слухах о том, что смерть его первой жены не была естественной.
Вне всякого сомнения, то, что он убил мальчишку из-за красивых
волос и маленьких мягких грудей Гуэн Аларх, было правдой. Ну
что ж, он будет держать Арфон после меня крепкой рукой; может
быть, сам он будет управлять герцогством с помощью волчьего
мундштука, но уж точно никто другой не посмеет посягнуть на его
границы. Хотелось бы мне быть так же уверенным в силах
Константина.
Внезапно глаза Мэлгуна расширились, усиливая его сходство
с беркутом, и сфокусировались на чем-то очень далеком, а его
палец прекратил легким монотонным движением поглаживать
глянцевитые перья на шее птицы.
Он ничего не сказал, но я встал с сундука, на котором
сидел, и подошел к окну.
Вдали, на тропе, которая некогда была военной дорогой,
идущей от Моридунума и с юга, небольшое облачко пыли попало в
последние лучи заходящего солнца и превратилось в золотистое
размытое пятно с зернышком темноты с самой сердцевине. Оно было
лишь чуть побольше пушинки чертополоха и, однако, я знал -
или, может быть, мне только потом показалось, что я знал, -
что это приближалась судьба, которую я ждал почти сорок лет,
что всадник, мчащийся по старой дороге сквозь горы и
поднимающий за собой клубы пыли, был Темным Всадником, который
был послан за мной.
- Кто-то хочет сообщить нам очень срочную весть, раз он
везет ее с такой скоростью, - заметил Мэлгун.
я кивнул, но, по-моему, ничего не сказал; я наблюдал за
тем, как этот крошечный зловещий завиток пыли с
головокружительной скоростью приближается к нам, спускаясь из
солнечного света, который все еще льнул к подножию холмов, в
тень, уже наползающую с побережья. И несколько мгновений спустя
услышал поверх тихого голоса моря слабый-слабый, как биение
крови в моих собственных ушах, перестук конских копыт. Вскоре я
уже мог разглядеть всадника, низко согнувшегося над гривой
своей лошади, и топот копыт стал тяжелым и настойчивым; под
стенами крепости уже почти сгустились сумерки, и у ворот
собирались люди и факелы. Я оттолкнулся ладонями от высокого
холодного подоконника; пора идти вниз...
- Это, должно быть, меня, - я повернулся и, стуча
каблуками, сбежал вниз по винтовой лестнице; моя собственная
тень темным пятном кружилась впереди меня на освещенной факелом
стене. Мэлгун, все еще с беркутом на руке, последовал за мной,
а у подножия лестницы к нам присоединился Флавиан, подбежавший
от конюшен.
Когда мы достигли открытого пространства перед воротами,
они были распахнуты настежь, и в центре небольшой встревоженной
толпы какой-то человек соскакивал со взмыленной лошади. Бедное
животное было черным от пота, его бока, покрытые коркой летней
пыли, мучительно вздымались, а пена, капающая с опущенной
морды, была густой и розовой от крови; всадник, едва держащийся
на ногах, был вряд ли в лучшем состоянии; с ног до головы его
покрывала белая пыль, которая обвела его слезящиеся глаза
воспаленными красными кругами; эта белизна нарушалась только
там, где струйки пота проделали в ней бороздки, спускающиеся по
его обтянутому лбу и запавшим щекам. И неудивительно, что в
первое мгновение, когда мы его увидели, ни Флавиан, ни я не
узнали его сына.
Потом у Флавиана вырвалось изумленное восклицание, и у
меня словно пелена упала с глаз.
- Малек! Какую весть ты мне привез?
При звуках моего голоса он поднял глаза, а потом подошел и
неуклюже упал на колени у моих ног, свесив голову и опустив
плечи.
- Злую весть, - пыль была и у него в горле, и его голос
был просто хрипом. Злую весть, милорд Артос. Не заставляй меня
сообщать ее; все написано здесь, в письме...
Я взял свиток, который он вытащил из-за пазухи своей
туники и подал мне, и, взломав знакомую печать Кея и разорвав
пунцовую нить, развернул его. Кто-то держал рядом факел, чтобы
посветить мне, и пламя, раздуваемое легким морским ветерком,
начавшим подниматься на закате, трепетало на корявых буквах. И,
однако, мне не было, как обычно, трудно разбирать то, что было
написано рукой Кея; письмо словно читалось само, и каждое слово
наносило мне с плохо выделанного пергамента отдельный маленький
холодный удар. Я продолжал читать, ни быстро, ни медленно, и
когда дошел до последнего слова, поднял глаза; моя голова
казалась холодной и ясной и странно отделенной от моего тела. Я
увидел лица своих Товарищей и людей из отряда Мэлгуна,
обращенные ко мне в свете факелов, застывшие в ожидании с
безмолвным вопросом.
- Это от Кея, - сказал я. - Он сообщает мне, что силы
Сердика из Уэстсэкса выросли за счет большого военного флота из
Эстуария Лигиса - как вы помните, в прошлом году у нас было
неурожайное лето и суровая зима - и что мой сын Медрот поднял
знамя восстания против меня. Он оставил войско, забрав с собой
порядочное количество своих приверженцев из числа наших молодых
воинов, и присоединился к Сердику у Виндокладии. Они объявили
Крэн Тара, призывая к себе скоттов и Раскрашенный Народ из
Галлии.
Над моими словами сомкнулась тишина, которая все
продолжалась и продолжалась, и в ней глухим эхом отдавался шум
моря и крики чаек, похожие на крики потерянных душ.
Все молчали; они ждали, чтобы я заговорил снова; и только
кто-то хрипло сглотнул, и я увидел, что кулак Флавиана сжался
на поясе с мечом так, что костяшки пальцев засветились восковой
белизной, точно баранья кость. В конце концов не я, а огромный
беркут Мэлгуна нарушил тишину, когда она уже начала казаться
ненарушимой и словно должна была длиться вечно. Встревоженный
тем, что он чувствовал вокруг себя, и быстро, как и все его
сородичи, улавливающий настроение людей, он начал неудержимо
рваться с руки хозяина, дергая свои путы, и его резкие крики
разорвали тишину вдоль и поперек, а гигантские хлопающие крылья
словно закрыли собой все небо. Мэлгун, негромко ругаясь,
пытался успокоить и усмирить птицу, бьющую над его головой
своими могучими крыльями, и теперь, когда тишина была нарушена,
вокруг забушевали людские голоса и недоверчивая и бессильная
ярость.
После того, как Мэлгун наконец справился с огромным
беркутом и люди, повинуясь моему выброшенному вверх кулаку,
замолчали снова, я услышал поверх шума прибоя свой собственный
голос:
- Примерно через три часа взойдет луна. Через три часа мы
выступаем на юг, братья мои.
И эти слова казались эхом чего-то, что было сказано
раньше.
("Приезжай ради Бога! - писал Кей. - По пути собери
всех, кого сможешь. Нам нужен каждый человек, но, самое
главное, ради Бога как можно быстрее приезжай сам, потому что
если когда-либо мы нуждались в том, чтобы ты нас вел, так это
именно сейчас!")
Не прошло и получаса, как Товарищи и местное войско уже
наспех перекусывали в полуразрушенном обеденном зале. Я
устроился у верхнего очага, немного в стороне от остальных,
собрав туда Мэлгуна, пару князей, которые не успели разъехаться
по своим владениям после летней кампании, Овэйна, Флавиана и
все еще покрытого пылью Малька, и мы провели за едой торопливый
военный совет. Со двора до нас доносились звуки пробудившегося
лагеря: людские голоса, топот и ржание приводимых лошадей и
лязг оружия, которое приносили из арсенала и складывали на
земле в кучи.
- Если Медрот объявил Крэн Тара только сейчас, то должно
будет пройти какое-то время, прежде чем скотты или пикты
присоединятся к нему в большом количестве, - сказал я. - Если
Судьба не обернется против нас, то мы вполне можем успеть
захватить его и Сердика, прежде чем их друзья придут к ним на
помощь.
Малек, до того не отрывавший воспаленных глаз от пламени
очага, посмотрел на меня и покачал головой, которая от пыли,
собравшейся во время его неистовой скачки, стала более седой,
чем у его отца.
- Если Нони Журавлиное Перо и его сыновья говорят правду,
то Крэн Тара должен был быть объявлен весной, чтобы войско
собралось ко времени жатвы. С северо-западным ветром, который
будет подгонять карраки, скотты и Раскрашенный Народ не
опоздают на праздник.
И мне показалось, что мое сердце опустилось, холодное и
тяжелое, как кремень, куда-то мне в желудок; потому что ветер,
который поднялся на закате и свистел в покрывающей песчаные
дюны траве и на бастионах старого форта, дул с северо-запада...
Флавиан ударил ладонью по колену.
- Время жатвы! И три четверти войска сидят по домам в
своих деревнях, убирая с поля ячмень.
- Значит, клич должен был быть брошен по меньшей мере за
два месяца до того, как он покинул Венту, - сказал я, но
говорил я больше для себя, чем для остальных собравшихся у
очага. - Пока он все еще сидел с нами за одним столом. Это
правда, что по его глазам ничего нельзя прочесть...
- Он предусмотрителен и умеет ориентироваться в ситуации
и ловить свой шанс - качества, подобающие Верховному королю;
уж что-что, а этого у него не отнимешь, - вполголоса и не без
восхищения сказал Мэлгун.
Верховному королю. Да, престол Верховного короля и был той
дичью, за которой охотился Медрот. Пурпур был бы для него
пустым звуком, поскольку принадлежал другому миру, нежели его
собственный. Другого императора Западной империи не будет, все
это должно будет уйти вместе со мной. Если Медроту удастся
победить, в Британии будет Верховный король, а за его спиной,
так сказать, на полкорпуса сзади, - сакс, обладающий самой
большой властью в стране; так же, как было некогда с
Вортигерном и Морским Волком Хенгестом. А потом, когда придет
время, - а оно должно будет прийти - для взаимного выяснения
сил, останется только сакс, и Британия будет разорвана надвое
между деревом и жеребцом; и концом, несмотря ни на что, станет
тьма.
Должно быть, я застонал вслух, потому что среди сидящих
вокруг очага людей прокатилось легкое быстрое движение, и
внезапно оказалось, что все они смотрят на меня, словно я
привлек к себе их внимание каким-либо звуком. Я рассмеялся,
чтобы замаскировать этот звук, каким бы он ни был, бросил
остатки своей ячменной лепешки ближайшему псу и обвел всех
взглядом, внимательно всматриваясь в каждого.
- Мне думается, что раз Сердик и Медрот будут наступать
из Виндкладии, то очевидным местом для высадки скоттов, а
вместе с ними, вероятно, и Раскрашенного Народа, будет
побережье ближе к верховьям Сабринского моря - где-нибудь в
краю болот и камышей к северо-западу от Линдиниса; может быть,
за Яблочным островом - низкие берега и узкие извилистые
протоки, по которым можно провести боевые ладьи вглубь суши и
вытащить их там на берег; а после высадки они пойдут напрямик,
чтобы как можно быстрее соединиться с саксами.
- Старая игра - разрезать королевство надвое, - сказал
Овэйн.
- Отчасти; а отчасти, конечно, стремление объединиться и
набрать полную силу, прежде чем мы сумеем войти с ними в
соприкосновение. Похоже, что успех им более чем обеспечен, и,
однако, даже сейчас, если мы помчимся, как проклятые, у нас все
еще будет шанс встретить одну половину их войска и успеть с ней
разделаться до того, как к ней присоединится другая.
- Ну и что? - спросил Флавиан.
- Мы помчимся, как проклятые. Но прежде чем мы выступим,
мне нужно объявить свой собственный Крэн Тара. Мэлгун, ты
можешь достать мне чернила и пергамент или таблички?
- Нет, - высокомерно сказал Мэлгун. - Я не писец.
- Но, Господи ты Боже мой, дружище, неужели у тебя нет
здесь писца, у которого было бы чем написать письмо?
