фотографии.
- То есть комнату,- поправляюсь я.
Она больше не колеблется и шепотом спрашивает:
- Вы пришли по чьей-то рекомендации?
- Разумеется.
- По чьей?
- Кузена велосипеда Жюля. Знаете такого? У него штаны разорваны на
локтях...
- Месье!- задыхается дама.-Я прошу вас выйти...
Здесь приличный дом!
- Да что вы говорите!- отвечаю я, оглядывая интерьер.- В чем еще вы
хотите меня убедить? В том, что шум моря мешает рыбам спать? Мне нужна
комната, для меня одного. И еще. Не то чтобы у меня были постыдные
наклонности, но эта комната должна находиться рядом с той, где сейчас
голубки, которые только что вошли, понятно?
Она проявляет не больше энтузиазма, чем мешок с мукой.
Тяжелые болезни лечат сильными лекарствами, и я сую ей под нос мое
удостоверение.
Тут она реагирует. Ее манеры дамы-патронессы испаряются и уступают место
очень человеческим чувствам: страху и настороженности.
- В... в чем дело?- спрашивает она.
- Предлагаю маленькую сделку,- отвечаю я.- Мне надо побольше разузнать о
только что вошедших сюда людях. Вы облегчите мне работу, а в обмен я забуду
ваш адрес, сечете?
Она утвердительно кивает.
- Долго сюда ходит эта парочка?
- Пару недель...
- Часто?
- Два-три раза в неделю.
- Вы их знаете?
- Нет. Когда они собираются прийти, месье мне звонит во второй половине
дня.
- Они проводят здесь всю ночь?
- Да.
- Ладно, проводите меня в соседнюю с их комнату. Через несколько минут я
нахожусь в уютной комнатке, обставленной с большим вкусом. Хозяйка дома
указывает мне на картину, изображающую грушу на тарелке.
- За картиной есть дыра, через которую вы сможете наблюдать,- говорит она
и отваливает.
Я поднимаю картину и вижу, что стена в этом месте действительно
продырявлена. Дырка позволяет охватить взглядом всю комнату.
То, что я вижу, превращает мой спинной мозг в апельсиновый сироп.
Красотка Хелена, нисколько не ломаясь, раздевается перед своим партнером,
делающим то же самое.
Я своими глазами убеждаюсь, что ее формы полностью соответствуют тому
представлению, что я о них составил. Она стройная, гибкая, ее бедра
гармонично изгибаются. Короче, чтобы достойно описать ее, нужен талант Пьера
Луи.
Боюсь, мои зенки вылезут из орбит и мне придется обращаться к врачу.
Но даже если мне грозит опасность ослепнуть, я не упущу такое зрелище.
Хелена растягивается на спине. Ее кожа белая, как некоторые богемские
вазы, груди упругие и просто созданы, чтобы их брали мужские руки.
Разметавшиеся волосы окончательно придают ее образу умопомрачительный
характер. Я говорю себе, что если еще секунду простою у глазка, то изнасилую
остров Сите.
Я опускаю картину и иду к своей машине за оборудованием, которым запасся.
Это маленький магнитофон нашего производства, способный работать в любых
условиях. Я его подключаю и настраиваю. Теперь надо чем-нибудь прижать
аппарат к стене. Беру телефонную книгу и раскрываю ее на середине, чтобы
лучше служила подставкой моему магнитофону. Включив запись, я позволяю себе
закурить "Голуаз".
Можно немного расслабиться: от меня не ускользнет ни единый вздох малышки
Хелены. Мне кажется, эта запись пойдет даже без горчицы. Некоторые любители
отдали бы за нее целое состояние!
Я испытываю законную гордость: все-таки не потерял зря время.
Я собираюсь уходить, но мой взгляд - а он всегда на месте - падает на
открытую книгу, и на строчке, не закрытой магнитофоном, я читаю: "Гриб",
бар, улица Фонтен.
Не знаю, верите ли вы в Деда Мороза. Лично я за четверть часа превращу в
паштет любого, кто посмеет мне сказать, что он не существует.
Бар "Гриб"! Гриб!
Как я не подумал об этом раньше?
Как я не понял, что французские слова, произносимые в иностранной речи,
обычно являются названиями?
"Гриб",- повторяла по телефону Хелена.
Почему это не может быть баром "Гриб"?
Я решаю сгонять на улицу Фонтен.
Выхожу и тщательно запираю дверь на ключ.
Внизу я говорю мамаше Бордельер:
- Я вернусь попозже. Запрещаю вам заходить в мою комнату или говорить обо
мне хоть слово кому бы то ни было. Если не будете держать язык за зубами, я
отправлю вас посидеть на нарах на столько, что вы станете спрашивать доброго
боженьку, зачем он вам дал ноги.
Затем я лечу на бульвар Батиньоль.
Глава 5
"Гриб" я нахожу без труда. Это обычный ночной бар. Козырек над входной
дверью имеет форму шляпки огромного гриба, на вид ядовитого. Перед дверью
стоит зазывала - продрогший жалкий тип с двумя сосульками под носом,
обещающий проходящим мимо сильные ощущения. Он уверяет, что внутри самые
красивые девочки Парижа, нагишом и в цвете... Я делаю вид, что дал себя
соблазнить его трепотней, и вхожу в "Гриб".
Заведение не хуже любого другого. Даже привлекательное. Маленькое,
уютное, теплое и приветливое. Столы имеют форму гриба, так же как стулья,
стаканы и морда бармена.
На крохотной эстраде три девочки, все хореографические таланты которых
заключаются в умении вертеть задницей, исполняют классический для таких мест
танец.
На всех из одежды только страусиное перышко, чего, на мой взгляд, вполне
достаточно. Мне бы даже хотелось, чтобы сквозняк унес и перышко, потому что
девочки очень неплохо сложены. Но в этой крысиной норе скорее можно увидеть
самку динозавра, чем сквозняк.
Я забираюсь на табурет и велю бармену найти самый большой стакан и
наполнить его самым лучшим виски. Он все исполняет быстро.
Пока льдинка медленно тает в моем пойле, я охватываю присутствующих
профессиональным взглядом. Моей сет-чатке не приходится перегреваться! На
фронте затишье, как писали в коммюнике генерального штаба в те дни, когда
гибла всего тысяча человек. Все парни, сидящие в "Грибе", выглядят
нормальными гуляками, пришедшими выложить три "штуки" за бутылку
выдохнувшегося шампанского.
Я спрашиваю себя, а на что я, собственно, надеялся. Лучше вернуться на
улицу Курсель, потому что в заведении мамаши Бордельер идет куда более
приятное для глаз шоу, чем тут...
Три красотки еще некоторое время вертят своими станками, потом уходят,
эффектно качнув перышками.
Пианист - а пианист составляет весь оркестр - играет мелодию, от которой
хочется почесаться, после чего выходит безголосая певичка, затянутая в
длинное, плотно облегающее платье из белого атласа. Она воет песню,
рассказывающую о неприятностях легионера, который из-за своей шлюшки опоздал
на вечернюю поверку. Это может выжать слезу даже из кирпича! Все веселятся,
за исключением малышки из гардероба, которую шедевр берет за живое. Должно
быть, ей в лифчик попал горячий песок.
Я допиваю мой третий стакан виски и собираюсь заказать четвертый, что
совершенно логично, но бармена отвлекает телефонный звонок. Он вынимает
аппарат из ниши и снимает трубку.
- Алло?
Звучит громкий мужской голос. Гарсон смотрит на клиентов, и его взгляд
останавливается на мне.
- Это вас,- говорит он.
- Пардон?
- Вас к телефону...
И кладет трубку мне в руки. Я смотрю на кусок эбонита, как утка на рожок
для обуви, и спрашиваю себя, что это такое. Наконец ко мне возвращается моя
инициативность и я прижимаю трубку к уху.
Мужской голос, очень густой и серьезный, спрашивает, я ли комиссар
Сан-Антонио.
Я отвечаю, что минуту назад готов был в этом присягнуть, но сейчас мое
удивление так велико, что я вполне могу быть Реем Вентурой или президентом
Аргентины.
Невидимый собеседник смеется.
- Все также остроумны, господин комиссар?
- Все больше и больше,- отвечаю.- Даже продаю хохмы в маленьких пузырьках
тем, кто от рождения обделен серыми клеточками.
- Скажите,- продолжает неизвестный,- вам хочется узнать нечто новое по
делу Стивенса?
- В общем, да. А у вас что-то есть?
- Я знаю место, где вы это найдете...
- Вы это узнали от вашего пальца?
- Точно.
- Я вас слушаю...
- Вы знаете Лувесьенн?
- Немного. Один мой приятель держит там ресторанчик на берегу Сены.
- При въезде в местечко, на шоссе, есть владение, Которое называется
"Вязы".
- Возможно.
- Даже наверняка...
- И что?
- То, что если вы туда съездите, то, возможно, пополните свое
образование...
- Вы так считаете?
- Считаю.
- А если это ловушка?
- Слушайте, Сан-Антонио, вы часто видели, чтобы полицейским устраивали
ловушки? Вам прекрасно известно, что если кто из ваших и гибнет, то только в
открытых перестрелках или из-за непрофессионализма...
- А вы, конечно, призрак Калиостро?
- Скажем просто, что я друг...
- Желающий мне добра?
- Вот именно, желающий вам добра. Он смеется и кладет трубку. Я делаю то
же самое.
Расплачиваясь за выпитое, я задаю бармену вопрос, вертящийся у меня на
языке:
- Тот, кто звонил, обрисовал меня?
-Да.
- Он вам сказал, что я сижу в баре?
- Да
Я вылетаю на улицу, не дожидаясь сдачи. Если таинственный "друг" мог дать
эту деталь, значит, он видел меня на табурете. Выходит, он был где-то
поблизости
На улице народу немного... Продолжается дождь... Мостовые и тротуары
блестят, а неоновые вывески дрожат в этой сырости, как клубничное желе...
Я ищу вокруг бар. Их там целая куча. Искать телефониста бессмысленно.
Что-то мне подсказывает что есть духу нестись в Лувесьенн. Это "что-то" -
старое доброе чутье Сан-Антонио.
В путь!
Я снова еду к Этуаль. Туристы, у которых дома, очевидно, нет глаз,
таращатся на Вечный огонь на могиле Неизвестного солдата. Сворачиваю на
авеню Гранд-Арме. Мощная "де-сото", раздраженная моей скоростью, пытается
меня обогнать. Тогда я чуть нажимаю на газ, и все становится на свои места.
Дорога до Лувесьенна занимает четверть часа. Кажется, в этом районе все
давно спят. Останавливаюсь перед табличкой с названием городка. Дождик не
прекращается...
Я поднимаю воротник плаща и щупаю под левой мышкой, там ли Проспер.
Проспер - это игрушка калибра девять миллиметров, позволяющая мне
выдавать билеты до рая.
Я вооружаюсь электрическим фонариком и отправляюсь на поиски "Вязов". Мне
не приходится блуждать долго - сразу же натыкаюсь на ржавые ворота с
мраморной табличкой "Вязы". Надпись почти стерлась, но прочитать ее можно.
Прежде чем войти, осматриваю уголок. Оказывается, это заброшенный старый дом
прошлого века с гипсовыми украшениями на фасаде. Маленький парк зарос
травой. Настоящая декорация для фильма про привидения.
Я прохожу в ворота и следую по аллее, еще различимой в этом царстве
предоставленной самой себе зелени.
Дохожу до крыльца. Молотком служит бронзовая рука. Я ее поднимаю и
опускаю.
Делая это, я совершенно убежден, что это так же бесполезно, как
вытягивать в грозу руку, проверяя, идет ли дождь. В этой халупе никого нет,
я в этом абсолютно уверен.
Сразу видно, что она давно заброшена и пуста...
Молоток производит перезвон с бесконечными вибрациями. Я жду, пока в
мертвом доме восстановится тишина, потом берусь за дверную ручку и
поворачиваю ее. Дверь со скрипом открывается. Все по-прежнему в
привиденческом стиле.
- Есть тут кто?- ору я.
Мой голос разносится, как в ущелье.
- Есть кто живой? Глухо.
Осматриваюсь. Я нахожусь в ледяном холле, воняющем сыростью. В нем двери,
по одной с каждой стороны, и лестница в глубине.
Я открываю двери одну за другой. Все ведут в пустые комнаты, где давно
никто не живет. Со стен свисают длинные ленты обоев, потолки облупились,
паркет вздулся.
Я начинаю думать, что тип, пославший меня в этот замок Спящей Красавицы,
самый большой шутник, которого когда-либо рожала эта унылая планета...
