этим сердцебиениям, то будьте уверены в миокардите. Мы должны перестать
прислушиваться к этому, мы должны прислушиваться к другой вещи. Если мы
слушаем только другую вещь, тогда все естественно хорошо, даже если ка-
жется, что сердце начинает фибрилировать. Все же, есть привычка прислу-
шиваться к старому способу; эта привычка в каждом закоулке и каждом жес-
те является в точности всей трудностью перехода. И малейшая вещь, кото-
рая приходит, чтобы опрокинуть эту Гармонию, ОЧЕНЬ болезненна... Мать
обычно говорила, что чувствуешь, что ты умираешь старым образом -- если
ты чувствуешь это чересчур, то ты действительно умираешь. И в то же вре-
мя есть знание того, что должно быть сделано, чтобы мгновенно восстано-
вить ту Гармонию, и если Гармония восстановлена, то функционирование те-
ла не нарушается. Говоря конкретно, это означает, что Мать каждый день
имела множество сердечных атак или других заболеваний -- маленьких вспы-
шек смерти -- так что она могла выучить механизм "правильного функциони-
рования". Она учила урок Гармонии. И если Гармония восстановлена, то
функционирование тела не нарушается. Но если, например, просто из любо-
пытства (это ментальная болезнь в людях), ты начинаешь спрашивать: что
это? Какое воздействие это окажет, что произойдет? (что называется "хо-
чешь изучить") -- если тебе не посчастливилось задать такой вопрос, то
можешь быть уверен, что подхватишь что-то мерзкое, что согласно докторам
(в соответствии с их невежеством) становится заболеванием или функцио-
нальным расстройством. Тогда как если у тебя нет этого нездорового любо-
пытства и ты, напротив, настаиваешь на том, чтобы не нарушать Гармонию,
тогда достаточно -- выражаясь поэтически -- [и Мать шаловливо улыбну-
лась] поместить одну каплю Господа на это место, и все вернется в нор-
мальное состояние. И Мать добавила: Тело больше не знает тем способом,
каким знало раньше.
Подытоживая, тело должно позабыть целый мир, чтобы научиться новому
миру.
Так что есть период, когда ты подвешен: этого уже нет, а того еще
нет. [Больше не рыба, но еще и не птица]. Ты как раз посередине. И это
трудный период, когда ты должен быть очень спокойным и терпеливым, и
прежде всего -- прежде всего -- никогда не пугаться и не быть нетерпели-
вым или беспокоиться, поскольку все эти вещи катастрофичны. И трудность
состоит в том, что постоянно, со всех сторон приходят все глупые внуше-
ния обычного мышления: возраст, увядание, возможность смерти -- болезни
и старческое слабоумие, одряхление. Это приходит все время, все время.
Так что все время это бедное изношенное тело должно держаться спокойно и
не прислушиваться, чтобы концентрироваться исключительно на поддержки
своих вибраций в гармоничном состоянии. Это вечная проблема Матери --
возможно, единственная проблема: маленькие образцы человеческих существ,
окружавшие ее, постоянно поливали ее своими внушениями или болезнями --
с хорошими намерениями, но, тем не менее, смертельными. Трудностью Мате-
ри была не смерть, а мысли других о смерти. Никто никогда не понимал
это. Но, вероятно, это было частью общей работы, потому что, в конечном
итоге, вуаль должна быть поднята для каждого и в каждом, а иначе что?
"Темная периферия" начинается как раз там.
Состояние без смерти
Медленно, осторожно, Мать была вынуждена ступать размашистыми шага-
ми, и я понимаю, что все эти микроскопические переживания вели к опреде-
ленной точке, почти неуловимому моменту, который связывает одно состоя-
ние, называемое нами "жизнью", с другим, называемым нами "смертью". Она
познавала механизм смерти. Смерть -- это не нечто сенсационно-чувствен-
ное, а очень маленькое, крохотное, что заставляет тебя опрокидываться --
именно в жизни мы должны ухватить "спусковой крючок смерти", в те нес-
колько секунд перехода: в пограничную секунду, которая как бы на двух
сторонах сразу. Ощущаемый факт трупа -- это только увеличение или конеч-
ный результат неуловимого маленького смещения, которое может произойти в
любое время, даже при наилучшем здоровье. Масса преходящих переживаний,
которые, как кажется, дают ключ, затем уходят, возвращаются снова и ис-
чезают; каждый раз ты остаешься все более сбитым с толку, каждое прояс-
нение вскрывает другую мистерию... Мать шла наощупь в Смерти. Она не бо-
ялась, она никогда не боялась. Мы знаем ряд бесстрашных человеческих су-
ществ, способных на героизм, но эти крохотные расшатывающиеся ловушки
требуют некого бесстрашия, не заметного на первый взгляд, в клетках те-
ла: ничто не должно и шелохнуться там. "Невозмутимость" приобретает
здесь абсолютное значение. И кажется, что все вращается вокруг того пе-
рехода от состояния Гармонии к другому состоянию, общему для всех, кото-
рое Мать иногда называла Беспорядком (но в действительности весь наш мир
находится в состоянии смерти; только он умирает более или менее быстро.
Даже его "порядок" скорее смертелен, как и остальное, даже его "доброе
здоровье" столь же смертельно, как и остальное; так что в основном это
переход от состояния Гармонии к старому, обычному эволюционному состоя-
нию). "Гармония", которая, очевидно, имеет очень мало общего с тем, что
мы обычно понимаем под этим словом -- животные лучше бы поняли, что это
значит, но в ту минуту, когда они были бы способны это понять, это было
бы мгновенно испорчено! Вот что происходит с нами. Это состояние гармо-
нии в действительности является супраментальным состоянием. Мы должны
выбраться из состояния ментального "понимания", которое, по правде гово-
ря, понимает очень мало (оно больше индивидуализирует или загоняет в
клетку, чем понимает), так что мы можем войти в тотальное сверх-понима-
ние, которое "понимает", потому что является объектом, который оно стре-
мится понять -- и ему даже не нужно хотеть понять: оно попросту являет-
ся, поэтому автоматически знает. И поскольку оно знает, то действует ав-
томатически, безошибочно. Это Гармония. О, теперь я делаю постоянное
различие между... (что бы сказать?) жизнью по прямой линии и с прямыми
углами и "волнообразной" жизнью. Есть порывистая жизнь, в которой все
имеет острые углы, все тяжело, угловато, и ты наталкиваешься на все; и
есть волнообразная жизнь, очень сладкая, очень очаровательная -- очень
очаровательная. Но не очень прочная! [В действительности Мать не слишком
прочно стояла на ногах в то время.] Странно, это совсем другая разновид-
ность жизни... Искусство позволить себе быть унесенным Всевышним в Бес-
конечность. Но это Бесконечность СТАНОВЛЕНИЯ. И безо всякой тяжести и
столкновений обычной жизни. Искусство позволить себе быть унесенным Все-
вышним в бесконечное Становление... Все, что исходит отсюда [Мать каса-
ется своего лба] тяжело, сухо, съежино -- насильственно и агрессивно.
Даже добрая воля агрессивна, даже привязанность, нежность, преданность
-- все это ужасно агрессивно. Это как удар палкой. По существу, вся мен-
тальная жизнь тяжела... Мы должны, должны захватить ТО: некая модуляция,
волнообразное движение, столь охватывающее и мощное! -- оно поистине ко-
лоссально, ты знаешь. И оно не возмущает ничего, и ничего не смещает.
Оно ни с чем не сталкивается. И оно несет вселенную в этом волнообразном
движении -- столь гибком!... Такое впечатление, что ты не существуешь, а
единственная вещь, которая существует, та, которую ты обычно называешь
собой, есть нечто, что скрипит и сопротивляется. То, что Мать назвала
"покров колючек". Старый обветшалый вид.
И она закрывала свои глаза, и маленькие капельки слов доходили как
жемчужины издалека, далекого далека, как если бы через необъятное прост-
ранство: В любое время, вообще в любое время, если я перестаю говорить
или писать или работать, в любое время появляются... те великие приливы
блаженства, обширные как мир, медленно взмахивающие... Впечатление гран-
диозных крыльев -- не двух, они все кругом и распростерты повсюду. И
постоянны. Но я участвую в этом, лишь когда я спокойна... Но они не ос-
тавляют меня... Крылья Господа.
И давайте не сделаем здесь ошибки: это не "поэтическое" описание
состояния, это самое практическое (скажем по меньшей мере), телесное
состояние, то же состояние, которое мягко опустило маленькую Мирру на
камни в Фонтенбло. Йоги очень хорошо знают эту силу, они называют ее
лагхимой: сила легкости. Только здесь это была не "сила", а естественное
состояние тела. Но Мать вовсе не хотела "творить чудеса" и летать по
воздуху. Она искала нечто гораздо более серьезное, что является ключом к
настоящей жизни -- нечто, в чем больше нет Смерти. И, естественно, в том
"волнообразном" состоянии Смерть больше не существовала, вы не могли
умереть там, это было некое состояние "без жизненных передряг", говорила
Мать. Нет трения, все течет через тело. И затем покой, но не тяжелый,
прикованный и заторможенный вид покоя: вы покоитесь в волнистости... вы
позволяете себе плавать в ней. И внезапно я припомнил слова Матери, ко-
торые она произнесла в 1959 году, которые в то время показались довольно
загадочными; мы должны достичь состояния без смерти. Не бессмертия, ко-
торое действительно кажется мне достаточно незрелым -- ведь зачем же ко-
му-то хотеть оставаться тысячу лет в одном и том же старом каркасе -- а
состояния, наделенного такой пластичностью, что оно может менять форму,
заключенную в ее жесткой клетке -- поистине говоря, смерть есть жест-
кость. Состояние без смерти, -- говорила она, -- есть то, что можно во-
образить для физического тела в будущем: это постоянное возрождение.
Вместо того, чтобы отступать и дезинтегрировать по причине утраты плас-
тичности и неспособности адаптироваться ко вселенскому движению, тело
ЗАРАНЕЕ ОТМЕНЯЕТ СЕБЯ, я могла бы сказать. Ослепительно! Внезапно я по-
нял настоящий смысл волнообразного движения... тело отменяет себя напе-
ред. Да, но вы все еще должны продолжать стоять на своих ногах! Труден
именно переход к новому виду. Как можно "отменить" себя, не отменив все?
Мать изучала тогда переход от истинного Движения к движению ложному (то-
му, в котором мы обычно живем и которое в конечном итоге является движе-
нием смерти), и наоборот, из смертного состояния к состоянию без смерти:
Это подобно переходу от чего-то сухого, точного и определенного к че-
му-то мягкому и вкрадчивому... мягкому, ясному, ясному, и покой... о!...
как если бы ничто в мире не могло бы сопротивляться этому покою. Мы
действительно откроем, что этот "покой", как и "волнистость" обладают
поразительными и "чудесными" свойствами, но это некое микроскопическое
чудо, которое и составляет само чудо мира, по сравнению с которым все
чудеса летания по воздуху представляются безделушками маленьких смертных
-- ничто не может противостоять этому, даже смерть. Смерти не может там
быть. И я напоминаю о циклоне, который не мог ворваться в комнату Шри
Ауробиндо. Только мы должны найти то истинное Движение в маленьких дета-
лях повседневной жизни; мы должны создать птицу внутри рыбы, установить
ее там постепенно, очень медленно, как и всегда, так чтобы эта старая
Материя могла приучиться к Движению и переносить его без того, чтобы
раствориться в тонком воздухе или "отменить" себя слишком рано. Для
обычного взгляда, во внешнем и поверхностном смысле, ты мог бы сказать,
что произошел большой износ [в теле Матери]; хорошо, но тело так вовсе
не чувствует! То, что оно чувствует, это то, что данное движение или
усилие или жест или действие принадлежит миру -- этому миру Неведения
[то есть, миру смерти] -- и не делается верным способом: это не истинное
Движение, это не делается должным образом, это не правильный путь. И те-
ло чувствует или воспринимает, что это состояние... мягкое, вкрадчивое,
без углов, должно развиваться определенным образом и производить телес-
