Тогда никто не мог предвидеть и угадать, что этот тринадцатилетний
мальчик, не имеющий ни веса, ни значения в стране, которой управляли
Регентский Совет и Дийкстра, повзрослев, станет королем и, отплатив всем
за нанесенные ему и его матери обиды, войдет в историю как Радовид Пятый
Свирепый.
Толпа выкрикивала приветствия. Под копыта кондотьерских лошадей сыпались
цветы.
_ Джулия...
_ Слушаю, Адью.
_ Выходи за меня. Стань моей женой.
Сладкая Ветреница долго не отвечала, приходя в себя от изумления. Толпа
орала. Иерарх Новиграда, вспотевший, хватающий ртом воздух наподобие
огромного жирного сома, благословлял с трибуны горожан, парад, город и
мир.
_ Но ведь ты женат, Адам Пангратт.
_ Я ушел от нее. Развожусь.
Джулия Абатемарко не отвечала. Отвернулась. Удивленная. Опешившая. И
очень счастливая. Неведомо почему.
Толпа вопила и кидала цветы. Над крышами домов с хрустом И дымом
взрывались фейерверки.
Колокола Новиграда заходились стоном.
Женщина, _ подумала Нэннеке. _ Когда я посылала ее на войну, она была
девочкой. Вернулась женщиной. Уверенной в себе. Ощущающей свою значимость.
Спокойной. Сдержанной. Женственной.
Она выиграла эту войну. Не дала войне уничтожить себя.
_ Дебора, _ продолжала перечислять Эурнейд тихо, но уверенно, _ умерла
от тифа в лагере под Майеной. Мырру убили эльфы-скоя'таэли во время
нападения на лазарет под Армерией...
Катье...
_ Говори, дитя мое... _ мягко подбодрила Нэннеке.
_ Катье, _ откашлялась Эурнэйд, _ познакомилась в госпитале с раненым
нильфгаардцем. После заключения мира, когда обменивались военнопленными,
она пошла с ним в Нильфгаард.
_ Я всегда утверждала, _ вздохнула полная жрица, _ что для любви нет ни
границ, ни кордонов. А что с Иолей Второй?
_ Жива, _ поспешила заверить Эурнейд. _ Она в Мариборе.
_ Почему не возвращается?
_ Она не возвратится в храм, матушка, _ тихо сказала адептка, наклонив
голову. _ Она работает в больнице господина Мило Вандербека, хирурга-
низушка. Сказала, что хочет лечить. Что всю себя посвятит этому. Прости
ее, матушка Нэннеке.
_ Простить? _ покачала головой первосвященница. _ Я горжусь ею.
_ Ты запоздал, _ прошипела Филиппа Эйльхарт. _ Ты опоздал на торжество с
участием королей. Какого черта, Сигизмунд! Твое пренебрежение к протоколам
достаточно известно. У тебя не было нужды так нахально проявлять его. Тем
более сегодня, в такой день...
_ У меня были причины. _ Дийкстра ответил поклоном на взгляд королевы
Гедвиги и осуждающее движение бровей иерарха Новиграда. Поймал взглядом
кривую гримасу на физиономии жреца Виллемера и усмешку на лице короля
Фольтеста, достойном того, чтобы его профиль чеканили на монетах.
_ Мне необходимо поговорить с тобой, Филь. Филиппа подняла брови.
_ Небось с глазу на глаз?
_ Хорошо б. _ Дийкстра едва заметно улыбнулся. _ Впрочем, если
пожелаешь, я соглашусь на несколько дополнительных пар глаз. Скажем,
прекрасных глаз дам из Монтекальво.
_ Тише, _ прошипела чародейка улыбающимися губами.
_ Когда можно получить аудиенцию?
_ Я подумаю и дам знать. А сейчас оставь меня в покое. Здесь крупное
торжество. Здесь великий праздник. Напомню, если ты сам этого не заметил.
_ Великий праздник?
_ Мы стоим на пороге новой эпохи, Дийкстра.
Шпион пожал плечами.
Толпа выкрикивала приветствия. В небо взметались ракеты, рассыпались
огни фейерверков. Колокола Новиграда били, вещая о триумфе, о славе. Но
звучали они как-то на удивление грустно.
_ Подержи-ка вожжи, Ярре, _ сказала Люсьена. _ Проголодалась я, перекушу
малость. Давай обмотаю тебе ремень на руке, я знаю, тебе одной неудобно.
Ярре чувствовал, как щеки ему заливает румянец стыда и унижения. Он еще
не привык. Ему все казалось, будто всему миру нечего больше делать, как
только пялиться на его культю, на подвернутый и зашитый рукав. Что весь
мир думает только об одном: заметить увечье, а потом лицемерно
сочувствовать и неискренне сожалеть, а в глубине души брезговать им и
считать, что он некрасиво нарушает красивый порядок своим убогим, наглым
существованием. Что вообще смеет существовать.
Люсьена _ нельзя было не признать _ явно отличалась в этом от всего
остального мира. Она не прикидывалась, будто ничего не замечает, в ее
глазах не было признаков унизительного сочувствия и еще более унизительной
жалости. Ярре готов был признать, что светловолосая возница относится к
нему совершенно естественно и вполне нормально. Но отгонял от себя эту
мысль. Не принимал ее.
Потому что никак не мог привыкнуть воспринимать самого себя нормально.
Везущая инвалидов телега скрипела и тарахтела. После краткого периода
дождей наступила жара, пробитые военными обозами выбоины на дорогах
высохли и застыли гребнями и горбами фантастических форм, и телеге,
которую тянула четверка лошадей, все время приходилось переваливаться
через эти выбоины и колдобины. На самых больших выбоинах телега
подскакивала, трещала, раскачивалась не хуже корабля во время шторма.
Тогда искалеченные _ в основном безногие _ солдаты ругались столь же
`prhqrhwmn, сколь и жутко. А Люсьена _ чтобы не свалиться _ прижималась к
Ярре и обнимала его, щедро одаривая своим волшебным теплом, удивительной
мягкостью и возбуждающей смесью аромата лошадей, ремней, сена, овса и
молодого, ядреного девичьего пота.
Телега соскочила в очередной ухаб. Ярре уже выбрал слабину закрученных
вокруг локтя вожжей. Люсьена, откусывая попеременно хлеб и колбасу,
притулилась у его бока.
_ Ну-ну, _ заметила она его латунный медальон и бессовестно
воспользовалась тем, что одна рука у него была занята вожжами. _ И тебя
тоже провели? Амулет-незабудка? Ох и пройдоха же тот, кто эти финтифлюшки
выдумал. Большой был на них спрос во время войны, больше, чем на водку,
пожалуй. И какое же там внутри имя девчачье, а ну, глянем...
_ Люсьена. _ Ярре залился пурпуром, чувствуя, что еще секунда _ и кровь
хлынет у него из щек. _ Я должен тебя попросить... чтобы ты... не
открывала... Прости, но это очень личное. Я не хочу тебя обижать, но...
Телега подпрыгнула, Люсьена прижалась, а Ярре замолк.
_ Ци... рил... ла, _ прочитала возница с трудом, но все равно удивила
Ярре, который никак не ожидал от деревенской девушки столь выдающихся
способностей.
_ Она о тебе не забудет. _ Люсьена защелкнула медальон, отпустила
цепочку, глянула на юношу. _ Цирилла, стало быть. Если действительно
любила. Чепуха все эти чары и амулеты. Ерунда и глупистика. Если
действительно любила, то не забыла, была верной. И ждет.
_ Этого? _ Ярре поднял культю.
Девушка слегка прищурила глаза, голубые как васильки.
_ Если по-настоящему любила..._ твердо повторила она, _ то ждет, а все
остальное _ чепуховина чепуховая. Я-то знаю.
_ Такой уж у тебя солидный в этом деле опыт? Так сказать, много ль ты
экспериментировала?
_ Не твое дело, _ теперь настал черед Люсьены слегка зарумяниться, _ с
кем и что у меня было. И не думай, будто я из тех, которым только мигни, и
они уже готовы какие-то там сперементации на сеновале вытворять. Но что
знаю _ то знаю. Ежели парня любишь, то всего разом, а не по частям. И не
имеет значения, если даже какой-никакой части недостает.
Телега подпрыгнула.
_ Ты здорово упрощаешь, _ проговорил сквозь стиснутые зубы Ярре, жадно
вдыхая аромат девушки. _ Здорово упрощаешь и сильно идеализируешь,
Люсьена. Не хочешь замечать одной мелочи. Пойми, для того, чтобы мужчина
мог достойно содержать жену и семью, он должен быть, я так скажу, в полном
комплекте! Калека на это не способен.
_ Но-но-но! _ резко перебила она. _ Нечего сопли распускать. Голову тебе
Черные не оторвали, а ведь ты головастый, головой работаешь. Ну чего
уставился? Я _ деревенская, но глаза-то у меня есть, да и уши тоже. Вполне
хорошие, чтобы заметить такую мелочишку, как способ говорения истинно
господских и ученых. А к тому ж...
Она наклонила голову, кашлянула.
Ярре тоже кашлянул. Телега подскочила.
_ А к тому ж, _ закончила девушка, _ слышала я, что другие говорили. Что
ты, мол, писарь. И жрец из храма. Сам, значит, видишь, что рука-то...
Тьфу, плюнуть и растереть.
Телега какое-то время не подпрыгивала, но Ярре и Люсьена, казалось,
вовсе этого не замечали. И им это вовсе не мешало.
_ Надо ж, _ сказала она после долгого молчания. _ Везет мне на ученых.
Был один такой... Когда-то... Подъезжал... Ученый был и в академиях
учился. По имени одному можно было усечь.
_ И как же его звали?
_ А Семестром...
_ Эй, девка! _ закричал у них за спиной ефрейтор Деркач, здоровенный и
угрюмый, покалеченный во время боев за Майену. _ А-ну, стрельни-тко коняг
бичом над задницами, ползет твоя фура словно сопля по стене!
_ Будто черепаха, _ добавил другой калека, почесывая выглядывающую из-
под отвернутой штанины культю, на которой поблескивали пятна затянувшихся
рубцов. _ Осточертела уже энта пустошь! По корчме затосковал, потому как,
взаправду говоря, пива хоцца. Нельзя ль порезвее ехать-то?
_ Можно. _ Люсьена обернулась на козлах. _ Но только ежели на колдобине
nq| иль ступица полетят, то неделю, а то и две не пиво, а воду дождевую да
сок березовый лакать будете, подводы ожидаючи. Сами не уйдете, а я вас на
закорки не возьму.
_ А жаль, _ осклабился Деркач. _ Потому как мне по ночам снится, что ты
меня на себя громоздишь. Со спины, то бишь с заду. Я так шибко люблю. С
заду-то! А ты, девка?
_ Ах ты, голяк хромой! _ взвизгнула Люсьена. _ Хрен вонючий! Ты...
Она осеклась, видя, как лица сидящих на телеге инвалидов неожиданно
покрываются мертвенной бледностью.
_ Матка, _ заплакал кто-то. _ А так недалече было до дому...
_ Пропали мы, _ сказал Деркач тихо и совсем без эмоций. Просто отмечая
факт.
А говорили, _ пронеслось у Ярре в голове, _ что Белок больше нет. Что
уже всех перебили. Что уже, как они выразились, эльфий вопрос решен.
Конников было шестеро. Но при внимательном взгляде стало ясно: шесть
было лошадей, а конников _ восемь. Две лошади несли по паре всадников. Все
ступали как-то жестко, неровно, низко опустив головы. Выглядели скверно.
Люсьена громко выдохнула.
Эльфы приблизились. Выглядели они еще хуже, чем их лошади.
Ничего не осталось от их заносчивости, от их отработанной веками
высокомерности, харизматической инности. Одежда, обычно элегантная и
красивая даже у партизан из команд Белок, была грязной, рваной, покрытой
пятнами. Волосы, краса и гордость эльфов, растрепаны, свалялись от липкой
грязи и запекшейся крови. Большие глаза, обычно надменно лишенные какого-
либо выражения, стали безднами паники и отчаяния.
Ничего не осталось от их инности. Смерть, ужас, голод и мытарства
привели к тому, что они стали обыкновенными. Слишком обыкновенными.
Перестали вызывать страх.
Несколько мгновений Ярре надеялся, что эльфы проедут мимо, просто
пересекут тракт и исчезнут в лесу по другую сторону, не удостоив телегу и
ее пассажиров даже взглядом. И останется от них только этот совершенно не
эльфий, противный, отвратительный запах, запах, который Ярре знал слишком
даже хорошо по лазаретам, _ запах мучений, мочи, грязи и гниющих ран.
Они миновали их не глядя.
Не все.
Эльфка с темными, длинными, слипшимися от засохшей крови волосами
задержала лошадь у самой телеги. Она сидела в седле неуклюже
перекосившись, оберегая руку, висящую на пропитавшейся кровью перевязи,
вокруг которой кружили и звенели мухи.
_ Toruviel, _ сказал, повернувшись, один из эльфов. _ En'ca digne,
luned.
Люсьена моментально сообразила, поняла, в чем дело. Поняла, на что
эльфка смотрит. Крестьянка, она с детских лет свыклась с притаившимся за
