проблемы... Понимаете?
- Нет.
- Жуков вот-вот начнет штурм Берлина, Штирлиц. А это - конец, хотя на
Зееловских высотах мы можем на несколько дней остановить их танки... Гелен
доложил фюреру этой ночью, что силы русских превышают наши в пять раз. Вот
так-то. Я это слышал своими ушами. Вы намерены погибать под обломками
нашего государственного здания? Я - нет. Вот вам моя рука, пожмите ее и
поклянитесь, что вы станете служить лишь моему делу - так, чтобы мы ушли
отсюда вдвоем... Или втроем...
- А кто будет третьим?
Шелленберг долго молчал, потом ответил вопросом:
- А если третьим будет Мюллер?
- Вы наладили с ним добрые отношения во время моего отсутствия?
- С ним невозможны добрые отношения. Но с ним возможны деловые
отношения. А его дело - это жизнь. И за это дело он готов подраться.
- А вам не кажется, что Мюллер будет той гирей на ноге, которая вас
утопит?
- Нас, - поправил его Шелленберг. - Нас, Штирлиц. Не сепарируйтесь,
не надо. Мюллер полон такой информацией, которая нам с вами и не снилась.
Он занимался "Красной капеллой" русских, я подключался лишь к заграничным
операциям, он вел расследование лично, здесь, в Берлине. Он оставил
кое-что про запас, он никогда не сжигает все мосты, он - я убежден -
бережет какие-то точки опоры, ожидая новых гостей из Москвы...
"Может быть, радисты, переданные мне, которые были внедрены в Веддинг
и Потсдам, тоже ждут гостей? - подумал Штирлиц. - Почему нет? И первым
гостем окажусь я".
Шелленберг закурил свой "Кэмэл", внимательно проследил за тем, как
догорела провощенная спичка, положил ее в пепельницу дирижерским жестом
правой руки и продолжил:
- Он вел дело особо законспирированной группы русской разведки, на
которую я вышел в конце сорокового года, вы, верно, помните эту работу...
- Помню, - ответил Штирлиц. (Еще бы не помнить - провал той группы
чуть не стоил ему головы: один из участников подполья не выдержал пыток,
сломался, дал показания; к счастью, Штирлиц ни разу не контактировал с
ним; тот человек, который был у него на связи, выбросился из окна кабинета
следователя.)
- Он вел дело Шульце-Бойзена и Харнака, и он знает, что какие-то люди
из этой группы остались, легли на грунт. Он вел дело Антона Зефкова... Я
не говорю о том, что ему известно многое обо всех без исключения
участниках заговора двадцатого июля... Это не очень-то интересует тех на
Западе, кто уже сейчас подкрадывается к тайнам русской разведки в рейхе,
но, тем не менее, этим человеком является Даллес и, понятно, сэр Уинстон,
но впоследствии этот интерес будет пожирающим, маниакальным.
- Даллеса и сейчас занимает все, связанное с участниками заговора
генералов, бригадефюрер, - заметил Штирлиц. - Ему нужна легенда, он
обостренно интересуется этим делом, поверьте. Хотя, вы правы, русская
разведывательная сеть в рейхе занимает сейчас Даллеса в первую голову.
Полагаете, что Мюллера - коли он возьмет с собою все наши досье - не
вздернут?
- Если попадется сразу после краха - могут впопыхах и вздернуть... Но
ведь в условиях нашей задачи обозначен главный посыл: не попасться...
Особенно в первые месяцы, потом - не так страшно; горячие головы
поостынут, эмоции улягутся, делом надо будет заниматься, серьезным
делом...
- Полагаете, Мюллер тоже знает, к а к уйти?
- Бесспорно. Он готов к этому лучше всех.
- Факты?
- Есть факты. Я их з н а ю, Штирлиц, и я дал ему понять, что знаю.
Он ценит силу. Он оценил мою силу. Его знание русского вопроса сделает наш
союз крайне ценным, мы станем некоего рода консультационной конторой -
"выполняем заказы за наличный расчет, деньги пересылать в Парагвай,
столица Асунсьон, качество гарантируем"... И чтобы эта моя задумка обрела
форму реальности, нам нужны два человека... Один из них должен быть
запятнан еврейской кровью. Не чистый, конечно, еврей, а четвертькровка, а
еще лучше восьмушка, у Эйхмана есть отменная картотека. Вы должны
поработать с ним, прежде чем пустите его в комбинацию...
- В какую именно?
- Перебросьте его в Швейцарию. Что ему там делать? Скажу позже, дам
имя человека, на которого его надо будет вывести. Цель? Наше желание
спасти от фанатиков тех несчастных евреев, которые обречены на уничтожение
в концентрационных лагерях.
- Во-первых, я пока не знаю, с кем мне предстоит заниматься,
бригадефюрер. Во-вторых, я не представляю, к чему мне готовить этого
человека, допусти мы, что у Эйхмана есть нужный нам персонаж:
Шелленберг снова закурил, вопрос Штирлица словно бы не слышал,
продолжал свое:
- А второго человека зовут Дагмар Фрайтаг. - Шелленберг подвинул
Штирлицу папку. - Ознакомьтесь у себя в кабинете, только потом вернете
мне. Это - невероятная женщина: во-первых, красива, во-вторых, талантлива.
Ее мать шведка. Вы должны будете в течение трех - пяти дней - не более
того - перебросить ее в Стокгольм, проработав методы и формы связи. В
Стокгольме она - как доктор филологии, специалист по скандинавским рунам -
будет обязана не столько заниматься изысканиями германо-скандинавской
общности в Королевской библиотеке, сколько подходом к семье графа
Бернадота. Ясно? Я начинаю тур вальса с графом, Штирлиц. Мюллер намекнул,
что ваше имя известно партайгеноссе Борману, вы ведь встречались с
советником нашего посольства в Берне, который отвечает за дела партии, не
так ли? Видимо, Борман именно поэтому заинтересовался вами, следовательно,
вы гарантированы - на какое-то время - от любого рода неожиданностей со
стороны Кальтенбруннера или того же Мюллера. Но если рейхсляйтер Борман
узнает о Бернадоте так, что это нанесет ущерб моему делу, я пристрелю вас
сам, здесь, в этом кабинете, вы понимаете меня?
- Я понимаю, что зажат в угол, бригадефюрер. Я допускаю, что за
каждым моим шагом следят, я чувствую, что в каждом моем слове ищут
неправду. Что ж, так даже интереснее жить. Но убивать меня -даже в этом
кабинете - неразумно, и обернется это против вас страшным, непоправимым
ударом. Разрешите идти?
Глаза Шелленберга замерли, что-то больное, тяжелое возникло в них;
спросил он тем не менее усмешливо и добродушно:
- Вы сошли с ума?
- Я не Свифт, бригадефюрер. Я гарантирован, как и все мы, смертью, но
только не от умопомешательства.
- Извольте объяснить, что вы имели в виду, когда пугали меня!
- Нет, я не буду этого делать.
- Как вы смеете, Шти...
- Смею! - Штирлиц, оборвав Шелленберга, поднялся. - Все кончено,
бригадефюрер. Все. Нет начальников, нет подчиненных. Есть умные люди и
есть дурни. Есть люди знающие, а есть люди темные. Поражение раздевает
общество, обнажает хорошее и дурное, никаких поблажек; только правда;
выживут те, кто имеет голову на плечах, кто знает и помнит. Так что сейчас
вы заинтересованы во мне совсем не меньше, чем я в вас. А коли нет, то бог
с вами. Смерти я не боюсь, ибо тайком, несмотря на запрет фюрера, верю во
всевышнего.
Шелленберг поднялся из-за стола, походил по кабинету, хрустко
забросив руки за спину, потом остановился возле окна, заклеенного
крест-накрест бумажными лентами, чтобы стекло не так часто вылетало из-за
взрывных волн, вздохнул, сказал горько:
- А вы мне все больше нравитесь, Штирлиц. Экий мерзавец, а?! А в
общем-то, все верно: мы, верхние, проиграли страну, вы имеете право на
позицию, каждому свое. Идите. И найдите мне у Эйхмана умного, несчастного,
но отчаянного еврея. Он должен вступить в контакт с раввином швейцарской
общины в Монтре и с экс-президентом Швейцарии Музи - как мой личный
представитель. А вот чем он будет торговать и за какую цену, я скажу вам
после того, как вы мне доложите: "Он готов к делу, и, если он нас предаст,
я пущу себе пулю в лоб". Такой поворот вас устраивает?
Штирлиц кивнул и устало сказал:
- Хайль Гитлер!
...Мюллер смотрел на Штирлица тяжело, сосредоточенно, с открытой
неприязнью.
- Да, - сказал он наконец, - вы правильно посчитали мои ходы. Я
действительно вошел в д е л о. Да, я действительно уговорился с
Шелленбергом о координации кое-каких шагов. Да, действительно, я готовлю
те досье, которыми можно будет торговать в скором будущем с людьми
Даллеса. Да, действительно, мой Ганс станет сообщать мне о вас все, но
более всего он должен следить за тем, чтобы Шелленберг не убрал вас, когда
вы сделаете то, что он вам поручил. Поэтому - не торопитесь, Штирлиц. Не
торопитесь! Сделайтесь нужным Шелленбергу в такой мере, чтобы он без вас
з а п л а в а л. Знаете этот боксерский термин? Или вы все больше по
теннисным? И не вздумайте так открыть себя перед Борманом, как
открываетесь передо мною. Мы с Шелленбергом, увы, вынуждены ценить ум
других; Борман лишен этого качества, ибо никогда не занимался практической
работой; давать указания - легко, провести их в жизнь - куда сложнее.
Мюллер поднялся, отошел к сейфу, открыл массивную дверь, достал
папку, положил ее перед Штирлицем.
- Это досье адмирала Канариса. Не обращайте внимания на игривость
стиля, несчастный был неисправимым оригиналом, однако то, что здесь
собрано, прояснит, отчего я надеюсь на спасение. Я имею в виду схватку
американцев с русскими, ибо лишь это даст нам возможность о с т а т ь с я.
Читайте, Штирлиц, я верю вам, как себе, читайте, вам это надо знать...
"Источник, близкий к Белому дому, сообщил мне, что еще летом сорок
первого года президент Рузвельт дал указание создать ОСС - "Отдел
стратегических служб"', организацию, которой было вменено в обязанность
заниматься политической разведкой и "черной пропагандой", направленной
против стран оси.
_______________
' О С С - в настоящее время ЦРУ.
Предприятие курирует пятидесятивосьмилетний Вильям Джозеф Донован,
которого называют "диким", - республиканец школы президента Гувера, то
есть поклонник "сильной руки"; открытый противник правящей демократической
партии Рузвельта; ирландский католик, то есть бунтарь по натуре,
отвергающий любые авторитеты, кроме, понятно, своего; миллионер, хозяин
адвокатской фирмы, обслуживавшей некоронованных королей Уолл-стрита. После
назначения шефом ОСС "дикий Билл" сразу же вошел в конфликт с одним из
самых близких Рузвельту людей - с драматургом Робертом Шервудом, тем, кто
писал костяки всех речей президента и был поэтому направлен на работу в
"Отдел" одним из первых.
Всякая идея обретает свое воплощение в практике под влиянием того,
кто руководит повседневной работой; всегда даже в самый идеальный замысел
коррективы вносят не те, которые п р и д у м а л и, но те именно, которые
взялись за то, чтобы придумку сделать явью.
По первоначальному замыслу Рузвельта, все было сконструировано таким
образом, чтобы ОСС подчинялся объединенным штабам армии, флота и авиации,
но Донован, ветеран первой мировой войны, награжденный тремя высшими
наградами Америки, смог сепарировать ОСС от армии и флота.
Будучи великолепным тактиком, Донован умел хитрить; он набрал в ОСС
много таких сотрудников, которые окончили Вест-Пойнт, то есть считались
людьми армии, кадровыми военными, - это успокоило генералов; после этого
"дикий Билл" открыл двери ОСС для "штатских" - тех, кто представлял
интересы корпораций и банков. А поскольку так уж завелось в Америке, что
учебные заведения получают финансовую поддержку не от государства, но от
корпораций, отслуживая им это н а у к о й, то вместе с руководителями
промышленности и финансов в ОСС пришла ведущая профессура наиболее
