бронированным корпусом - мощный мотор, способный выдать сто девяносто
километров и обогнать любую гоночную машину.
Когда я прилетаю на улицу Гамбетта, на дежурство заступает ночь. Я
останавливаюсь недалеко от дома шестьдесят четыре и смотрю. Мне
потребовалась всего одна минута, чтобы засечь двух типов, ведущих
наблюдение. Они фланируют мимо дома по улице с такими невинными мордами, что
даже пятилетний ребенок узнает в них полицейских.
Поскольку в моей машине установлена рация, я вызываю босса.
- Шеф, вы можете отозвать ваших парней? Я бы занялся этим сам, но, если
они засветились, это неосторожно.
- Договорились.
Я жду полчаса и вижу мотоциклиста. Он слезает со своей машины и смотрит
по сторонам, что делал я сам. Он тоже быстро засекает топтунов, подходит к
ним, говорит несколько слов и уезжает на своей тарахтелке. Коллеги садятся в
машину, стоящую неподалеку, и отваливают. Уф! Теперь может играть
Сан-Антонио!
Совсем стемнело. Я включаю позиционные огни. К счастью, как раз перед
воротами Стивенса находится уличный фонарь и мне не приходится ломать глаза,
чтобы вести наблюдение... Должен сказать, что движение слабенькое. Не считая
горничной, ходившей отправить письмо, никто не выходил и не входил. Я
опускаю стекло и курю, мечтая о куколке, проявившей ко мне благосклонность
на прошлой неделе.
Я не из тех, кто много думает о прошлом, что подрывает ваш моральный дух.
Об этой малышке я думаю только потому, что это времяпрепровождение ничуть не
хуже любого другого, а мозги всегда полезно занимать приятными картинами. Вы
себе не представляете, какая это милашка. А в постельных упражнениях она
даст сто очков вперед целой команде профессионалок!
Мои мысли порхают, словно розовые мотыльки. Этот образ должен вам
напомнить, что я не только умелец по части ломания носов, но еще и друг музы
поэзии.
Короче, я убиваю время в меру своих способностей, как говорят в высшем
обществе. Все-таки торчать в машине не слишком весело, особенно если не
любишь быть похожим на сардину в банке. Терпеть не могу, когда у меня немеют
ноги, однако приходится сидеть и не высовываться. Самое паршивое, что на
горизонте никого нет.
Около девяти часов вижу, что перед домом шестьдесят четыре
останавливается "ДС". Вытираю лобовое стекло и настраиваю свои фишки. Из
машины выходит маленький старичок в сопровождении молодой женщины. Вообще-то
старичок не маленький. Он был бы даже высоким, если бы распрямился, а не
держал спину согнутой, будто свод монастырской галереи, что сильно уменьшает
его рост. Что же касается эскортирующей его цыпочки, я сразу понимаю, что
это Хелена.
Тут я дергаюсь. Во-первых, оттого, что она так красива, аж дух
захватывает, а во-вторых, оттого что удивлен, почему она не дома, как
позволяло предполагать наличие двух топтунов, меривших тротуар шагами на
манер проституток.
Может, они ее потеряли?
Я полагаю, что старый хмырь и есть профессор. Она его поддерживает и
помогает подняться по ступенькам. Прямо сестра-сиделка!
Они исчезают внутри хибары, но мой палец мне подсказывает, что она скоро
появится снова, потому что сидела за рулем и оставила мотор включенным.
Точно, вот и она. Красавица с легкостью газели сбегает по лестнице,
отчего ее грудь так и танцует. На ней расстегнутое серо-зеленое пальто, а
под ним черная юбка и желтый свитер, великолепно обтягивающий ее литавры.
Какие сиси, скажу я вам! Ввоз из-за рубежа рабочей силы имеет и приятные
стороны.
Она прыгает в свою коробчонку и пулей срывается с места. Неприятность в
том, что ее тачка повернута в противоположную сторону по отношению к моей,
и, прежде чем мчаться за нею, мне приходится выполнить разворот в лучшем
стиле. Доехав до конца улицы, я спрашиваю себя, увижу ли ее. Все отлично.
Она остановилась на красный свет на перекрестке. Я торможу сзади, и с места
мы трогаемся одновременно. Она сворачивает в сторону леса.
Плохое начало. В эти часы в Булонском лесу движение почти на нуле. Я
рискую, что она меня засечет, чего хочу избежать любой ценой. К счастью для
меня, этот уголок Парижа мне хорошо знаком, потому что в свободное время я
снимаю тут телок.
Чтобы не очень мелькать, я еду по одной из боковых аллей, что позволяет
мне оказаться впереди нее. Лучший способ следить за кем-нибудь - это ехать
впереди. Кажется парадоксальным, но теория проверена практикой:
Мы выезжаем из леса на авеню Фош и направляемся к площади Этуаль. Хелена
описывает полукруг у Триумфальной арки и сворачивает на авеню Ваграм. У
перекрестка с авеню Терн она останавливает свой "ДС" и заходит в большой
ресторан. Я следую за ней. Вход с тамбуром. В тот момент, когда я вхожу в
тамбур, эта стервоза дверь блокируется, потому что кое-кто внутри сунул свою
ногу куда не надо. Этот кое-кто - молодой парень с вьющимися волосами,
одетый в коричневое пальто, из-под которого выглядывает желтый шарф. У него
очень глубоко посаженные глаза, делающие его похожим на слепого. Он пялится
на меня и усмехается.
Глава 4
Если у кого возникало непреодолимое желание испортить портрет своему
современнику, так это у меня в тот момент.
Я с такой силой толкаю дверь плечом, что этим ударом можно было бы
проломить Атлантический вал. Курчавый отлетает в глубь зала и теряет свою
улыбку. В его слепых глазах столько же доброжелательности, сколько у Гадюки,
которую колотят палками.
Наконец я захожу в заведение и спрашиваю своим самым сладким тоном:
- Вы не поранились?
Он не отвечает. Секунду мне кажется, что он сейчас вытащит из кармана
нож, которым запорол Фердинанда. Но он отворачивается и уходит.
Эта маленькая сценка с демонстрацией вежливых манер оставляет у меня
некоторую озабоченность. Я говорю себе, что курчавый меня узнал. У него не
было никаких причин зажимать меня в тамбуре. По-моему, он еще был на улице
Аббесс, когда я явился к Ферди. Он понял, что я полицейский, и, увидев меня
в ресторане, решил, что я пришел примерить ему стальные браслеты. Он
струхнул и, чтобы выиграть время, заблокировал дверь ногой.
Да, объяснение, очевидно, верное, но тогда выходит, что я раскрыт!
Волна жара заставляет мой лоб покраснеть. Кажется, я вам как-то говорил,
что среди моих многочисленных достоинств одно отсутствует напрочь... Когда
что-то не так, я готов снести мост Александра III.
Я вдруг спрашиваю себя, куда во время этой сценки девалась малышка
Хелена.
Осматриваю зал, но ее не видать. Поскольку в заведении есть второй выход,
я говорю себе, что она меня одурачила и что я крепко проржавел на юге! Пора
в отставку, ловить рыбу, а то даже плотва, едва взглянув на мою морду,
узнает во мне легавого.
Я дохожу в своих грустных мыслях до этого места, когда мои глаза начинают
сигналить морзянкой: из подвала выходит Хелена. Она садится за столик и
берет меню, которое ей протягивает официант.
Уф!
Ко мне подходит метрдотель.
- Будете ужинать?- спрашивает он. Почему бы нет, в конце концов?
- Пожалуй, толстячок. Но сначала я спущусь позвонить апостолическому
нунцию.
Я спускаюсь по лестнице в подвал. В этом королевстве унитазов и телефонов
царствует миловидная маленькая толстушка пожилого возраста.
- Полиция,- говорю, доставая удостоверение. Это слово я не произношу
всуе. Только когда уверен, что оно может произвести на собеседника
магический эффект. Как в этом случае. Мадам Пипи играет испанский романс
своей вставной челюстью с такой скоростью, с какой несется на зеленый свет
скорый поезд. Вдруг она понимает, что благодаря мне у нее будет что
рассказать внукам, перед тем как сыграть в ящик. Она становится любезной.
- Чем могу помочь, господин инспектор? Поскольку я не помешан на
иерархии, то не обращаю внимания на ее ошибку.
- Отсюда только что вышла молодая женщина в сером пальто и желтом
свитере. Видели?
-Да.
- Она заходила подкраситься или позвонить?
- Позвонить.
Я смотрю на кабины и вижу, что в них автоматические аппараты, то есть
звонящие сами набирают нужный номер. Черт! Ничего не получится.
- Вы знаете, по какому номеру она звонила?
- Нет..
Я делаю свою праздничную улыбку, которая заставляет красавиц сообщать
мне, что муж уезжает на охоту, она остается одна, а ключ будет под
половичком.
- Кажется, в этом фамильном склепе развлечений маловато, верно? Так что
вы - просто чтобы развлечься - немного прислушиваетесь к болтовне красивых
куколок?
Она краснеет.
- О, месье!
- Послушайте,- говорю я ей,- бывают случаи, когда любопытство - это
достоинство. Может быть, вы уловили обрывки фраз, даже сами того не желая...
Уверен, что у вас хорошая память.
- Ну...
- Она разговаривала с мужчиной?
- Не знаю... Она говорила не по-французски... Моя злость вмиг поднимается
к горлу. Должно быть, мое лицо показывает температуру лучше термометра,
потому что мадам Пипи непроизвольно отшатывается. Таковы все женщины. Чешут
языком, чтобы показаться интересными, а в подавляющем большинстве случаев
сказать ничего не могут.
Я собираюсь подняться, бросив на почтенную женщину последний грозный
взгляд, когда та, собрав храбрость в кулак, чтобы она не упала, говорит мне:
- Не знаю, на каком языке она говорила, но постоянно повторяла в
разговоре одно французское слово..
- А,- шепчу.- И что это было за слово?
- Гриб.
- Пардон?
- Гриб.
Это меня удивляет.
- Гриб?
- Да.
На этот раз я оставляю мадам Пипи.
Хелена кладет в рот устрицу. Отличная идея. Я сажусь недалеко от нее и
заказываю то же самое.
Жуя, я любуюсь ею. Не устрицей, конечно, а Хеленой. С моего места ее
видно в три четверти оборота. Приятное зрелище. Какой профиль! А к нему есть
еще второй, под пару! Жаль, что она занимается темными делишками...
Я высасываю свой стаканчик пуйи.
В конце концов, нет никаких доказательств, что она запачкалась.
Заподозрить ее заставила нас, патрона и меня, простая дедукция. Может, рядом
с ней Белоснежка покажется дешевой потаскушкой...
Вот только один факт противоречит этому оптимизму. Я не думаю, что можно
отнести на счет случайности одновременное присутствие в ресторане Хелены и
курчавого со взглядом слепого.
В общем, как говорится, поживем - увидим.
За десертом происходит нечто новое: за столик милашки садится красавчик.
Это высокий блондин лет сорока, похожий на донжуана из немого кино.
Он начинает что-то Нежно нашептывать Хелене, а та, кажется, млеет от его
трепа и награждает его улыбками размером с почтовую открытку. Он суетится,
делает деликатные жесты, не помнит себя... Еще немного, и он выпьет воду из
вазы с цветами...
Если дела пойдут на такой скорости, они скоро отвалят; им нужно многое
сказать, а еще больше сделать наедине...
На всякий случай я расплачиваюсь и возвращаюсь в мою машину. И правильно
делаю. Не успел я сесть за руль, как появляются они.
Слежка возобновляется, но ненадолго. Парочка останавливается на улице
Курсель и заходит в неброский дом, кажущийся мне одним из тех местечек, куда
месье и дамы, не состоящие между собой в браке, приходят поиграть в
папу-маму. После того как они вошли в дверь, я считаю до шестидесяти - это
наилучший способ сделать минуту - и нажимаю на ручку двери.
Как и предполагал, я оказываюсь в просторном холле, застеленном коврами и
заставленном кадками с растениями. Появляется дама слишком респектабельного
вида... Она выглядит дамой-патронессой с легкой примесью вульгарности.
- Что вам угодно?- спрашивает она.
- Спальню,-отвечаю.
Она принимает шокированный вид монашки, которой показали порнографические
