что-то такое, что на полпути остановило занесенные для удара руки
префекта и солдата. Ангулема шмыгнула носом, проницательно глянула на
него.
- Спасибо, дядечка. Но бить - невелико дело, коли хотят - пускай
бьют. Меня с малолетства били, я уж привыкла. Если и впрямь хочешь быть
добрым, то подтверди, что я правду говорю. Пусть сдержит слово. Пусть
меня, курва их мать, повесят.
- Заберите ее, - приказал Фулько, жестом удерживая пытающегося
протестовать Геральта.
- Она нам больше не нужна, - пояснил он, когда они остались вдвоем. -
Я знаю все и поясню вам. А потом попрошу о взаимности.
- Вначале, - голос у ведьмака был холодным, - объясните, в чем суть
столь шумного финала, закончившегося дикой просьбой о повешении. Ведь
как коронный свидетель девушка свое дело сделала. - Еще не сделала. - То
есть?
- Гомер Страгген по прозвищу Соловей исключительно опасный разбойник.
Жестокий и наглый. Его безнаказанность привлекает других. Я должен с ним
покончить. Поэтому пошел на сговор с Ангулемой. Обещал ей, что если в
результате ее показаний Соловей будет схвачен, а его шайка разбита, то
Ангулема будет повешена.
- Не понял? - Ведьмак был крайне удивлен. - Вот, стало быть, как
выглядит институт коронного свидетеля. Взамен за сотрудничество с
властями виселица? А за отказ сотрудничать что?
- Кол. С предварительным выдавливанием глаз и вырыванием грудей
раскаленными щипцами. Ведьмак не произнес ни слова.
- Это называется "дать пример ужаса", - продолжал, немного помолчав,
Фулько Артевельде. - Действие абсолютно необходимое в борьбе с
бандитами. Почему вы сжимаете кулаки так, что слышно, как хрустят
суставы? Быть может, вы сторонник гуманного убиения? Вы можете позволить
себе такую роскошь, ведь вы в основном боретесь с существами, которые,
как бы смешно это ни звучало, тоже убивают гуманно. Я себе такого
позволить не могу. Я видел купеческие обозы и дома, ограбленные Соловьем
и ему подобными. Я видел, что делали с людьми, добиваясь, чтобы те
сказали, где хранятся ценности, либо выдали магические пароли шкатулок и
касс. Я видел женщин, у которых Соловей с помощью ножа проверял, не
укрыли ли они драгоценности ТАМ. Я видел людей, с которыми делали еще
более ужасные вещи исключительно ради разбойничьей потехи. Ангулема,
судьба которой так вас тронула, участвовала в таких забавах, это уж
точно. Она достаточно долго была в банде. И если б не чистая
случайность, если б не то, что она сбежала от них, никто не узнал бы о
засаде в Бельхавене, а вы познакомились бы с ней при иных
обстоятельствах. Возможно, именно она всадила бы вам в спину бельт из
самострела.
- Я не люблю, как это называет один мой друг, сослагательного
наклонения. Вам известно, почему она сбежала из шайки?
- Ее показания были туманны, а моих людей не очень-то это
интересовало. Но все знают, что Соловей относится к тому разряду мужчин,
которые низводят женщин до роли, я бы сказал, первично натуральной. Если
иначе у него не получается, он навязывает женщинам эту роль силой. Сюда,
вероятно, прибавились возрастные конфликты. Соловей - мужчина зрелый, а
последняя компания Ангулемы - сосунки того же возраста, что и она. Но
все это в принципе мне безразлично. А позвольте спросить, почему не
безразлично вам? Почему, сразу видно, Ангулема вызывает у вас столь явно
выраженные эмоции?
- Странный вопрос. Девушка доносит о покушении на меня, которое по
поручению какого-то полуэльфа готовит ее бывшая дружина. Факт уже сам по
себе ошеломляющий, поскольку у меня нет никаких застарелых распрей ни с
какими полуэльфами. Кроме того, она знает, в какой компании я
путешествую. С такими подробностями, как то: что трубадура зовут Лютик,
а у женщины отрезана коса. Именно коса-то заставляет меня видеть во всем
либо ложь, либо провокацию. Не требуется особое искусство, чтобы поймать
и допросить кого-либо из лесных бортников, с которыми я шел последнюю
неделю. И быстренько инсценировать...
- Достаточно! - Артевельде саданул кулаком по столу. - Нечего
рассусоливать! Получается, что я здесь спектакль устроил? И зачем же?
Чтобы обмануть вас, поймать? Да кто вы такой, что так боитесь провокаций
и ловушек? Только на воре шапка горит, милостивый государь ведьмак.
Только на воре! - Дайте другое объяснение. - Нет, это вы мне дайте! -
Сожалею. У меня такового не имеется. - Я мог бы кое-что подсказать, -
саркастически усмехнулся префект. - Но зачем? Поставим вопрос прямо.
Меня не интересует, кому и почему вы нужны мертвым. Мне безразлично,
откуда у этого "кого-то" о вас такая полная информация до цвета и длины
волос включительно. Скажу вам больше: я вообще мог бы не сообщать вам о
покушении. Мог бы спокойно отнестись к вашей команде, как к ничего не
ведающей приманке на Соловья. Следить, ждать, пока Соловей заглотит
крючок, леску, грузило и поплавок. И тогда запросто взять его
тепленьким. Потому что нужен мне он, а не вы. А то, что вы к тому
времени уже грызли бы землю? Подумаешь! Неизбежное зло, издержки, так
сказать, производства. Он умолк. Геральт не комментировал. - Видите ли,
дражайший господин ведьмак, - продолжал префект, - я поклялся себе, что
на этой территории воцарится закон. Любой ценой и любыми методами, per
fas et ne-fas <всеми правдами и неправдами (лат.).>. Ибо закон - не
юриспруденция, не толстенная книга, забитая параграфами, не философские
трактаты, не напыщенные бредни о справедливости, не истрепанная
фразеология о морали и этике. Закон - это безопасные дороги и тракты.
Это городские закоулки, по которым можно прогуливаться даже после захода
солнца. Это гостиницы и корчмы, из которых можно выйти в сортир, оставив
кошелек на столе, а жену у стола. Закон - это спокойный сон людей,
знающих, чего разбудит их пение петуха, а не красный петух! А для тех,
кто закон преступает, - виселица, топор, кол и каленое железо!
Наказание, отпугивающее других. Тех, кто закон нарушает, следует хватать
и карать. Всеми доступными средствами и методами... Эх, ведьмак,
ведьмак! Неодобрение, которое я вижу на вашем лице, относится к цели или
методам? Я думаю - к методам! Потому что методы критиковать легко, а в
безопасном мире жить-то хочется, а? Ну, говорите. - Не о чем говорить. -
Я думаю, есть о чем.
- Мне, господин Фулько, - спокойно сказал Геральт, - даже нравится
мир вашей картинки и вашей идеи. - Серьезно? Ваша мина свидетельствует о
противном. - Мир вашей картинки это мир аккурат для ведьмака. В нем
никогда не будет недостатка в работе. Кодексы, параграфы и напыщенную
фразеологию о справедливости ваша идея заменяет беззаконием, анархией,
самоволием и корыстолюбием принцев и самодуров, она предполагает
сверхусердие карьеристов, стремящихся польстить покровителям, слепую
мстительность фанатиков, жестокость палачей, реванш и садизм. Ваша
картинка - это мир ужаса, мир, в котором люди опасаются выходить в
сумерки, боясь не бандитов, а стражей закона, ибо как ни крути, но в
результате крупных облав бандиты валом валят в ряды блюстителей порядка.
Ваша картинка - это мир взяточничества, шантажа и провокаций, мир
коронных и подставных свидетелей. Мир шпионства и признаний, полученных
под пытками. Доносительства и страха перед доносом. И неизбежно наступит
день, когда в вашем мире, господин префект, станут рвать клещами грудь
не того человека, когда повесят либо посадят на кол невинного. Вот
тогда-то как раз и наступит мир преступлений и преступников. Короче
говоря, - докончил он, - мир, в котором ведьмак будет чувствовать себя
как рыба в воде.
- Надо же! - после краткого молчания сказал Фулько Артевельде,
потирая прикрытый кожаной нашлепкой глаз. - Идеалист! Ведьмак!
Профессионал! Специалист по убийствам! И тем не менее - идеалист. И
моралист. Опасное дело при ваших-то занятиях. Знак того, что вы
начинаете вырастать из собственной профессии, как малыш из коротких
штанишек. Придет день и вы задумаетесь: а стоит ли убивать упыриху, а
вдруг это невинная упыриха? А вдруг да в вас заговорила слепая
мстительность и слепой фанатизм? Не желаю вам, чтобы до этого дошло. А
если когда-нибудь и дойдет... все равно не желаю. Но ведь вполне
возможно, что кто-нибудь самым жестоким и самым садистским образом
обидит близкого вам человека, и тогда я с превеликой охотой возвращусь к
нашей сегодняшней беседе, к проблематике наказания, соответствующего
масштабам преступления. Как знать, сколь категорично отличались бы в тот
момент наши взгляды? Но сегодня, здесь, сейчас это не будет предметом
рассуждений или споров. Сегодня мы будем говорить о вещах конкретных. И
конкретно - о вас. Геральт слегка приподнял брови. - Хоть вы иронически
отнеслись к моим методам и моему видению мира законности, именно вы
займетесь воплощением этой идеи, дорогой мой ведьмак. Повторяю: я
поклялся, что те, кто нарушает закон, получат свое. Все. От малыша,
который пользуется на рынке сбитым безменом, до мужика, который ограбил
где-то на тракте обоз с луками и стрелами, предназначенными для армии.
Разбойники, бандиты, воры, грабители, террористы из организации "Вольные
Стоки", красиво именуемые бойцами за свободу. И Соловей. Прежде всего
Соловей. Соловья должна постигнуть кара, метод - безразличен. Лишь бы
скорее. Прежде чем объявят амнистию и он вывернется... Ведьмак, я много
месяцев ожидаю чего-то такого, что позволит мне опередить его хоть
нанемного. Позволит управлять им, сделать так, чтобы он совершил ошибку,
ту единственную, решительную ошибку, которая его погубит. Продолжать,
или вы уже угадали? А, ведьмак? - Угадал. Но продолжайте.
- Таинственный полуэльф, якобы инициатор и подстрекатель покушения на
вас, предостерегал Соловья, советовал ему быть осторожным, советовал
отбросить беспечность, дурную наглость и фанфаронство. Я знаю - не без
повода. Однако предостережение ничего не даст. Соловей совершит ошибку.
Он нападет на ведьмака, предупрежденного и готового к обороне. Нападет
на ведьмака, который нападения ждет. И это станет концом разбойника
Соловья. Я хочу заключить с вами союз, Геральт. Вы будете моим коронным
ведьмаком. Не порывайте. Договор прост: каждая сторона обязуется, каждая
выполнит обещание. Вы приканчиваете Соловья, я же взамен... - Он на
мгновение умолк, хитро усмехнулся. - Не спрошу, кто вы такие, откуда
пришли, куда и зачем направляетесь. Не спрошу, почему один из вас
говорит с едва заметным нильфгаардским акцентом, а на другого иногда
косятся собаки и лошади. Я не прикажу отнять у трубадура Лютика тубу с
записками, не проверю, о чем в них говорится. А имперскую разведку
проинформирую о вас лишь после того, как Соловей будет мертв либо
окажется у меня в узилище. Даже позже. Куда спешить? Я дам вам время и
шансы. - Шансы на что?
- Шансы добраться до Туссента. До того смешного сказочного княжества,
границ которого даже нильфгаардская контрразведка не осмеливается
нарушать. А потом многое может измениться. Будет амнистия. Возможно,
будет заключено перемирие за Яругой. Может даже - прочный мир.
Ведьмак долго молчал. Покалеченное лицо префекта было неподвижно. Его
единственный глаз пылал. - Согласен, - сказал наконец Геральт. - Не
торгуясь? Без всяких условий?
- С двумя. - Как же иначе-то. Слушаю.
- Сначала я должен на несколько дней съездить на запад. К озеру
Мондуирн. К друидам, поскольку...
- Ты что, за идиота меня держишь? - прервал Фулько Артевельде,
переходя на "ты". - Дурить меня взялся? Какой еще запад? Куда твоя
