- Я часто езжу по этой трассе, милый Ганс, но, увы, сейчас не могу
вспомнить ваш красивый старинный дом... Наверняка под красной черепицей, а
балки каркаса прокрашены яркой коричневой краской?
- Ну конечно! Значит, все же помните?!
- Начинаю припоминать, - сказал Штирлиц. - Если вам не трудно,
пожалуйста, сделайте мне еще кофе.
- Конечно, господин Бользен.
- Или попозже? Ваш кофе остынет, допейте, Ганс...
- Ничего, я люблю холодный кофе. Сын группенфюрера научил меня делать
"айс-кофе". Пробовали?
- Это когда в высокий стакан с холодным кофе кладут катышек
мороженого?
- Да.
- Очень вкусно, пробовал. А вы пили кофе "капучини"?
- Нет, я даже не слыхал о таком.
- Помните, в средние века жили капуцины, странствующие монахи?
- Я не люблю попов, они ведь все изменники, господин Бользен...
- Почему же все?
- Потому что они болтают про мир, а нам воевать надо, чтобы
изничтожить большевиков и американцев...
- В общем-то верно, хорошо думаете... Так вот, о кофе капуцинов...
Это когда в горячий кофе кладут мороженое и образуется совершенно
невероятная шоколадная пена. Боюсь, что кофе "капучини" мы с вами
попробуем лишь после победы... Идите, милый, я не задерживаю вас более...
Сделайте заварки кофе на три чашки, я тоже люблю холодный кофе, мне потом
предстоит поработать...
Когда Ганс вышел, Штирлиц достал из кармана пиджака маленькую
таблетку снотворного, положил ее в чашку Ганса, закурил, глубоко
затянулся; снял трубку телефона и набрал номер Дагмар Фрайтаг, той
женщины, дело которой передал ему Шелленберг.
Голос ее был низким, чуть что не бас; Штирлицу нравились такие
голоса, как правило, бог наделял ими высоких, худощавых, спортивного типа
женщин с лицом римлянок.
"Ты все всегда придумываешь, старина", - сказал себе Штирлиц. "Ну и
что? - ответил он себе же. - Это прекрасно. Надо навязывать явлениям и
людям, тебя окружающим, самое себя; незаметно, подчиняясь непознанным
законам, твои представления, твоя концепция, твои идеи обретут право
гражданства, только надо быть уверенным в том, что поступаешь правильно и
что твоя идея не есть зло, то есть безнравственность".
- Мне разрешили побеспокоить вас звонком, профессор Йорк, - сказал
Штирлиц. - Моя фамилия Бользен, Макс Бользен.
- Добрый вечер, господин Бользен, - ответила женщина. - Я ждала
вашего звонка.
- У вас глаза зеленые, - утверждающе заметил Штирлиц.
Женщина рассмеялась:
- По вечерам, особенно когда во время бомбежек выключают свет, они
желтеют. А вообще вы правы, зеленые, кошачьи.
- Прекрасно. Когда вы найдете для меня время?
- Да когда угодно. Вы где живете?
- В лесу. Бабельсберг.
- А я в Потсдаме. Совсем рядом.
- Когда ложитесь спать?
- Если не бомбят - поздно.
- А если бомбят?
- Тогда я принимаю люминал и заваливаюсь в кровать с вечера.
- Сейчас я обзвоню моих друзей - я только что вернулся, надо кое с
кем переброситься парой слов - и свяжусь с вами еще раз. Может быть, если
вы согласитесь, я приеду к вам сегодня, только позже.
"Сейчас пишут каждое мое слово, - подумал он, положив трубку. - И это
замечательно. Вопрос о том, когда расшифровку записей передадут Мюллеру:
сразу же или завтра? И в том и в другом случае мой выезд замотивирован.
Поглядим, как крепок его Ганс; он свалится через сорок минут, два часа
беспробудного сна это зелье гарантирует. Впрочем, он может отставить свою
чашку, и сна не будет. Что ж, тогда я поеду вместе с ним. После беседы с
этой зеленоглазой Дагмар совершу прогулку по Потсдаму. Ее дом находится,
если мне не изменяет память, в трех блоках от того особняка, где живет
радист. А может быть, у Дагмар есть удобный выход во двор - придется
полазать через заборы, ничего не попишешь: Москва должна знать о том, что
теперь уже и Борман не мешает переговорам с Западом и что в дело будут
включены серьезные люди как в Швейцарии, так и в Швеции".
Ганс вернулся с кухни, налил Штирлицу кофе, допил свой, холодный, с
сильно действующим снотворным; поинтересовался, что господин Бользен будет
есть на завтрак: он, Ганс, отменно готовит яичницу с ветчиной.
- Спасибо, милый Ганс, но ко мне приходит девочка, она знает, что я
ем на завтрак...
- Господин Бользен, группенфюрер сказал, что девочка погибла во время
налета... Простите, что я вынужден вас огорчить...
- Когда это случилось?
- А еще я умею делать морковные котлеты, - сказал Ганс.
Он просто пропускал мимо ушей тот вопрос, на который ему было
предписано не отвечать.
- Я задал вам вопрос, Ганс: когда погибла моя горничная?
- Но я не знаю, господин Бользен. Я вправе отвечать вам лишь про то,
что мне известно.
- Вот видите, как славно, когда вы объясняете мне. Не очень-то
воспитанно молчать, когда вас спрашивают, или говорить о другом, нет?
- Да, это совсем невежливо, вы правы, господин Бользен, но я не люблю
врать. По мне лучше промолчать, чем говорить неправду.
- Пойдемте, я покажу вам вашу комнату.
- Группенфюрер сказал, что я должен спать внизу. Мне надо блокировать
вход к вам на второй этаж. Если вы позволите, я стану устраиваться на ночь
в кресле... Вы разрешите подвинуть его к лестнице?
- Нет. На втором этаже нет туалета, я буду вас тревожить...
- Ничего страшного, тревожьте, я моментально засыпаю.
- В данном случае я говорю о себе. Я не люблю тревожить людей
попусту. Пожалуйста, подвиньте кресло... Нет, еще ближе к лестнице, но
так, чтобы я мог ходить, не обращаясь к вам с просьбой отодвинуться в
сторону.
- Но группенфюрер сказал мне, что я должен быть вашей тенью
повсюду...
- Вы в каком звании? Капрал? Ну а я - штандартенфюрер.
- Я вас охраняю, господин Бользен, а приказы мне дает группенфюрер.
Простите, пожалуйста...
- Видимо, вы хотите, чтобы я позвонил Мюллеру?
- Именно так, господин Бользен, пожалуйста, не сердитесь на меня, но
вы бы сами не поняли солдата, не выполняющего приказ командира.
- Пожалуйста, милый Ганс, подайте мне аппарат, шнур удлинен, можете
брать со стола спокойно.
Ганс передал Штирлицу телефон, прикрыв рот ладонью, зевнул, смутился,
спросил:
- Могу я выпить еще полчашки кофе?
- О да, конечно. Плохо спали сегодня?
- Да, пришлось много ездить, господин Бользен.
Штирлиц набрал номер.
Ответил Шольц.
- Добрый вечер, здесь Штирлиц. Не были бы так любезны соединить меня
с вашим шефом?
- Соединяю, штандартенфюрер.
- Спасибо.
Мюллер поднял трубку, засмеялся своим мелким, быстрым, прерывающимся
смехом:
- Ну что, уже начался нервный приступ? Молодец Ганс! Дальше будет
хуже. Дайте мне его к телефону.
Штирлиц протянул трубку Гансу, тот выслушал, дважды кивнул,
вопросительно посмотрел на Штирлица, хочет ли тот еще говорить с шефом, но
Штирлиц поднялся и ушел в ванную.
Когда он вернулся, Ганс сидел в кресле и тер глаза.
- Ложитесь, - сказал Штирлиц. - Можете отдыхать, вы мне сегодня не
понадобитесь более.
- Спасибо, господин Бользен. Я не буду мешать вам?
- Нет, нет, ни в коем случае.
- Но я временами храплю...
- Я сплю с тампонами в ушах, храпите себе на здоровье. Белье возьмите
наверху, знаете где?
И Ганс ответил:
- Да...
...Ганс уснул через двадцать минут.
Штирлиц укрыл его вторым пледом и спустился в гараж.
Когда он вывел машину со двора, Ганс, шатаясь, поднялся с кресла,
подошел к телефону, набрал номер Мюллера и сказал:
- Он уехал.
- Я знаю. Спасибо, Ганс. Спи спокойно и не просыпайся, когда он
вернется. Ты у меня молодчага.
...Штирлиц остановил машину в переулке, не доезжая двух блоков до
маленького трехэтажного особняка радиста; он позвонил, осветив спичкой
фамилии квартиросъемщиков - их здесь было четверо.
Радистом оказался пожилой немец, истинный берлинец, Пауль Лорх.
Выслушав слова пароля, произнесенные гостем шепотом, он мягко
улыбнулся, пригласил Штирлица к себе; они поднялись в маленькую
двухкомнатную квартиру, Лорх передал Штирлицу два крохотных листочка с
колонками цифр.
- Когда получили? - спросил Штирлиц.
- Вчерашней ночью.
Первая шифровка гласила: "Почему медлите с передачей информации? Мы
заинтересованы в получении новых данных ежедневно. Центр".
Вторая в какой-то мере повторяла первую: "По нашим сведениям,
Шелленберг развивает особую активность в Швеции. Насколько это
соответствует истине? Если факт подтверждается, назовите имена людей, с
которыми он контактирует. Центр".
- Где передатчик? - одними губами, очень тихо спросил Штирлиц.
- Спрятан.
- Можем сейчас съездить?
Лорх отрицательно покачал головой:
- Я могу привезти его завтра к вечеру.
- Хорошо бы это сделать сегодня... Никак не выйдет?
- Нет, я должен быть на работе в шесть, а мы только в пять вернемся.
- Ждите меня завтра или послезавтра. Круглые сутки. Вызовите врача,
замотивируйте болезнь, но сделайте так, чтобы вы были на месте. Ваш
телефон не изменился?
- Нет.
- Я могу позвонить... У меня довольно сложная ситуация... Мне сейчас
трудно распоряжаться своим временем, понимаете ли... Вы по-прежнему
служите собачьим парикмахером?
- Да, но теперь приходится стричь и людей... Поэтому я езжу рано
утром в госпиталь...
- Ваш телефон в справочной книге, как и раньше, связан с вашей
профессией?
- Да.
- Сколько еще осталось собачьих парикмахеров в городе?
- Две дамы, они специализируются по пуделям. Отчего вы шепчете? Я
вполне надежен.
- Конечно, конечно, - по-прежнему беззвучно ответил Штирлиц. - Я не
сомневаюсь в вашей надежности, просто я устал, и у меня нервы на пределе,
простите...
- Хотите крепкого чая?
- Нет, спасибо. Может быть, вам позвонит мой... словом, шофер. Его
зовут Ганс. Он приедет за вами - если не смогу я - на моей машине. Номер
машины эсэсовский, не пугайтесь, все в порядке. Будете стричь моего пса, в
том случае, если я сам не смогу прийти к вам. Но я должен прийти к вам
обязательно. Вот текст шифровки, передайте ее завтра до моего прихода.
"Шелленберг действительно начал новую серию тайных переговоров в
Швейцарии и Швеции. Контрагентами называет Бернадота - в Стокгольме и Музи
- в Монтре. Мне поручено подготовить к переброске в Стокгольм, в окружение
графа Бернадота, некую Дагмар Фрайтаг, филолога, тридцати шести лет,
привлечена к работе Шелленбергом после ареста ее мужа, коммерсанта
Фрайтага, за высказывания против Гитлера. Мюллер приставил ко мне своего
человека. Борман, видимо, информирован о контактах с Западом, ибо
потребовал от меня сделать все, чтобы факт переговоров с нейтралами,
представляющими на самом деле Даллеса, был пока что высшей тайной рейха,
более всего он не хочет, чтобы об этом узнал Кремль. Ю с т а с".
...Мюллер выслушал руководителя особой группы наблюдения, пущенного
за Штирлицем, записал адрес Лорха и сказал:
- Спасибо, Гуго, прекрасная работа, снимайте с него ваши глаза,
видимо, он поедет сейчас к этой самой Дагмар Фрайтаг. Отдыхайте до утра.
Затем Мюллер пригласил доктора филологии штурмбанфюрера Герберта Ниче
из отдела дешифровки и спросил его:
- Доктор, если я дам ряд слов из вражеской радиограммы, вы сможете ее
прочесть?
- Какова длина колонки цифр? Сколько слов вам известно из тех,
которые зашифрованы? Что за слова? Мера достоверности?
- Хм... Лучше б вам не знать этих слов, право... Вы раскассируйте те
