Через неделю и два дня после того, как пророк ушел, в ясную звездную
ночь произошло знаменательное событие: в дерево ударила Б-г весть откуда
взявшаяся молния. Рыбаки с одной из арабских фелюг, находившихся в ту
ночь в заливе, видели яркую вспышку огня, похожую на гигантскую раска-
ленную иглу. Эта игла вонзилась в склон горы примерно в том месте, где
обычно сидел Асон.
- Вспыхнуло и погасло. Сам видел, - рассказывал на следующее утро мо-
лодой араб, стоявший в толпе возле говорящего дерева, расколотого попо-
лам - вдоль ствола - почти до основания. - Я даже испугался. Мне показа-
лось что там кто-то есть, что там кто-то горит...
Земля вокруг дерева была выжжена ровным кругом. Камень из серого
превратился в черный. Под деревом нашли сандалию и изорванную полусго-
ревшую кипу, в которых сразу же опознали вещи пророка.
Вспышка впоследствии объяснилась. Это был осколок известного метеори-
та "Персей", упавшего в сентябре 1938 года в Средиземное море, в двухс-
тах пятидесяти километрах севернее Триполи. Астрономы даже рассчитали
траекторию падения этого осколка и выяснили его скорость.
Но жители Хайфы тогда совсем не интересовались астрономией. Они еди-
ногласно посчитали этот небесный удар знамением высшего происхождения,
наказанием для того, кто предсказывал им одни несчастья.
Они были совершенно уверены в том, что Асон тайно вернулся в город и
был сурово наказан за это. Один из старожилов уверял, что видел пророка
за несколько часов до удара молнии.
- Он крался вдоль склона, как вор, - шептал очевидец. - Я хотел было
окликнуть его, но подумал, что это, наверное, снова мираж...
С тех пор прошло время. Много времени. Город жил своею жизнью, нищей,
тяжелой, безрадостной. Фраза "немой сказал" давно уже вышла из употреб-
ления на рынке. О пророке забыли все, даже раввин Цви Лев. Но однажды
ему все-таки пришлось вспомнить об Асоне.
В 1971 году престарелый раввин поехал в Иерусалим к дочери. И там,
совершенно случайно, в одном из закоулков Старого города натолкнулся на
нищего, который показался ему очень знакомым. Раввин остановился и долго
смотрел на босого калеку с изуродованными руками и лицом. "Кто это? -
думал раввин. - Откуда я его знаю? Неужели это он?.. Нет, не может
быть..."
Нищий сидел на ветхом истлевшем коврике, опершись спиной о древнюю
каменную стену, и, казалось, дремал. Клочковатая седая борода редкими
островками была рассыпана по темному лицу. Перед нищим стояла оловянная
кружка с монетками. Раввин бросил туда лиру. Нищий кивнул головой и, как
показалось Леву, усмехнулся.
А ночью раввин Цви Лев увидел сон. Ему приснилось, что немой пророк
Асон сидит, как прежде, на своем камне на склоне горы Кармель, а он, Цви
Лев, крадется к нему с горящим факелом в руке. Леву хочется быть неза-
метным, но проклятый факел выдает каждое его движение. Леву хочется по-
гасить факел, но нельзя, потому что этим огнем он должен обжечь пророка
Асона. Сидящий, кажется, ничего не видит и не слышит. Он погружен в глу-
бокую задумчивость. Раввин подкрадывается к нему сзади, поднимает факел
и собирается поднести его к голове Асона. В этот момент сидящий человек
внезапно оборачивается, и оказывается, что это вовсе не пророк Асон,
а... тот же раввин Лев. Один Лев стоит растерянный с пылающим факелом в
руке, а другой Лев сидит на камне и доброжелательно смотрит на первого.
- А вот это подаяние я приму, - говорит тот, который сидит, голосом
того, который стоит, и благодарно, с каким-то сладким вожделением окуна-
ет свое доброе лицо в мягкое алое пламя факела...
Раввин проснулся в середине ночи, просеменил к умывальнику и в тече-
ние получаса опрыскивал свои воспаленные щеки и лоб прохладной водой.
Еле дождавшись утра, он побежал в Старый город, побежал, уже зная навер-
няка, кого он там встретит. Нищий сидел на том же месте.
- Ты - Асон, пророк из Хайфы? - спросил раввин.
- Я - Асон, нищий из Иерусалима, - ответил тот.
- Значит, ты тогда выжил?
- Нет. Я тогда нашел милость.
И только тут раввин с удивлением понял, что нищий разговаривает.
Обычным человеческим языком, обычным, чуть надтреснутым старческим голо-
сом. И он так же не поверил своим ушам, как за день до этого не поверил
своим глазам.
Оставив нищему еще одну лиру, он ушел восвояси, а затем, через две
недели, вернулся на север. Он сумел убедить себя, что видел совсем дру-
гого Асона. Асона говорящего, Асона, берущего подаяние, Асона, ничего
общего не имеющего с тем немым пророком из Хайфы, который давно уже стал
легендой.
* * *
Известный немецкий психолог профессор Райнер Губерт в 1966 году опуб-
ликовал интереснейшую монографию. Называется она "Психология слова. Исс-
ледование о мистических истоках немоты".
В книге профессор рассказывает один замечательный случай, который
имеет смысл воспроизвести здесь целиком.
"Будучи в Калькутте на конференции по психологии индуизма, я познако-
мился с уникальным человеком - психологом, ясновидящим, пророком. Основ-
ная его деятельность сводилась к чтению лекций на историко-религиозные и
мистические темы. Он обладал обширнейшими познаниями в разных областях
и, как я подозреваю, не был верующим в обыденном смысле этого слова. Он,
скорее, был верующим космополитом, что придавало его лекциям универ-
сальный характер.
В небольшом зале на окраине Калькутты всегда собиралось много народу.
Большинство посетителей были, конечно, граждане праздные - туристы, сту-
денты, моряки. Они приходили сюда только затем, чтобы взглянуть на одно
из чудес света, - такая репутация укрепилась за этим ученым человеком.
Тем не менее среди присутствующих я с удивлением и радостью обнаружил
профессора-рефлексолога Ли Янга из Мичиганского университета, доктора
Эльзу Грейвс, известную своими исследованиями об эвфонических модуляциях
в тексте Корана, и еще нескольких моих коллег, приехавших на конферен-
цию.
Лекция была посвящена... Впрочем, я совсем забыл сказать о главном.
Дело в том, что этот замечательный лектор был... немым. Не просто немым,
а абсолютно немым. Он не мог произнести ни звука. И даже не пытался это-
го делать.
"Лекция" длилась примерно полтора часа. Со стороны это было, навер-
ное, весьма забавное зрелище: в маленьком зале около ста человек сидели
на большом ковре и молчали. Лицом к ним сидел пожилой, даже очень пожи-
лой мужчина. И тоже молчал. Изредка он дополнял свое молчание легкими
жестами рук, смысл которых на первый взгляд не был ясен даже ему самому.
Вот и все. Так мы посидели, помолчали - и разошлись.
Признаюсь честно, я вышел из зала в полнейшем недоумении. У меня сло-
жилось совершенно определенное мнение, что меня надули, что этот лектор
- обычный шарлатан, каких в Индии пруд пруди, что я зря потратил драго-
ценные полтора часа на глупое сидение на ковре.
Каково же было мое удивление, когда на следующее утро я проснулся с
полным сознанием того, что прослушал интереснейшую и познавательнейшую
лекцию. Я сразу сел за письменный стол и записал ее буквально слово в
слово.
Этот немой уникум "говорил" о Густаве Мейринке и о его романе "Го-
лем". Он подробно восстановил в нашей памяти легенды старой Праги, пора-
довал весьма оригинальной трактовкой каббалистической теории "скорлупы"
("клиппот"), по деталям разобрал каждый характер романа - от Перната до
старьевщика Вассертрума, а затем "рассказал" о процессе возникновения
легенды о Големе.
Его "речь" была не только связной и продуманной, она сопровождалась
(уже в моей памяти) соответствующей мимикой и даже артикуляцией. Хотя я
прекрасно помню свои ощущения во время лекции: он ни разу не открыл рта,
не повернул головы, его лицо напоминало каменную маску с сияющими глаза-
ми.
Но когда я записывал "лекцию", я видел перед собою прекрасно владею-
щего языком и жестом ученого, который с юмором рассказывает, как Фома
Аквинский разбивает палкой механического человека, созданного его учите-
лем Альбертом Великим. Я видел перед собою то глубокомысленного мыслите-
ля-алхимика Раймонда Луллия, создавшего одного из самых известных голе-
мов, то пражского раввина Лоэва, то какого-то древнего пророка. Лектор
рассказывал о талмудической легенде, по которой один древний раввин рас-
познал Голема в немом человеке. Он говорил, что символический смысл этой
замечательной каббалистической фигуры - в ее немоте, которая единствен-
ная может приблизить человека к ангелическому духовному миру. И говорил
это с видимым юмором, как бы указывая на собственную безгласность.
Передо мною был лектор-импровизатор, лектор-актер, который не только
делился своими познаниями, но и перевоплощался в героев своей лекции.
Он то углублялся в хетто-хурритские мифы, то выныривал оттуда в сред-
них веках, то заявлял, что создание Голема возможно и сегодня. Это,
действительно, было какое-то чудо.
Во избежание домыслов, должен подчеркнуть, что никакой гипноз, ника-
кое биополярное воздействие здесь не использовалось. Это было чистейшей
воды общение, но общение совсем иного порядка. Порядка высшего, недос-
тупного нашему пониманию.
Добавлю, что на этом мое удивление не кончилось. Мои коллеги тоже за-
писали наутро свои впечатления о лекции, и мы имели возможность сравнить
наши записи. Вы не поверите, но канва лекции, восстановленная нами от-
дельно и независимо друг от друга, совпала до мельчайших нюансов. Но -
только канва. В остальном же текст лекции разнился, причем в зависимости
от специализации того, кто этот текст зафиксировал. В записях профессора
Янга, к примеру, превалировали рассуждения о первичных человеческих ре-
акциях и рефлексах, нашедших отражение в легенде о Големе. Конспект
Эльзы Гревс пестрил специальными терминами из метрики, риторики и древ-
нееврейской орфоэпии. "Моя" лекция была по большей части посвящена исто-
кам возникновения легенды о Големе и ее влиянию на развитие религиозного
мышления в средние века.
Этому чуду объяснения нет. Пока нет. Вполне возможно, что моя книга
станет одним из первых шагов к разгадке уникальной тайны мироздания -
мистического и психологического смысла немоты".
Нельзя обойти вниманием и другое примечательное высказывание профес-
сора Райнера Губерта. Корреспондент журнала "Akzente" задал ученому та-
кой вопрос:
- Вы не могли бы коротко и ясно определить самое существенное откры-
тие в вашем исследовании?
- Извольте, - ответил Губерт. - Главная мысль моей книги определяется
как раз коротко и ясно. Всего тремя словами. Вот они: "Немой мыслит ка-
тастрофически".
* * *
Что же касается хайфского пророка Асона, то в Израиле есть по меньшей
мере два человека, которые уверены в том, что он жив и по сей день. Пер-
вый из них - Миха Ланцбург, известный в узком кругу иерусалимский этног-
раф, филолог и фольклорист. Второй - сточетырехлетний житель Адара Мозес
Плат.
Первый утверждает, что Асон живет в Иерусалиме и время от времени да-
же восседает на известном потертом коврике в Старом городе, прося подая-
ния.
Второй ни на чем не настаивает, а только кивает в сторону склона горы
Кармель и говорит:
- Приходите на закате солнца - сами увидите. Он и нынче сидит вечера-
ми во-о-н там, под корявой пинией... Сидит, болезный, милости дожидает-
ся...
Посреди палаты в красном свете лампы стоял
в старом засаленном и драном халате гигантский еврей.
Фридрих Дюрренматт. Подозрение
Говорят, в старых полуразвалившихся кварталах Тель-Авива, что на сре-
диземноморской набережной, в полнолуние появляется самое настоящее ев-
рейское привидение. Оно воет, поет песни, смеется, роняя на потрескавши-
еся полы огромные жемчужные слезы, и рассказывает покосившимся облуплен-
ным стенам разного рода истории времен британского мандата. Очевидцы ут-
верждают, что это привидение появляется в образе пожилой, грузной, прос-
