призрачных наездников. Бонарт вытаращил глаза.
На скелетах коней сидели скелеты наездников, одетых в проржавевшие
латы и кольчуги, обрывки плащей, погнутые и исковерканные шлемы с
буйволиными рогами, остатками султанов из страусовых и павлиньих перьев.
Из-под обрезов шлемов глаза привидений светились синеватым пламенем.
Полоскались разодранные полотнища знамен.
В голове демонической кавалькады мчался вооруженный призрак с короной
на черепе, с нашейником, бьющимся о проржавевшую кирасу.
Прочь! - загудело в голове Бонарта. - Прочь отсюда, смертный! Она не
твоя! Она наша! Прочь!
В одном нельзя было отказать Бонарту: в отваге. Он не испугался
призраков. Он переборол страх, не запаниковал. Но его конь оказался не
таким храбрым. Гнедой жеребец встал на дыбы, заплясал, словно в балете,
на задних ногах, дико заржал, рванулся и подскочил. Под ударами его
подков лед с ужасающим скрежетом треснул, плиты встали отвесно,
вырвалась вода. Жеребец завизжал, ударил о край льда передними копытами,
разломил его. Бонарт вырвал ноги из стремян, спрыгнул на лед. Слишком
поздно.
Вода сомкнулась над его головой. В ушах загудело и зазвенело словно в
колокольне. Легкие готовы были вот-вот разорваться.
Ему повезло. Его перемешивающие воду ноги нащупали что-то - вероятно,
идущего ко дну коня. Он оттолкнулся, вынырнул, отплевываясь и сопя.
Ухватился за край образовавшейся полыньи. Не поддаваясь панике, выхватил
нож, вбил его в лед, вытянул себя. Он лежал, тяжело дыша, с него с
плеском стекала вода.
Озеро, лед, заснеженные склоны, белый глазурованный еловый лес - все
вдруг залил неестественный мертвенный свет. Бонарт с огромным трудом
поднялся на колени. Темно-синее небо над горизонтом запылало
ослепительной короной, светящимся куполом, из которого вдруг выросли
огненные столбы и спирали, вырвались пляшущие колонны и вихри света. На
небосклоне повисли переливающиеся, подвижные, быстро меняющие форму
ленты и полотнища.
Бонарт захрипел. Ему показалось, что на горло падет стальной обруч
гарроты.
Там, где только что был лишь голый холмик и груда камней, вздымалась
башня.
Величественная, стрельчатая и изящная, черная, гладкая, блестящая,
словно высеченная из цельной глыбы базальта. Огонь мерцал в
немногочисленных окнах, в зубчатых остриях вершины горела aurora
borealis.
Iн видел девушку, повернувшуюся к нему в седле. Видел ее горящие
глаза и уродующий лицо шрам, пересекающий щеку. Видел, как девушка
подгоняет вороную кобылу, как не спеша въезжает в черный провал, под
каменный свод входа. Как исчезает. Aurora borealts вспыхнула
ослепительными водоворотами огней.
Когда Бонарт снова стал видеть, башни уже не было. Был покрытый
снегом холмик, груда камней, засохшие, черные стебли травы.
Ползая на коленях по льду, в луже стекающей с него воды, охотник за
наградами жутко закричал. Жутко и дико. Воздев руки к небу, не вставая с
колен, он кричал, выл, богохульствовал и проклинал - людей, богов и
демонов. Эхо его крика катилось по поросшим елями склонам, неслось по
замерзшему зеркалу озера Тарн Мира.
***
То, что она увидела внутри башни, в первый момент напомнило ей Каэр
Морхен - такой же длинный коридор за аркадами, точно такое же
бесконечное пространство уходящих вдаль то ли колонн, то ли скульптур.
Было непонятно, каким образом эта бездна может умещаться в стройном
обелиске башни. Но ведь Цири знала, что бессмысленно пытаться
анализировать - ибо башня эта выросла из ничего, возникла там, где ее
раньше не было. В такой башне могло быть все, что угодно, и ничему не
следовало удивляться. Она оглянулась, не веря, что Бонарт осмелится и
войдет следом. Но предпочитала удостовериться.
Аркада, через которую она въехала, сияла неестественным светом.
Копыта Кэльпи зазвенели по полу, под копытами что-то захрустело.
Черепа, берцовые кости, грудные клетки, бедренные, тазовые кости. Она
ехала по гигантскому склепу. "Каэр Морхен, - вспомнила она. - Умерших
следует предавать земле... Как же давно это было... Тогда я еще верила в
нечто подобное... В величие смерти, в почтение к умершим... А смерть -
это просто-напросто смерть. И умерший - всего-навсего хладный труп. Не
имеет значения, где лежат, где превращаются в прах его кости".
Она въехала во мрак под аркадами, между колоннами и статуями. Тьма
заколебалась как дым, уши наполнились настойчивыми шепотками, вздохами,
тихими стенаниями. Впереди неожиданно вспыхнул свет, распахнулись
гигантские двери. Они раскрывались одни за другими. Двери. Бесчисленное
множество дверей с тяжелыми створками беззвучно раскрывалось перед нею.
Кэльпи шла, звеня подковами по каменному полу.
Геометрия окружающих стен, арок и колонн нарушилась так внезапно и
резко, что Цири почувствовала головокружение. Ей показалось, что она
внутри какой-то невероятной многогранной глыбы, какого-то гигантского
октаэдра.
Двери продолжали раскрываться. Но уже не указывали
одного-единственного направления. Они открывались в бесконечное
множество направлений и возможностей. И Цири начала видеть.
Черноволосая женщина ведет за руку пепельноволосую девочку. Девочка
трусит, боится света, боится усиливающихся во тьме шепотков, ее пугает
звон подков, который она слышит. Черноволосая женщина с искрящейся
бриллиантами звездой на шее тоже боится. Но не показывает виду. Она
ведет девочку дальше. К ее предназначению. Кэльпи идет. Следующие двери.
Иоля Вторая и Эурнэйд в кожушках, с узелками, шагают по замерзшему,
покрытому снегом тракту. Небо - темно-синее.
Следующие двери.
Иоля Первая стоит на коленях перед алтарем. Рядом с нею матушка
Нэннеке. Обе смотрят, лица их искажены гримасами ужаса. Что они видят?
Прошлое или будущее? Правду или ложь?
Над ними обеими, над Нэннеке и Нолей, - руки. Протянутые в жесте
благословения руки женщины с золотыми глазами. В ожерелье женщины -
бриллиант, светящаяся утренняя звезда. На руках у женщины кот. Над ее
головой - сокол. Следующие двери.
Трисс Меригольд поддерживает свои роскошные каштановые волосы,
которые путает ветер. От ветра невозможно укрыться, от ветра ничто не
заслонит. Не здесь, не на вершине холма.
На холм поднимается долгая, бесконечная череда теней, фигур. Они идут
медленно. Некоторые поворачиваются к ней лицами. Знакомые лица. Весемир,
Эскель, Ламберт, Койон, Ярпен Зигрин и Паулье Дальберг. Фабио Сакс...
Ярре... Тиссая де Врие... Мистле... Геральт?
Следующие двери.
Йеннифэр в цепях, прикованная к покрытой влагой стене подаемелья. Ее
руки - сплошная масса застывшей крови. Черные волосы растрепаны и
спутаны... Губы разбиты и распухли... Но в фиолетовых глазах
неугасаюш.ая воля к борьбе и сопротивлению.
Мамочка! Держись! Выдержи! Я иду к тебе на помощь! Держись!
Следующие двери. Цири отворачивается. С обидой и смущением.
Геральт. И зеленоглазая женщина с черными, коротко остриженными
волосами. Оба нагие. Заняты, поглощены друг другом. Удовольствием,
которое доставляют друг другу.
Цири сдерживает стискивающие горло эмоции, подгоняет Кэльпи. Стучат
копыта. В темноте пульсируют шепотки. Следующие двери. Здравствуй, Цири.
- Высогота?
Я знал, что у тебя все получится, храбрая девочка. Моя мужественная
Ласточка. Ты не пострадала?
- Я победила их. На льду. У меня был для них сюрприз. Коньки твоей
дочери... Я имел в виду моральные страдания. - Я остановилась... Не
стала убивать всех. Не убила Филина... Хоть именно он меня ранил и
изуродовал. Я сдержалась.
Я знал, что ты победишь, Zireael. И войдешь в башню. Ведь я читал об
этом. Потому что это уже описано... Все это уже было описано. Знаешь,
что дает учеба? Умение пользоваться источниками.
- Как получается, что мы можем разговаривать... Высогота... Или ты...
Да, Цири. Умер. А, не важно! Гораздо важнее то, что я узнал. На что
наткнулся... Теперь я знаю, куда девались потерянные дни. Знаю, что
произошло в пустыне Корат. Знаю, каким образом ты скрылась от погони...
- И каким образом вошла сюда, в башню, да? Старшая Кровь, текущая в
твоих жилах, дает тебе власть над временем. И над пространством. Над
измерениями и сферами. Теперь ты - Владычица Миров, Цири. Ты обладаешь
могущественной Силой. Не позволяй ее у себя отнять и использовать в
собственных целях преступникам и негодяям... - Не позволю. Прощай, Цири.
Прощай, Ласточка. - Прощай, Старый Ворон. Следующие двери. Свет,
ослепительный свет. И пронзительный аромат цветов.
***
На озере лежал туман, легчайшая как пух мгла, быстро разгоняемая
ветром. Гладкая как зеркало поверхность воды, на зеленых коврах плоских
листьев кувшинок белеют цветы. Берега утопают в зелени и цветах. Тепло.
Весна.
Цири не удивлялась. Да и как можно было удивляться? Ведь теперь все
стало возможным. Ноябрь, лед, снег, мерзлая почва, куча камней на
ощетинившемся замерзшими стеблями холмике - все это было т а м. А здесь
есть здесь, здесь - стрельчатая базальтовая башня с зубчатыми башенками
на вершине отражается в зеленой, усеянной белыми кувшинками воде озера.
Здесь - май, потому что именно в мае цветут дикая роза и черемуха.
Кто-то поблизости играет на флейте или свисли, выводя веселую,
задорную мелодийку.
На берегу озера, передними ногами в воде, стояли два снежно-белых
коня. Кэльни фыркнула, ударила копытом о камень. Тогда кони подняли
морды и влажные от воды ноздри, а Цири громко вздохнула. Это были не
кони, а единороги.
Цири не удивилась. Вздыхала она от восхищения, а не от удивления.
Мелодия звучала все громче, долетая из-за кустов черемухи, увешенных
белыми гирляндами цветов. Кэльни направилась туда сама, не понукаемая
никем. Цири сглотнула. Оба единорога, теперь неподвижные как статуи,
глядели на нее. отражаясь в гладкой как зеркало поверхности вод.
За кустом черемухи сидел на округлом камне светловолосый эльф с
треугольным лицом и огромными миндалевидными глазами. Он играл, ловко
перебирая пальцами по отверстиям флейты. Он видел Цири и Кэльпи, глядел
на них, но играть не переставал.
Белые цветочки черемухи пахли так сильно, как никогда не пахла та
черемуха, которую Цири встречала когда-либо в жизни. "И ничего
удивительного, - подумала она совершенно спокойно. - В том мире, где я
жила до сих пор, черемуха просто пахнет иначе.
Потому что в том мире вообще все иначе". Эльф закончил мелодию
протяжной высокой трелью, отнял флейту от губ, встал.
- Почему так долго? - спросил он, улыбнувшись. - Что задержало тебя?
80 ***
137
***
