спеша трогаются с места, и тролли шагают следом. Я выворачиваю шею
насколько возможно, и вижу, как один из мелких швыряет в домик кусок
чего-то горящего, и вся хлипкая постройка загорается как керосином
политая, да так оно и есть, наверное. Мои носильщики мерно топают по
немощеной или когда-то мощеной улице, мимо таких же дощатых домиков,
которые стоят правильными рядами. По улице ходят люди, но ни один из них
не обращает внимания на нашу процессию, как бы ее и нет совсем. А вообще
вбок глядеть мне затруднительно, и большей частью приходится созерцать
беловатое и равнодушное (что ему мои беды!) небо. Всадники
переговариваются:
- А с домом этого Усмуна что-нибудь делать будем?
- Нет, зачем? Его жена не знает даже, куда он делся, а что вернулся,
так и вовсе неизвестно будет.
- Ага, неизвестно. Через весь поселок протащили. Хоть они тут и
слепые, а мало ли что. Вот, этот же научился видеть?
- Ну и что? Усмуна теперь мать родная не узнает. А спина у него
внизу.
- А вы откуда знаете? - это я голос подаю. Железный обруч, едущий
впереди, поворачивает голову с веселым удивлением:
- Так тебе рот не затыкали? У, лентяи, и ты тоже хорош, помалкивает
себе, я думал, все в порядке. Чего не орал-то?
- А кто внимание обратит? Бестолку.
- Понятливый, молодец. Кермен понятливых любит...
- А кто такой этот Кермен, и вообще, что со мной будет?
- Да ты еще и любознательный к тому же! Ладно, тебе не вредно заранее
понять все.
Всадник с железным обручем равняется со мной и довольно добродушно
принимается рассказывать - довольно странное положение собеседников: я
вверх тормашками, шею напрягаю, чтобы голова не болталась, и он, гордо на
коне сидящий.
- Кермен - это наш главный знаток древних подземелий. Кто оттуда
живым выходит, того к нему. Он расспросит подробно, вспомнить все
заставит, а потом - кого опять в ходы, кого отпускает, сначала, конечно,
позаботившись, чтоб болтовни не было, ну а кого и... чтобы чисто было,
словом. А как до тебя добрались - ну уж тебе-то не знать грех, ты ж из
видящих. Все понял?
Я понял не все, но решаю, что у собеседника хватит добродушия
ненадолго, и почитаю за лучшее разговор завершить. Мимо проплывают
масштабные печи, груды руды, а может, пустой породы, складские постройки -
деловой пейзаж, словом. Работа идет вовсю, дым поднимается столбами, но на
нашей дороге кто б ни попался, никто даже взгляда не кидает, хотя на
совсем слепых здешние работники не похожи - идут уверенно, да и работают
тоже.
Процессия наша пересекает долину поперек, и начинается длинный,
нудный подъем в гору - широкие зигзаги, повторяющиеся с ритмичностью
качающегося маятника. Догнавшая основную группу телега с факельщиками
ползет рядом, и мелкие без азарта перебраниваются на ирчисленге с
незнакомым акцентом. Висеть пузом вверх дело весьма неприятное, веревки
под моим собственным весом в кожу врезаются и давят, и когда в середине
дня, чуть не доходя гребня, объявляется привал и тролли кладут меня на
камень, я чувствую себя как бы уже и развязанным. Мелкие радости на этом
не кончаются. Один из всадников не особо заботливо сует мне в рот свою
фляжку, а потом такую конструкцию: лепешка сверху, хлеб снизу, а между
ними слой мяса с остро пахнущей приправой. Кормилец сидит, развалясь ко
мне спиной, опершись на валун и свесив руку с кормом в мою сторону, и я,
извиваясь червяком, обгладываю угощение под радостных хохот развлекающейся
зрелищем мелкоты. Мне на них плевать - хотя бы потому, что я сейчас играю
роль понятливого, но все же быдла, да и жрать элементарно хочется, и я
продолжаю трапезу на воздухе. Возиться с подаянием приходится весь привал,
а последние куски я сглатываю уже на весу - тролли снова шагают, как
заведенные. На перевале застава - четверо с копьями, но одного взгляда на
нас хватает, чтобы заставить сих достойных стражей отшатнуться и застыть в
почтительных позах. Следующее межгорье сверху сначала кажется усеянным
пожарами, так сильно дымящими, что не видно света огня. Но чем дальше я
приглядываюсь, тем меньше доверия остается к пожарной гипотезе. Не дым
это, а скорее плотный серо-черный туман, лежит он во вполне определенных
местах, правильной формы покрывалам, размеры издалека не очень впечатляют,
но если сравнить с окружающим пейзажем, то получится нечто грандиозное.
Вот мне хорошо виден этакий куб или, как его там, параллелепипед,
поверхность ровная, как ножом резаная. Туман покачивается и плывет, но
форма сохраняется неизменно. А рядом можно разглядеть фигурки людей и
лошадей - кубик получается метров двести в длину и с полсотни в высоту.
Это образование стоит на склоне горы, так же накренено, и со дна долины
прямо в туман ведет дорога, хороший серпантин. А дальше в долине, сколько
же всего этого! И купола всякие, и кубы, и сложные формы. Сложные, и
какие-то искусственные, неживые. А кроме этих туманных клоков в долине
ничего почти нет - только скальные обломки, несколько речных промоин и
множество дорог, прочерчивающих этот хаос. Причем переходы от одного
тумана к другому надсыпаны над общим уровнем, а наша дорога петляет прямо
по дну ущелья, я это разглядел и получил пинок от всадника слева, ему мои
краеведческие инициативы не понравились. Последнее, что я успел разглядеть
- это как по дорогам ползут тяжелые фургоны, по четыре, а то и по шесть
лошадей запряжено в каждый, один фургон прямо в туман затащили - без
всяких церемоний, растворился в серости и все.
Тролли мерно шагают, солнце печет, я мерно покачиваюсь, руки из
суставов скоро выскочат. Спина, который час уже согнутая, болит, и я
потихоньку начинаю терять восприятие окружающего. Все вокруг постепенно
теряет свои очертания, мир становится все более бледным и белым - сознание
я теряю. Сколько это продолжается, я не знаю, но, видимо, долго, ибо в
себя я прихожу уже на дне долины, около двух валунов в человеческий рост,
опирающихся друг на друга, а дорога проходит рядом. Тролли стоят как
вкопанные, а остальной конвой как-то очень нервно топчется на месте, глядя
назад, то есть туда, куда я при всем желании повернуться не могу. И
вообще, весь обзор у меня ограничен - по бокам здоровенные камни, впереди
- мост под насыпную дорогу и еще одна насыпь. А беспокойство нарастает,
даже тролли начинают делать какие-то движения, и тут сзади раздаются звуки
наподобие собачьего ворчания, усиленного до размеров близкого грома.
Тролли просто-напросто роняют меня на дорогу - хорошо, не одновременно
руки отпустили, а то бы спину сломал, а так упал больно, но удачно. Пока я
шипением и мычанием выражаю свои ощущения, носильщики с неожиданной
резвостью исчезают в расселинах камней, а плащеносцы пришпоривают коней и
скрываются за поворотом. Мелкота в панике повалила телегу, и теперь двое
или трое пытаются поставить ее на колеса, но мешает рвущаяся и бьющаяся
лошадь, а остальные удирают на своих двоих. Прямо на них несется лошадь с
бочкой и, затоптав насмерть одного из мелких, скрывается за поворотом. Я
эту картину наблюдаю, лежа в неудобном положении боком и немного вверх
ногами. Мне тоже хочется бежать, скрыться, исчезнуть, и не куда-нибудь, а
вполне конкретно в сторону подальше от чего-то за моей головой. Я дергаюсь
как змея на стекле, но в результате только откатываюсь к полого уходящему
вверх плоскому обломку. Взревывающий звук повторяется, и ему уже немного с
другой стороны отвечает сипящее шипение, от которого я теряю последние
остатки самообладания и начинаю биться, пытаясь разорвать ремни, но
получается только боль в почти вывихнутых суставах, и она немного приводит
меня в себя. То ли в глазах у меня темнеет, то ли свет дневной ощутимо
меркнет, а со спины надвигается нечто страшное, наводящее ужас одним своим
существованием. Нет уж, пока у меня над собой контроль есть - спасибо
изрезанным веревкой рукам - не буду я кочевряжиться бестолку. Сгибаюсь,
достаю свободной кистью кинжал - слава лентяям, которые не только рот не
заткнули, но и не обыскивали! Зажимаю рукоятку в коленях, режу ремни на
руках, а потом, морщась и кривясь от боли, освобождаю ноги, пытаюсь
встать, но они не держат, и я вновь брякаюсь на камни. Нет, глаза не врут,
вокруг действительно становится темнее, и центр этой темноты там же,
откуда раздается ворчание и идут волны кошмара. Лошадь уже рваться
перестала, лежит и даже не ржет, жалобно скулит, пузыря пену на губах, да
и мне не по себе, но я-то с первым приступом справился, и теперь надо
по-быстрому поставить какую ни на есть защиту, чтобы хоть немного здраво
рассуждать. Колдовства здесь очень мало, все больше психология, и с первым
слоем я справляюсь довольно быстро. Ноги уже отошли, и я потихоньку иду к
насыпи, шатаясь и вихляя. С насыпи-то, наверное, можно разобраться, что
случилось? Забраться наверх оказывается делом непростым, а забравшись, я
озираюсь, и несмотря на защиту чуть не падаю на каменные плиты - колени
подкосились, да и есть с чего. Этих туманистых фигур больше нету -
последний купол на моих глазах растекается серым обыкновенным дымом,
теперь вся долина усеяна просто облаками, расползающимися наподобие краски
в воде, а из них лезут страшилища, которых и разглядеть трудно - вокруг
них совсем уж черная тень клубится. Какие-то членистые, многоногие тела,
плоские, вроде как крабы или пауки, а то и просто сгустки темноты
переливающиеся, и все размерами под стать своим гнездышкам. То одна, то
другая тварь все чаще издает какой-нибудь звук - то рев, то шип, но все с
силой грохота средних масштабов обвала. Ближе всего ко мне - это в
полукилометре примерно - сидит вполоборота величавый дракон, совсем такой,
как мне в Лихом Лесу рассказывали, его тоже окружает темнота, и лишь глаза
горят красными прожекторами. Когда он поворачивает голову и зацепляет меня
взглядом, создается впечатление, что получил удар током и одновременно
мягким молотком по голове, но взгляд скользит дальше, и я снова могу
что-то думать. Думаю, впрочем, несложно: вся эта погань шевелится все
активней и активней, а попасть к такому даже не на зуб, а хотя бы просто
на глаза - это верный конец. Значит, надо делать ноги, причем без паники и
судорожных движений, а сначала - усилить защиту до максимума, сколько сил
и способностей хватит.
Начинается и продолжается неизвестно сколько времени адова работа -
пробираться между камней, таиться в щелях, перемахивать трещины, и все не
просто так, а прячась от этих порождений, часто угадывая их присутствие
только по атмосфере и внешнему фону, который нет-нет да и пробьет мою
шкурку. В долине стоит уже полнейшая темень - что вперед, что вверх,
чувство времени у меня полностью потеряно. Чудовища орут уже почти
непрерывно, кажется, лопнут перепонки, но нет худа без добра - пару раз я
только так и спасаюсь - услышав впереди взвой и спешно изменив маршрут.
Многие из зверюг светятся, сами, или глазами там, пастью разинутой.
Наверное, мне все же повезло - если б я оказался в середине этого
бредового зверинца, рано или поздно напоролся бы на кого-нибудь тихого и
незаметного, а так все же до склона горы добрался, хотя кое-какие моменты
были весьма опасные - к примеру, когда пришлось ждать, когда дорогу
переползет неимоверно длинная двухголовая змея, слабо светящаяся и
пахнущая нашатырем. Но теперь, чем дальше я ползу наверх, тем легче на
душе: во-первых, рад, что ушел живым и невредимым, а во-вторых, фон
все-таки снизу идет слабей, чем когда я там бродил. Синяки не в счет, это
