги
Максима Максимовича Исаева (Штирлица) во франкистской Испании.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ (19 июня 1945 года)
__________________________________________________________________________
Сталин осторожно, как-то замедленно, отодвинул от себя папку со
страницей машинописного текста, медленно поднялся из-за стола, прошелся по
кабинету, постоял возле окна, наблюдая за тем, как по кремлевской площади
медленно и валко расхаживали голуби, цветом похожие на брусчатку; если
долго и неотрывно смотреть на них, возникало ощущение, что сама брусчатка
движется; мистика какая-то; нечто похожее рассказывал на занятиях в
семинарии отец Дионисий: вещие птицы, чистилище, райские кущи.
Обернувшись, Сталин посмотрел на начальника разведки, несколько раз
пыхнул трубкой, чтобы раскурить ее, и, вернувшись за стол, спросил, кивнув
на бумагу:
- Ну, и как вы мне это объясните?
- Я обязан проверить и перепроверить это сообщение. Оно носит
чрезвычайный характер, поэтому его надежность я должен подстраховать с
разных сторон.
- А что за человек передал вам это сообщение? Надежен?
- Вполне. Но смысл любой игры в разведке заключается в том, чтобы
именно надежному человеку отдать ложную информацию.
- Спасибо за разъяснение. Вы очень популярно объяснили мне суть
разведывательной работы. Тронут.
Он подвинул к себе текст телеграммы, пробежал ее еще раз:
"В течение трех дней, начиная с середины июня, в Пентагоне проходили
секретные совещания руководства военной разведки США и чинов ОСС' с
начальником управления "Армии Востока" генерал-лейтенантом вермахта
Геленом. В ходе этой встречи было достигнуто соглашение о том, что Гелен
возвращается в Германию и разворачивает свою работу. Гелен согласился
передать свою агентуру американской разведке, включая руководителей
"русского освободительного движения" генерала Власова, активистов
"украинской повстанческой армии" Мельника и боевиков Бандеры; достигнуто
соглашение о том, что отныне американцы будут контролировать работу Гелена
с агентурой, внедренной им в ряды польского правительства в Лондоне, со
словацкими, хорватскими, венгерскими, болгарскими, чешскими и румынскими
антикоммунистическими группировками, эмигрировавшими на Запад.
_______________
' О С С - Организация (Отдел, Управление) секретных служб (разведка
США, созданная по указанию Рузвельта для борьбы против гитлеризма). -
Здесь и далее примечания автора.
Однако в итоговом коммюнике было отмечено, что после того, как в
Германии к власти будет приведено немецкое правительство, Гелен намерен
начать работу лишь на новый немецкий режим. Пентагон заверил его в том,
что ему будет оказано содействие в этом вопросе. Было подчеркнуто, что
Вашингтон найдет возможность оказать давление на новое немецкое
правительство в том смысле, чтобы организация генерала Гелена была
преобразована в разведывательную службу режима демократической Германии,
интегрированной в систему западного мира. Он получил заверения, что
останется шефом разведки. Было подчеркнуто, что сейчас в Германии
рискованно создавать единый центр разведки; необходимо определенное время
для того, чтобы западные демократии смогли по-настоящему укрепиться в
своих зонах оккупации, сделав их недоступными для коммунистического
проникновения. Поэтому генералу Гелену было предложено продумать вопрос о
создании нескольких конспиративных центров, в первую очередь в Испании;
санкционированы его контакты с соответствующими службами генералиссимуса
Франко.
После того как совещание в Пентагоне завершило свою работу, генерал
Гелен провел трехчасовую беседу с Алленом Даллесом, который, как здесь
считают, привез сюда генерала и з а с т а в и л Пентагон сесть с ним за
стол переговоров. Итоги этих бесед неизвестны, однако предполагают, что
речь шла о практических шагах в направлении развертывания
антикоммунистической активности в странах Восточной Европы. Не отвергается
также возможность проработки конкретных мер для оказания немедленной
помощи группировкам украинских антикоммунистических отрядов, сражающихся
против Кремля в районах Львова".
Сталин долго ходил по кабинету в молчании, потом остановился перед
начальником разведки, изучающе посмотрел ему в лицо, словно бы обняв
своими рысьими желтоватыми глазами, и спросил:
- А теперь скажите, как мне после этого, - он кивнул на стол, -
сидеть рядом с Трумэном и обсуждать проблемы послевоенной Европы? Что
молчите? Не знаете, как ответить? Или не решаетесь?
- Скорее - второе, товарищ Сталин.
- Почему? Вы же не навязываете мне свою точку зрения, а лишь
отвечаете на вопрос. Большая разница. Так что?
- Я исхожу из того, что на Западе нам противостоят две силы:
здравомыслящие политики - а их, мне сдается, все-таки немало - открыто
выступают за продолжение дружеского диалога с нами. Противники, что ж, они
и останутся противниками, ничего не поделаешь. Но чем круче мы
прореагируем на такого рода информацию, тем труднее будет здравомыслящим,
то есть тем, кто хочет с нами дружить.
- Но вы-то верите, что эта информация не сфабрикована для того, чтобы
мы заняли жесткую позицию? И - таким образом - поставили наших симпатиков
в трудное положение?
- Надо проверять. Времени на это не было.
- А возможности?
- Есть.
- Как вы думаете, близкое окружение покойного Рузвельта понудит
Трумэна отмежеваться от его слов, сказанных в начале войны по поводу того,
что помогать надо тому, кто будет выигрывать битву: одолеют немцы -
немцам, возьмут верх русские - русским?
- Думаю, он готов сделать все, чтобы эти его слова были преданы
забвению.
- А если ему помочь в этом? Если я сделаю все, чтобы помочь ему в
этом? Как полагаете, будет он стоять за диалог?
- Не знаю.
- Хорошо, что ответили честно. Спросим Громыко. Скажите вот что: вы
бы, лично вы, решились на переговоры с высшим гитлеровским военачальником,
не поставив об этом в известность меня?
- Нет.
Сталин усмехнулся:
- А может быть, Трумэн добрее? Как-никак демократия, свободные
выборы, полная гласность?
- Именно поэтому я бы на месте руководителей американской разведки
подстраховался санкцией президента.
- "Именно поэтому", - хмыкнул Сталин. - Хорошо ответили. Не нравится
наша демократия, а? Ладно, будем думать, как поступать. Не пришлось бы
брать уроки у режиссеров Художественного театра: пусть научат, как вести
себя за столом переговоров о будущем мира с тем, кто спокойно живет в том
же городе, где его военные дружески принимают гитлеровского генерала...
Документ мне оставьте... И продумайте, как можно получить более
развернутую информацию... Видимо, из Испании? Впрочем, не мне вас учить
профессии, поступайте, как знаете.
ШТИРЛИЦ - I (Мадрид, октябрь сорок шестого)
__________________________________________________________________________
Американец, подошедший к Штирлицу на мадридской авениде Хенералиссимо
с предложением пообедать и поговорить о том, что может представить
обоюдный интерес, был вполне доброжелателен; следов того волнения, которое
обычно сопутствует операции похищения или ареста, не было заметно на его
лице.
- Обещаю отменное меню, - добавил он. - Как отнесетесь к такого рода
перспективе?
Листья платанов на широкой авениде начали уже желтеть, становясь
металлическими, цвета чилийской меди; осени, однако, не чувствовалось;
тепло; Штирлиц подставил лицо мягким лучам солнца и, как-то странно пожав
плечами, тихо ответил:
- А почему бы и не пообедать?
- Мне почему-то казалось, что вы откажетесь.
Штирлиц снова посмотрел на американца: очень крепкий человек, подумал
он, с б и т е н ь прямо-таки; они вообще-то очень здоровые; понятно: войн
не знали, живут далеко от тех мест, где разыгрывается трагедийное действо,
да и молоды, два века истории, это не возраст, младенчество.
Он отчетливо и как-то до страшного явственно помнил тот дождливый
день, когда в здешних газетах напечатали речь Черчилля, произнесенную
"великим старцем" в Фултоне; бывшего премьера Британии слушателям
Вестминстерского колледжа представил не кто-нибудь, а сам президент
Трумэн, что придало этой речи характер чрезвычайный; протокол и есть
протокол, в одной строке подчас заключена целая программа, которая
готовилась целым штабом политиков, экономистов, военных, ученых,
разведчиков и философов в течение месяцев, а то и лет.
Прочитав речь Черчилля дважды, Штирлиц отложил газету, тяжело
поднялся со скрипучего стула (три стула стояли в его конурке, называемой
"номером", все три скрипели на разные "голоса") и вышел на улицу; моросил
мартовский дождь, хотя небо было безоблачным; люди шлепали по лужам,
спрятавшись под парашютными куполами зонтов; лишь истинные кабальерос
вышагивали без шляп, в легких пальто, - вода не пули, это нестрашно,
прежде всего следует думать о своем облике, непристойно прятаться от чего
бы то ни было, от дождя - тем более.
Он брел по городу бездумно, не в силах сосредоточиться после
прочитанного, и поэтому совершенно неожиданно осознал самого себя в
центре, напротив американского посольства; в большой дом то и дело
заходили люди, было девять часов, начало рабочего дня; он остановился
возле газетного киоска, начал пролистывать газеты и журналы, вздрагивая
каждый раз, когда старенький продавец в огромном берете, по-пиратски
надвинутом на глаза, один из которых был с бельмом, выкрикивал истошным
голосом:
- Читайте историческую речь Черчилля, он объявил войну Сталину!
Штирлиц смотрел на американцев, которые входили в ворота посольства;
были они высокие, крепкие, одеты словно в униформу: тупорылые ботинки с
дырочками на носках, очень узенькие брюки, узенькие, в ноготок, узелки
галстуков, и короткие, а оттого казавшиеся кургузыми плащи, как правило,
бежевого или серых цветов.
Они шли, весело переговариваясь друг с другом; Штирлиц старался
понять, о чем они сейчас говорили, и ему казалось - судя по выражениям их
лиц, - что беседовали они о каких-то пустяках: кто рассказывал, как провел
уик-энд на Ирати, охотясь за форелью (в Испании не говорят "ловил форель",
ее здесь "охотят"); кто делился впечатлением о поездке в замок Фины
Кальдерон под Толедо (совершенно поразительная женщина, бездна обаяния);
кто просто-напросто говорил, что левый ботинок жмет, надо занести Пепе,
который работает на углу улицы, хороший мастер и берет недорого.
И никто из этих людей - а ведь они были не простыми людьми, которые
ходят по улицам, сидят в кафе, сеют хлеб, поют в театре или лечат в
клинике, - а особыми, приобщенными к касте политиков, - не был озабочен,
нахмурен, подавлен, никто - судя по их лицам - словно бы и не понимал
