Антоновне доверяю право распоряжаться вкладом полностью или частично".
Гаранину деньги вернул до копейки, ни слова ему до конца своей зимовки не
сказал, но будто подменили мужика: в каюткомпании стал засиживаться,
повеселел, разрешал себя разыгрывать и сам подшучивал над товарищами, а
перед посадкой в самолет вдруг подошел к Гаранину, обнял его и поблагодарил
за науку.
Плохо началась, а хорошо продолжалась для Семенова та зимовка. Обжился,
стал своим, набил руку и набрался опыта, в летнюю тундру влюбился, в охоту и
богатую северную рыбалку, а самое главное -- понял он, что нашел свое место
в жизни и другого ему не надо. Мальчишеские мечты о подвигах в белом
безмолвии уступили често трезвому расчету и прочной привязанности к своей
профессии. В отпуске он слышал во сне морзянку и пургу, видел песцов и
медведей, и его снова тянуло туда, где они есть.
Потом были еще зимовки на береговых станциях, три дрейфа на Льдинах,
два года в разных экспедициях -- на станции Восток. Много всякого случалось
за эти годы, о чем еще будет время вспомнить. Менялись станции, люди,
впечатления и взгляды на жизнь, и лишь одно оставалось в этой жизни
неизменным -- дружба с Андреем Гараниным. С той памятной ночи не
расставались они уже семнадцать лет. То есть расставались, конечно,--
бывало, жены не сходились в планах на отпуск и отдыхать приходилось врозь,
но зимовали Семенов и Гаранин всегда вместе. Давным-давно побратались, не
раз выручали, спасали друг друга, и выработалось у них с годами то
редкостное взаимопонимание, без которого они уже не мыслили дальнейшей своей
жизни.
-- Мирный... Молодежная... Новолазаревская...-- Гаранин мельком
поглядывал на списки.-- Бывшие восточники есть?.. Так, в Мирный главным
врачом экспедиции идет Саша Бармин...
-- Не верь глазам своим, Андрей, на Восток пойдет Саша! Только он еще
этого не подозревает.
-- Ты говорил с ним?
-- По телефону, и то ограничился лирическими воспоминаниями. Ждал твоей
санкции.
-- Так нам Шумилин и отдаст Бармина,-- усомнился Гаранин.
-- А Свешников? Лично из августейших рук получил картбланш: на Восток с
любой станции!
-- Тогда другое дело.-- Гаранин повеселел.-- Тогда мы их сейчас
пощипаем.
Семенов, улыбаясь, смотрел на Гаранина, на душе было легко и спокойно.
А ведь часа не прошло, как он обрушил на Андрея новость, от которой любой
другой закрутился бы в спираль. До чего хорошо, что на свете есть Андрей.
-- Всего нас будет шестнадцать, -- сказал Семенов.-- Но сначала
определим первую пятерку. Пока не запустим дизеля, остальным делать на
станции нечего.
-- Ты, да я, да Бармин трое,-- подсказал Гаранин.-- И еще два механика
-- привести в порядок дизеля. А за радиста сработаешь сам -- тряхнешь
стариной.
-- Старшим механиком предлагаю Дугина.
-- Так у него же был перелом,-- напомнил Гаранин.
-- Виделись вчера, козлом скачет.-- Чувствуя, что Дугина придется
отстаивать, Семенов заговорил с излишней бойкостью.-- Про тебя спрашивал,
велел кланяться.
-- Ну, это ты выдумал,-- усмехнулся Гаранин.-- И не делай такое честное
лицо, все равно не поверю: твой дружок, а не мой. Ты очень хочешь его взять?
-- А почему бы нет? Восток знает, дизелист первоклассный да и силой бог
не обидел.
-- Само совершенство,-- подытожил Гаранин.-- Идеал, хоть в книжку
вставляй.
-- А что ты против него имеешь?
-- Уж очень тебя уважает. Ну, просто влюбленными глазами смотрит!
-- Ревнуешь?
-- Этого еще не хватало! -- возмутился Гаранин.-- Тоже мне еще нашлась
Дездемона... Ладно, Дугина я тебе уступаю. Но прошу записать в протокол: без
восторгов.
-- Тогда отпадает, не берем.
-- Да шучу, шучу. Годится твой Женька. А кого вторым механиком?
-- На Молодежную идет Пичугин,-- глядя в список, выжидательно произнес
Семенов.
-- Пусть там и остается,-- решительно возразил Гаранин.-- Ты меня
удивляешь. Снова брать его на Восток, да еще в первую пятерку?
-- Проверка памяти.-- Семенов улыбнулся.-- Конечно, отпадает
А с Пичугиным произошла такая история. В первую зимовку на Восток
стремились попасть многие: уж очень почетной была она в глазах полярников --
первая зимовка в самой глубине ледового материка. Отбирали самых, казалось,
надежных, лучших из лучших, а случилась осечка. Никто еще не зимовал на
куполе Антарктиды на такой высоте -- три с половиной километра над уровнем
моря, и редко кто брал на себя смелость предсказать, что ждет людей на
Востоке в полярную ночь. И вдруг зашелестел, пронесся слушок, что
теоретически морозы в этом районе возможны совсем уж неслыханные, градусов
под сто двадцать ниже нуля. Люди забеспокоились, зашушукались по углам:
слава, почет -- вещи приятные, а не покойникам ли достанутся? Тогда Семенов
объявил: пока самолеты еще летают -- решайтесь, паникеры мне на станции не
нужны. Полярники -- народ самолюбивый, позориться никто не захотел, и
разговоры прекратились. И тут двое начали кашлять. Не просились обратно, не
намекали даже, а просто кашляли -- надрывно и мучительно, днем и ночью.
Бармин осмотрел их, легкие в порядке; бронхи -- раздражены, конечно, но и у
других не лучше: воздух здесь сухой, во рту как песком посыпано. Позорить
этих двух Семенов не стал, отправил в Мирный по болезни и заменил двумя
добровольцами. Одним из кашлявших и был Пичугин. Спустя несколько лет он
все-таки прозимовал на Востоке, да и на другие станции его охотно брали, но
парень он был неглупый и к Семенову ни разу не просился.
-- Может, Сагайдака с Молодежной взять? -- предложил Гаранин,--
Дизелист никак не хуже Дугина, бывший штангист, да и отзываются о нем
неплохо.
Семенов задумался. Сагайдака он знал, ничего предосудительного за ним
не числилось. И все-таки что-то мешало без раздумий принять эту вроде бы
подходящую кандидатуру, что-то мешало...
-- С изъяном твой Сагайдак! -- вспомнил Семенов.-- Не хочу ему прощать
того тюленя.
Может, спорным был тот случай, немногие бы придали ему значение, но при
отборе в первую пятерку следовало учитывать все. В одну из первых экспедиций
товарищи застали Сагайдака на припае за странным занятием: преградив тюленю
путь к воде, он пинал его, неповоротливого и беспомощного на льду, ногами и
хлестал ремнем. На недоуменный вопрос, зачем он это делает, Сагайдак
ответил, что просто так, от скуки. Заступники позволили тюленю плюхнуться в
разводье, а про случай тот поговорили и забыли...
-- Правильно, с изъяном, согласился Гаранин.-- Послушай, Сергей, у меня
есть совершенно неожиданное предложение.
-- Ну?
-- Только не отвергай с ходу, подумай: Веня Филатов!.. Ну, вот, я ведь
просил тебя подумать!
Семенов отрицательно покачал головой.
-- Во-первых, мы с ним не зимовали. Во-вторых, говорят, вспыльчивый и
склочный.
-- Кто говорит?
-- Не помню.-- Семенов пожал плечами.-- А с чего это ты вдруг?
-- Честно говоря, совсем не вдруг, я с самою начала о нем думал,--
признался Гаранин.-- Просто ждал, что найдется кто-то более знакомый и
проверенный в деле. А теперь вижу, что вряд ли найдется. Покровский и Уткин
сразу же после дрейфа на новую зимовку не пойдут, они не такие ослы, как мы
с тобой, да и жены их не пустят. Тимофеев только неделю назад прилетел на
нашу Льдину, забирать его оттуда -- рука не поднимется. Пичугин, Сагайдак
отпадают, фамилии остальных, кто в списках, мне вовсе не знакомы. А про
Филатова действительно разное говорят. Но обрати внимание: или очень хвалят,
или от души ругают.
-- Чего же здесь хорошего?
-- В таких случаях я люблю разбираться: кто хвалит, а кто ругает.
-- Ну и разобрался?
-- Да, Его любит Бармин и терпеть не может Макухин.
-- Это уже кое-что... А от себя что можешь сказать?
-- Они, как ты знаешь, дрейфовали вместе, мы же их меняли...--
задумчиво продолжал Гаранин.-- Тебе-то было некогда, ты принимал у Макухина
станцию, а я две недели жил в одном домике с Филатовым. И он мне понравился.
-- Чем?
-- Он бывал вспыльчив и груб...
-- Начало многообещающее,-- усмехнулся Семенов.
-- С Макухиньм,-- Гаранин пропустил реплику мимо ушей,-- и с его
свитой. Своенравен, упрям, дерзок на язык...
-- Тоже неплохой набор.
-- По молодости -- ему двадцать три года. И при всем этом абсолютно,
предельно честен. Ни грамма фальши.
-- А работник?
-- Вспомни, какую дизельную получил от него твой любимый Дугин.
-- Неплохую,-- кивнул Семенов.-- Действительно ругал его Макухин. Да
еще как!.. Ты ручаешься за Филатова?
-- Пожалуй, да.
-- Тогда зови, будем знакомиться. Только, чур, Андрей: как заявится --
уйди, не дави на меня, не на рыбалку напарника подбираем.
Филатов и Бармин
Семенов с любопытством смотрел на Филатова. Сложения парень мощного, а
совсем юный, даже бриться безопаской как следует не научился,-- свежий и
довольно глубокий порез на подбородке. Черноволосый и глаза черные, острые,
такие из ласковых легко могут стать недобрыми,-- выразительные глаза. На
стуле сидит, как на лошади, каждый мускул нетерпеливо подрагивает. Взрывной
паренек, подумал Семенов, с мгновенной реакцией.
-- Это у вас так положено -- изучать человека?-- вдруг пробурчал
Филатов.
-- Извините, я просто задумался.
-- Чего передо мной извиняться, я не девочка. Я к тому, что молчим, как
на собрании.
-- Вопрос поставлен правильно.-- Семенов улыбнулся.-- Как ваше
отчество?
-- Отчество?-- удивился Филатов- Вы человек немолодой вас можно и по
отчеству, а меня зачем? Веня -- и все дела.
Семенову стало весело.
-- Ты, Веня, прав, я человек в годах. Тридцать восьмой пошел.
-- Вот видите.-- Филатов сочувственно кивнул.-- А с виду вы еще ничего
себе.
-- Спасибо.-- Семенов отвернулся, чтобы скрыть улыбку.-- Значит,
собрался на Новолазаревскую?
-- Если возьмут,-- настороженно ответил Филатов
-- А на Восток не хотел бы?
-- Ну вот,-- оживился Филатов.-- А то вокруг да около... Конечно!
-- А хорошо себе представляешь, что это такое -- Восток?
-- Саша Бармин, доктор наш, весь дрейф рассказывал, до смерти пугал:
холод собачий, дышать нечем и прочее. Вот кого бы вам пригласить -- Бармина!
-- Рекомендуешь?
-- Хитрите, Сергей Николаич, вы же его лучше меня знаете.
-- Дружил с ним?
-- В общем, да. С удовольствием, как говорят, общался.
-- А ведь он тоже не очень молод, тридцать один год.
-- Ну, это еще терпимо.
Семенов снова отвернулся. Парень, кажется, забавный.
-- А за что Макухин тебя невзлюбил?
Филатов нахмурился.
-- Ага, значит, и вам накапал... Тогда давайте напрямоту. Андрей Иваныч
рекомендовал вам меня как классного дизелиста?
Семенов кивнул.
-- А он не говорил, что я для начальства человек неудобный?
-- Почему?
-- Спорить люблю, личные мнения при себе держать не умею. Охотно ими
делюсь.
-- С начальством?
-- Бывает, и с ним,-- с тем же вызовом продолжал Филатов.-- Если имеете
в виду лично товарища Макухина. Он всех, кто пониже рангом, винтиками
считает. На этой почве и расходились. Работу делал, как положено, а
наступать на себя не давал, мозоли от этого бывают.
Семенов прошелся по номеру. Парень -- что порох, далеко не лучшее
качество для трудной зимовки. Явно любит собой покрасоваться, да и
самоуверенности ему не занимать, хотя били его, наверное, часто, у таких
жизнь редко течет гладко, слишком ершистый... Рубит с плеча от простоты?
