В конце концов он собственноручно принес мне требник
богатой монастырской работы - сплошь позолота и сверкающие
краски - занимающий, как мне кажется, третье место в его
сердце после его соколов и его женщин, хотя скорее из-за своей
красоты, чем из-за содержания; и бросил его мне, словно
какую-то безделицу. И я вырвал из него страницы, которые были
мне нужны, и перекинул его обратно Мэлгуну. Помню, половину
одной страницы занимала заглавная буква "С", выполненная в
подобии дракона с длинной выгнутой шеей и фантастическим
разветвленным хвостом и похожая на королевский браслет-дракона,
который я носил в течение двадцати лет. Другая страница была
украшена листиками и крошечными цветочками с тремя лепестками,
рассыпанными среди молитв, еще одна окаймлена изысканным
переплетенным орнаментом, заканчивающимся птичьими головами. Я
положил их на колено чистой стороной вверх и начал писать,
произнося торопливо ложащиеся на пергамент слова вслух, чтобы
остальные знали, какие приказы я посылал и куда.
Я написал Коннори в Дэву собрать северные отряды и как
можно быстрее привести их на юг; они должны были подойти лишь
через много дней после того, как завяжется сражение, но каким
бы ни был его исход, они могли пригодиться потом. Я нацарапал
приказ Аурелию Псу, лорду Глевума, немедленно послать всех,
кого он сможет собрать, к Сабринскому побережью, чтобы
предотвратить высадку, если еще не было слишком поздно. Но было
уже слишком поздно; я чувствовал это всеми темными глубинами
своей души. Я написал Кадору из Думнонии, чтобы он вывел свои
войска, прежде чем вокруг них сомкнутся челюсти капкана, и
присоединился к Кею в - я поколебался, обводя страну мысленным
взором, - в Сорвиодунуме. Последнее письмо я написал самому
Кею, удостоив его страницы с драконом; я приказывал ему
отозвать людей с уборки урожая (но он и так уже должен был это
делать); приказывал отвести подошедшие отряды на запад до
Сорвиодунума и в ожидании моего появления сделать его местом
сбора. Таким образом они должны были оказаться примерно на
полпути между Вентой и южным Мендипсом. Если бы они
продвинулись дальше на запад, им, возможно, пришлось бы
схватиться с неприятелем раньше, чем я успел бы подойти к ним
на помощь, и я не осмеливался так рисковать.
Я уже разослал клич всем горцам с моих родных холмов,
которые могли присоединиться ко мне до восхода луны, и приказал
Мэлгуну за следующий день собрать всех, кого он только сможет,
и выступить с ними следом за мной.
После того как письма были написаны, кто-то принес мне
несколько шариков пчелиного воска, и я запечатал пергаменты
заделанной в эфес моего меча большой аметистовой печатью
Максима, которая изображала орла с распростертыми крыльями,
окруженного гордой надписью ИМПЕРАТОР. Потом я подозвал от
нижних очагов трех молодых воинов, каждый из которых был
известен мне как быстрый наездник, хорошо знающий горы и горные
тропы, и дал первому из них письмо к Кадору, приказав ему
следовать самым коротким путем на юг, к побережью Силуреса, и
Бога ради держаться подальше от лап Вортипора, а потом
переправиться на рыбацкой лодке в Думнонию. Двум другим я
вручил письма к Аурелию Псу и к Кею с наказом ехать вместе до
Глевума, где один из них должен будет прервать свое
путешествие, в то время как второй помчится дальше прямо в
Сорвиодунум. И когда они торопливо проглотили остатки своего
ужина, набросили плащи и вышли из зала, у меня на руках
остались только Коннори и север.
Я помню, что посмотрел поверх очага туда, где,
привалившись к колену своего отца и почти засыпая, сидел Малек,
и увидел, что рука Флавиана с большим поцарапанным изумрудом на
пальце лежит на пыльном плече юноши. Последний человек, который
носил это кольцо, погиб у меня на службе двадцать лет назад;
Флавиан, судя по всему, должен будет погибнуть вместе со мной
через несколько дней. Три поколения подряд - это было слишком
много для рода одного человека.
- Малек, - сказал я, и когда он очнулся и,
встрепенувшись, сел прямо, продолжил: - Сначала поешь, потом
выспись. Я могу дать тебе на сон четыре часа, а после этого
возьми свежую лошадь - присмотри за этим, Мэлгун, брат мой,
поскольку я к этому времени уже буду держать путь на юг - и
отвези мой приказ Коннори в Дэву. Если по дороге ты сможешь два
раза сменить лошадь, то будешь там меньше чем через три дня.
- Сир... пусть это письмо отвезет кто-нибудь другой, -
немного помолчав, сказал он. - Я один из твоих Товарищей, я
был твоим оруженосцем. Мое место в твоем отряде.
- Твое место - повиноваться моим приказам, - ответил я,
и он, встав, подошел и взял пакет, а потом, поколебавшись еще
одно ощутимое мгновение, прикоснулся им ко лбу, прежде чем
засунуть его за пазуху своей пропотевшей туники.
Когда он, как до него другие, накинул плащ и вышел в ночь,
его отец поднялся на ноги и неторопливо последовал за ним. И я
знал, что где-то в царящей снаружи темноте - возможно, Флавиан
отведет его в свою спальную каморку - они попрощаются друг с
другом, почти наверняка в последний раз.
Это не отняло у них слишком много времени; Мальку нужно
было поспать эти несколько часов, а Флавиана как и остальных,
ждали дела. Он вернулся в обеденный зал один, когда мы как раз
собирались выходить оттуда, - с виду почти такой же, как
всегда, если не считать того, что старый шрам у него на виске
проступал более четко, чем обычно; странно, что такая вещь
может выдать человека. Он поблагодарил меня долгим, твердым
взглядом, и я заметил, что видавшая виды печатка исчезла с его
руки, и только полоска очень белой кожи указывала на то место,
где она была.
Мы подтягивали пояса с ножнами и пинками расшвыривали
последние кости собакам, когда он на мгновение остановился
возле меня и вполголоса задал вопрос, который пока что не задал
мне ни один человек.
- Сир... Кей не сказал - среди тех людей, что пошли за
Медротом, было сколько-нибудь Товарищей?
- Шестьдесят семь, - ответил я, нагибаясь за плащом,
который сбросил, сидя в теплом зале.
- О Боже! - сказал он и поперхнулся этими словами, и
когда он повернулся, чтобы с ненужной заботливостью поднять
упавшую пивную кружку, мне показалось, что я услышал рыдание.
- Надо полагать, это в основном молодежь - волчатам
надоедает следовать за старым вожаком, - проходя мимо, я на
мгновение сжал его плечо. - Не твоему волчонку.
И когда я в сопровождении остального отряда подходил к
двери, он догнал меня, уже полностью владея собой. Во дворе
взад-вперед сновали люди и тени, и мягкую, полную шума и гомона
темноту холмов прочерчивал свет факелов. Призыв Мэлгуна уже
возымел действие, потому что среди наших собственных рослых
лошадей, уже стоящих оседланными или прохаживаемых взад-вперед
на заросшем травой плацу, мерцающее пламя высвечивало косматые
бока более двух десятков жилистых горных пони и светлые волосы
и покрытые эмалью рукояти кинжалов сидящих на них горцев. И от
этого зрелища у меня на мгновение полегчало на сердце.
Луна как раз отделялась от гор в противоположной от моря
стороне, когда мы выехали из Сегонтиума, каждый с притороченным
за седлом скатанным одеялом и котомкой с сыром и ячменными
лепешками, потому что на дорогах мы должны были передвигаться
слишком быстро даже для самых легких из вьючных животных.
Напоследок Мэлгун подошел в сопровождении своих дружинников к
моему стремени и снова пообещал, что последует за мной со всем
войском прежде, чем за копытами наших лошадей уляжется пыль. Я
перегнулся к нему с седла, и мы сплюнули и ударили по рукам,
словно заключая сделку. Он обещал это совершенно искренне, но я
и тогда знал, что не могу на него рассчитывать, знал так же
верно, как то, что старый Сингласс и Вортипор из Дайфеда уже
были моими врагами. В Динас Фараоне был маленький сын, и у него
была мать, Гуэн Аларх.
Глава тридцать шестая. Последний лагерь
Мы направились вглубь страны по горной дороге, ведущей к
верховьям озера Юала - оттуда можно было взглянуть вдоль
длинной вереницы переплетающихся ущелий на юго-запад, в сторону
Коэд Гуина, до которого было чуть больше часа езды, - а потом
свернули на полузатерянную пастушью тропу, уходящую дальше на
юг, и началась изнурительная работа - переход с лошадьми через
гористую местность, по гребням хребтов и вверх и вниз по
скалистым склонам и каменным осыпям, где едва могут пройти даже
твердые на ногу горные пони. Большую часть пути мы шли пешком и
карабкались по скалам, увлекая и волоча бедных животных за
собой. На вторую ночь мы спали, закоченевшие и промокшие, выше
линии облаков, спали всего несколько часов, а потом поспешили
дальше. Один раз мы чуть было не потеряли трех лошадей в
торфяном болоте. Но все-таки мы преодолели этот путь, и
быстрее, чем если бы ехали по более длинной круговой дороге
через Медиоманум. Солнце было уже довольно высоко, и летний
утренний туман начинал рассеиваться, когда мы спустились с
вересковых высокогорий и миновали выработанные медные копи в
верховьях реки, питавшей первые истоки великой Сабрины. В тени
старых рудничных построек цвела пушица и первые колокольчики, и
в вереске деловито копошились маленькие янтарные пчелы. И,
оглядываясь назад, я все еще мог различить Ир Виддфу,
возвышающуюся в небе, точно тень от облака. Я отсалютовал ей на
прощанье, как салютуют князю, и мы погнали измученных,
обессиленных лошадей вдоль расширяющегося потока к верховьям
Сабрины и стоящему в сочных зеленых низинах Вирокониуму.
В Вирокониуме нам удалось сменить наиболее уставших
лошадей, и мы помчались дальше, к югу через Глевум и Кориниум,
потом по дороге из Кунетио, которая провела нас в нескольких
милях от Бадонского холма, и вдоль последнего длинного подъема
волнистых известковых холмов в Сорвиодунум.
И на всем протяжении нашей безумной скачки, по мере того,
как новости, словно лесной пожар, разносились по округе, к нам
присоединялись люди, по одному, по двое, небольшими лихими
конными отрядами; так что когда мы оказались в виду небольшого
города-крепости, прижавшегося к вершине холма, у меня было
более четырех сотен летучей конницы вместо двух, последовавших
за мной на север.
Лагерь был разбит на низменности, окружающей обнесенный
серой стеной пригорок, который возвышался в центре, выполняя
роль цитадели, и дым вечерних кухонных костров затягивал все
дымкой, смягчающей очертания стогов сена и сплетенных из веток
хижин; и из этой дымки нам навстречу летели знакомые,
разнородные, смешанные звуки огромного стана, и громче всех -
дребезжащие, как треснувший колокол, удары молота по наковальне
оружейника. Во всяком случае, Кей получил мое сообщение. Наше
приближение, должно быть, было замечено разведчиками, пока нас
все еще отделяло от лагеря некоторое расстояние, потому что
люди уже торопливо спускались с более высоких его окраин и
толпились около ворот в частоколе, чтобы ликующими криками
приветствовать наш приход - приветствовать так, словно мы
явились, чтобы повести их к новому Бадону. И не успел я
придержать лошадь, как у моего стремени уже стоял Кей - или,
скорее, изможденный, серый, с воспаленными глазами
призрак-мститель в обличье Кея, и за его плечом уже позвякивал
щит.
- Какие новости? - спросил я.
- Саксы и скотты соединили свои щиты - чуть больше
дневного перехода к западу отсюда.
