доедал манную кашу, и с какой-то особой интонацией в голосе сказала:
-- Вот хорошо, вы-то мне и нужны! Вопрос из кроссворда -- как звали
музу истории? Раз... два...
-- Клио? -- неуверенно спросил Нилин.
-- Молодец, -- похвалила Ольга. -- Согласны на несколько месяцев стать
служителями Клио? Предупреждаю, должности неоплачиваемые, зато работать
придется до седьмого пота.
-- Заманчиво, -- Рагозин изобразил на лице радость, -- люблю трудиться
на общественных началах. Народ требует разъяснений.
-- Чаю бы предложили, рыцари. -- Ольга села за стол, взяла бутерброд.
-- Напомню, Клио, любимая дочь Зевса, была мудрой женщиной. Она учила, что
чем дальше от нас событие, тем больше оно обрастает легендами и небылицами,
и что крупные последствия вызываются зачастую ничтожными причинами. Ну,
помните: "Не было гвоздя -- лошадь захромала, лошадь захромала -- командир
убит..." Ребятки, слушайте меня внимательно, потому что я волнуюсь и могу
сбиться... Даже не знаю, с чего начать...
-- Ты покушай, -- заботливо прогудел Дед, -- мы подождем.
-- Нет, сначала расскажу... Утром в музее подходит ко мне одна дама, из
тех, которые не знают ни одной строчки Пушкина, но зато напичканы сведениями
о его интимной жизни и поклонниках Натальи Николаевны. И спрашивает
доверительным полушепотом: "Говорят, вы пострадали на Большом Пожаре? -- Да.
-- Значит, вы тогда здесь были? -- Иначе мне трудно было бы пострадать. --
Руки, да? -- Да. -- Ах, ах, а это правда, что в тот жуткий день погибло
двести человек?" Кажется, она была разочарована, когда я по возможности
тактично ответила, что она...
-- ...разносчица сплетен? -- подсказал Нилин.
-- Я ответила чуточку мягче -- положение обязывало. Итак, считайте этот
короткий и маловыразительный диалог завязкой. Далее меня посетила
неожиданная мысль. Я вспомнила, как вчера Дед привел домой Бублика с
разбитым носом...
-- Поцарапанным, -- проворчал Бублик.
-- Поправка принимается, -- согласилась Ольга. -- Свидетелями драки
Бублика с Костей из третьего подъезда оказались три старушки, вот их
показания: одна утверждала, что зачинщиком был Бублик, вторая обвиняла
Костю, а третья заявила, что никакой драки не было, Бублик спустился во двор
уже с разбитым носом.
-- Поцарапанным, -- сердито уточнил Бублик.
-- Конечно, поцарапанным, -- спохватилась Ольга. -- Таким образом, если
даже о заурядной драке, которая случилась вчера, три свидетеля дают столь
противоречивые показания, то можно ли объективно разобраться в том, что
происходило много лет назад?
-- А документы? -- возразил Нилин. -- Мемуары?
Ольга покачала годовой.
-- Их пишут те же люди, с их пристрастиями и собственным взглядом на
вещи, зачастую довольно узким: взять хотя бы до крайности темную версию о
приглашении варягов на Русь. Даже воспетый Пушкиным Пимен -- и тот судил
царя Бориса на основе не слишком проверенных слухов; еще лучший пример --
Ричард III, которого Шекспир на века ославил, как чудовищного негодяя и
который, как полагает сегодняшняя наука, вовсе таковым не был.
-- Это горбатый король, которого Ульянов по телевизору играл? --
поинтересовался Дед.
-- Шекспир наделил его физическим недостатком для большей
выразительности, -- пояснила Ольга, -- Ричард III, судя по его прижизненному
портрету и воспоминаниям современников, был довольно приятным молодым
человеком и вовсе неплохим королем -- неудачливым, правда. Но все это от нас
довольно далеко. Досадно другое: то, что мы, очевидцы, своими ушами слышим
досужие вымыслы и пальцем о палец не ударяем, чтобы раз и навсегда
установить истину. В данном случае у нас перед Пименом одно огромное
преимущество: он, главным образом, слышал, а мы -- видели. Правда, и задача
перед нами куда более узкая.
-- В каком данном случае? -- не понял Рагозин, да и мы тоже.-- Какая
задача?
-- Минутку, дай собраться с мыслями... -- Ольга допила чай, пощелкала
пальцами. -- Новость слышали? У нас будет издаваться литературный альманах,
не такой толстый, как столичные журналы, но зато свой, доморощенный! Уже
готовят первый номер, главным редактором назначен наш Микулин. -- Ольга
прищурилась. -- Помнишь, Вася? Ты познакомился с ним при не совсем обычных
обстоятельствах.
Я кивнул. Обстоятельства и в самом деле были не из обычных: Микулин
порывался выпрыгнуть в окно, а мы с Лешей ему доказывали, что свободное
падение с восьмого этажа может вредно отразиться на здоровье: Леша облапил
Микулина и нежно прижимал его к груди, а я слегка хлестал его по щекам --
для снятия стресса, это медициной рекомендовано. Тогда, сразу после пожара,
Микулин сердечно меня благодарил и даже трижды облобызал, но потом при
встречах старался не узнавать: не очень-то приятно раскланиваться с
человеком, который пусть во спасение, но все-таки набил тебе морду.
-- К вечеру, ну буквально час назад Микулин зашел в музей, -- заметно
волнуясь, продолжила Ольга. -- Я думала, проконсультироваться, он работает
над исторической повестью, но оказалось совсем другое. Сначала он спросил,
как дела, я, между прочим, рассказала ему о глупых вопросах дамы, потом мы
стали беседовать на эту тему, вспоминали другие нелепые слухи и сплетни,
которые до сих пор, шесть лет спустя, распускают обыватели, и вдруг Микулин
сделал мне совершенно неожиданное предложение! Он сказал, что сегодня на
редколлегии... Словом, он предложил мне написать про Большой Пожар.
Не знаю, кто так первым его назвал, да это и не имеет значения. Один
человек сказал, другой повторил, третий подхватил -- и по городу пошло
гулять: Большой Пожар. А ведь горело только одно здание! Ну, не совсем
обычное здание, но все-таки одно-единственное. А запомнилось, и как!
Наверное, потому, что, хотя за свои четыре века повидал наш город всякого,
на памяти последних поколений более впечатляющего зрелища не оказалось. В
войну немецкие самолеты до нашего города не долетали, опустошительных
наводнений, землетрясений у нас не бывает, катастрофические пожары, когда
город выгорал дотла, случались в те далекие времена, когда был он еще
деревянным, а обычные, локальные пожары на горожан особого впечатления не
производили -- и видели те пожары немногие, и тушили их быстро. Другое дело
Большой Пожар, который как фейерверк в честь праздника виден был с любой
точки города. Потому и запомнился. Если в жизни каждого человека есть
какаято веха, от которой он ведет дальнейший отсчет времеви, то почему бы
такой вехе не быть и в жизни города? И у нас на улице запросто можно
услышать: "Это когда было, до Большого Пожара?" -- "Нет, месяца через
два..."
Конечно, в документах, на разборах и в описании мы указывали точный
адрес и официальное наименование здания -- Дворец искусств, но между собой,
вспоминая, так и говорили -- Большой Пожар. Вкипепо в память, в сердце. Уже
потом, когда в наш гарнизон прибывали для прохождения службы видавшие виды
ребята, они поначалу даже обижались: "Торфяные пожары по месяцу тушили, а у
вас один дом горел, за несколько часов справились -- подумаешь, пожар века!"
Но через месяцдругой ребята обживались, вникали в суть и честно
признавались" "Мы-то думали, всяк кулик свое болото хвалит... Ничего не
скажешь -- Большой Пожар!"
В нашей семье главный его знаток -- Бублик. Правда, в тот день ему еще
двух лет не исполнилось, но, во-первых, как говорит Дед, "лучше всего
человек запоминает своей шкурой", а к Бублику это относится в полной мере,
и, во-вторых, у него вообще потрясающая память. Живем мы неподалеку от УПО
*, дня не проходит, чтобы на чаек не заскочили приятели; чаек, бывает,
растягивается до позднего вечера, мы сидим, вспоминаем, спорим, и вдруг из
спальни доносится: "Дядя Коля не с шестнадцатого, а с четырнадцатого этажа
ту тетю спас!"
* УПО -- управление пожарной охраны.
И хотя Дед тут же бежит ругаться и плотно прикрывает двери, для Бублика
нет большего удовольствия, чем уличить нас в ошибке. А когда ему внушают,
что это нехорошо -- вмешиваться в разговор взрослых, -- он резонно
возражает: "А зачем вы говорите неправду?" Тут и сам Макаренко развел бы
руками...
Если Бублик в свои восемь лет слывет знатоком спасательных операций, то
о том, что происходило в самом здании до и в разгар боевых действий, лучше
многих других знает Ольга. Может, кое-кому из этих других довелось повидать
побольше ее, но видеть и знать -- разные вещи. Иной видел много, а знает
мало, а другому одной детали достаточно, чтобы уловить суть -- так ученые по
чудом сохранившейся кости восстанавливают облик доисторического животного
(из Ольгиного лексикона -- она заместитель директора краеведческого музея по
научной части).
Что же касается нас, то о Большом Пожаре мы тоже знаем не понаслышке.
Несколько слов о нас.
Дед (так отец приказал себя величать после "выхлопа на пенсию"), в миру
Василий Кузьмич Нестеров, прославился в пожарной охране сногсшибательной
карьерой: за тридцать семь лет беспорочной службы вырос от рядового
ствольщика до старшего сержанта. Это нашло свое отражение в одном
первоапрельском капустнике, где про Деда было сказано: "Главный недостаток
-- склонен к карьеризму". Лет пятнадцать Дед прослужил командиром отделения
газодымозащитников, а уж газодымозащитники, поверьте на слово, на пожаре в
гамаках не отдыхают.
Про меня, своего единственного сына, Дед любит говорить, что я "рожден
на каланче и воспитан в казарме". Словом, потомственный пожарный, который,
опять же по Деду, "семь лет набивал себе голову всякой требухой" -- имеется
в виду учеба в пожарно-техническом училище и в нашей Высшей школе. Последние
семь лет работаю в УПО оперативным дежурным по городу, звание -- майор.
Видывали на улицах красную "Волгу"? На ней мы, оперативная группа
пожаротушения, и выезжаем в город на проверки и пожары -- я, мой начальник
штаба капитан Рагозин, начальник тыла капитан Нилин и связной, сержант Леша
Рудаков.
С Димой и Славой мы одногодки (нам по тридцать два), вместе учились,
женихались, спасали друг друга от огня и начальства -- словом, друзья.
Объединяет нас и то, что "на заре туманной юности" все трое мы бурно
ухаживали за Ольгой, а досталась она другому, и то, что моя первая жена Ася,
которая родила Бублика и умерла при родах, Димина двоюродная сестра. Кстати,
Бублик -- это потому, что первые слова, с которыми мой Саша обратился к
миру, были "бу-бу-бу", "Эх, ты, Бублик", -- умилился Дед. Так и осталось.
Еще об одной кличке: нашу неразлучную троицу в УПО прозвали "пьедестал
почета". Не потому, что мы слишком часто на нем оказываемся -- наоборот,
полковник Кожухов и его зам Чепурин куда чаще нас ругают, чтоб не
зазнавались, -- а из-за нашей комплекции. Если я среднего роста и такого же
сложения, то Дима высокий, белый и гладкий, а Слава -- коротышка с круглым
лицом, нелепыми пшеничными усами и плечами боксератяжеловеса.
Как раз в наше дежурство -- а дежурим мы сутки, потом сменяемся -- и
случился Большой Пожар. Не забыть нам его! И потому, сколько сил стоило его
потушить, и еще потому, что у Бублика на спине рубцы от ожогов размером с
чайное блюдце, а у Ольги, как хирурги ни старались, заметные шрамы на руках.
Но если Бублик носит свое блюдце как боевое отличие (все мальчишки на пляже
завидуют!), то Ольга не любит, когда ее шрамы привлекают внимание, хотя они,
по мнению друзей, нисколько не мешают ей слыть красавицей. Дед, во всяком
случае, может нахамить, а то и накостылять по шее тому, кто усомнится, что
