зеркалу. У нее все лицо в крови.
- Чего-то тебе не хватает,- уверяет Толстяк и бьет ее кулаком в
подбородок.
Милашка начинает нас умолять не портить ей портрет. Она решительным шагом
подходит к сейфу; набирает шифр на одном из дисков замка, после чего тянет
за ручку.
Как я и предполагал, сейф не открывается, а поворачивается, и появляется
узкая лестница.
- Следи за этими милягами!- приказываю я моему помощнику.- Я на разведку.
Если не вернусь через десять минут, звони боссу. Пусть присылает людей. А
пока гляди в оба. Эти двое очень хитрые...
- Не беспокойтесь,- ворчит он, засовывая в рот новую порцию табака.
Чтобы показать мне, что не позволит парочке провести себя, он отвешивает
обоим лакеям по смачной плюхе.
Я начинаю спускаться по потайной лестнице.
Раньше я думал, что потайные лестницы встречаются только в старых
авантюрных романах. В наше время это выглядит по-средневековому старомодно.
С пушкой в руке я осторожно спускаюсь по ступенькам, готовый к любой
неожиданности. Неизвестно, куда меня приведет этот ход. Спуск длится
недолго. Скоро я попадаю в небольшое помещение. Хочу включить зажигалку, но
близкий шум останавливает меня.
Я жду, давая глазам привыкнуть к темноте. Наконец я различаю светлую
точку. Ее образует замочная скважина. Я на ощупь направляюсь к ней. У меня
на редкость понятливые пальцы. Я ощупываю ими деревяшку. Это дверь погреба.
Просто удивительно, как сохраняются осязательные воспоминания. Я сдерживаю
приступ кашля. Едкий запах щекочет мне горло. Прильнув глазом к скважине, я
вижу побеленную известью комнатку. Из мебели в ней одна огромная печь. Перед
ней суетится мужчина. Он стоит ко мне спиной. Я ощупываю дверь на уровне
пояса. Обычно "на дверях бывают ручки. Эта не исключение. Я кладу руку на
ручку, тихо, очень тихо нажимаю на нее, потом резко распахиваю дверь и ору:
- Руки вверх!
Мужик оборачивается. Это Бертран. При виде меня на его роже расцветает
глупая улыбка.
- А, это вы!- шепчет он и опускает руки. Я не упускаю его из виду.
- Подними лапы, Бертран!
Вместо того чтобы подчиниться, он сует правую руку в карман брюк. Я даю
ему вытащить пушку, чтобы иметь извинение, что находился в состоянии
законной самозащиты, потом нажимаю на спусковой крючок своей. Он получает
пулю в запястье и роняет машинку с громким ругательством.
- Никогда не надо принимать меня за недоумка, Бертран, иначе бывает
больно...
Я делаю шаг к печке, открываю ногой дверцу и понимаю, откуда шел едкий
запах, о котором я говорил выше: в печке горит тело, потрескивающее, как
запекающееся яблоко. Это лже-Хелена. Я узнаю ее по отсутствию головы.
Запах так отвратителен, что я спешу захлопнуть дверцу. Мои кишки
скручивает мощное желание вернуть съеденное, но я справляюсь с ним - неохота
выглядеть в глазах
Бертрана мокрой курицей.
- Скажи, Бертран, ты не запас на зиму угля, раз топишь печку таким
странным горючим? Или захотелось поиграть в Бухенвальд?
Он поддерживает раненую руку и смотрит на меня, как собака.
- Пошли наверх,- говорю я ему.- Живо! И чтобы показать, что это серьезно,
сую в его ребро ствол моего пистолета.
Я был прав, что не стал затягивать свою экспедицию, потому что Толстяк
продолжает забавляться с парой. Оба слуги похожи на что угодно, только не на
мужчину и женщину. Их контуры постепенно расплываются.
- Черт!- говорю я.- Ты их так превратишь в колбасный фарш.
Толстяк с аппетитом смотрит на моего пленника. Даже у голодного волка,
встретившего в лесу заблудившегося ягненка, не бывает в глазах такого блеска
вожделения.
- Где вы Поймали эту птичку?- спрашивает он.
- У печки.
- У чего?
- У печки! Вот только у него какие-то странные привычки: он топит ее не
антрацитом, а женским мясом.
Толстяк не врубается; впрочем, у него есть смягчающее обстоятельство:
надо быть очень умным, чтобы это понять.
- Ваш цирк неплохо задуман,- говорю я прислуге.- Этот дом сообщается с
домом сзади, что дает вам выход на другую улицу... Неплохо... Совсем
неплохо.
Я сажусь на диван рядом с тем, что осталось от Длинного Носа.
- Прости, что надоедаю тебе,- говорю я,- но мне хочется узнать, где можно
найти прекрасную Хелену... Нам надо продолжить один маленький разговорчик...
- Я не знаю, где она...
- Слушай, Длинный Нос, ты будешь самым большим кретином на этой планете,
если начнешь корчить из себя жертву амнезии.
- Ноя...
- Если ты открыл пасть, чтобы врать, то лучше залепи ее пластырем.
Теперь, красавчик, ты уже не можешь мне лепить горбатого. Я дам тебе
образчик моих знаний: расскажу, как вышел на тебя. Неудачное покушение - а
твой трюк с бомбой в пакете сорвался - заставило меня понять, что вы хотите
убрать меня с дороги. Хелена сообщила остаткам банды, что произошло на поле.
Ваш тайный аэродром погорел, и вам осталось одно - ждать. Но меня нужно было
срочно нейтрализовать, а для этого найти мой след. Ты поехал к Большому
дому, уверенный, что я первым делом помчусь туда, проследил за мной, увидел,
что я отправился баиньки в гостиницу, и устроил свой подлый трюк с бомбой. Я
остался жив, но хозяин отельчика и мальчишка погибли. Да, я тебе соврал.
Мальчик умер, а о твоем носе мне рассказала консьержка. Но ведь нос еще не
улика. На свете полно носатых. Чтобы понять, что речь идет о тебе, мне
пришлось как следует напрячь память. Я вспомнил, что, вернувшись (как
сказали мне) из кино и застав меня в доме, вы нисколько не удивились. Вы не
задали мне ни единого вопроса, потому что знали, кто я такой. В тот момент я
не обратил внимания на данный эпизод, но потом это всплыло у меня в
памяти... Видишь ли, малыш, "это" всегда всплывает в памяти Сан-Антонио. Я
закуриваю "Голуаз".
- Это чтобы ты понял, что лучше тебе заговорить. Будь любезен. Очень
любезен.- Я указываю на Толстяка.- Иначе я снова спущу на тебя моего
бульдога.
Он в ужасе отшатывается.
- Где Хелена?
- Здесь,-раздается голос.
Красотка стоит в проеме потайной двери за сейфом,
Глава 20
Она делает шаг вперед. Под мышкой автомат. Она держит его с той же
легкостью, что и зонтик. За ней следует Мобур, тоже вооруженный надлежащим
образом.
Эффект внезапности так силен, что ни Толстяк, ни я не думаем вмешаться.
Наступает молчание. Все смотрят друг на друга, не говоря ни слова.
Инициативу в разговоре беру на себя я.
- Я снимаю перед тобой шляпу,- говорю я Хелене,- потому что ты храбрая
девчонка... Да, ты имеешь право на мое уважение...
Кажется, она спешит.
- Бросьте оружие!- приказывает она моему товарищу и мне.
Толстяк вздыхает и берет свой револьвер. Я хорошо знаю моего пухлого
товарища и понимаю, что он сейчас рискнет. Мои прогнозы оправдываются. Он
делает вид, что бросает оружие на ковер, но в последний момент сжимает его в
своей лапе и всаживает маслину в Мобура. Он сказал себе, что, если надо
выбирать между мужчиной и женщиной, первым надо нейтрализовать мужчину. Его
расчет оказывается неверным: Хелена не обычная женщина. Ее очередь отнимает
у Толстяка всякое желание возникать.
Этот обмен любезностями проходит в рекордно короткий отрезок времени.
Конечно, мой шпалер тоже вставляет свое слово, но оно оказывается
неэффективным, потому что как раз в тот момент, когда я нажимаю на спуск,
горничная, которую я упустил из вида, вцепилась в мою руку, и пуля ушла в
пол.
Это становится сигналом к свалке. Вся свора набрасывается на меня, и
обработанные Толстяком колотят сильнее остальных. Не знаю, какой стимулятор
глотнули Длинный Нос и Бертран, но мне так достается!
Меньше чем за пару секунд меня превращают в отбивную.
Я безуспешно отбиваюсь, но меня валят на диван, и высвободиться мне никак
не удается.
Я борюсь с бедой терпением и сжимаю челюсти. Я видал и не такое. А потом,
я философ... В той игре, что мы ведем, побежденному не приходится ждать
снисхождения от победителей.
- Отпустите его!- приказывает вдруг Хелена.
Бешеные волки с сожалением отпускают меня. Я робко пытаюсь шевельнуться и
замечаю, что могу это делать без особого труда.
- Встать!- приказывает молодая женщина. Я поднимаюсь.
- Вперед!
Я направляюсь к входной двери, но она меня останавливает:
- Сюда.
Ствол ее автомата указывает на потайную дверь.
Бертран, прижимая к груди окровавленную руку, начинает спускаться по
узкой лестнице первым. Я следую за ним, остальные замыкают шествие, оставив
тела в кабинете. Хлоп! Сейф занял свое место в стене. Теперь мне точно хана.
Никто никогда не обнаружит этот тайный ход, а я в ближайшие минуты
присоединюсь в печке к Хелене-второй.
Мы приходим в комнатку, где ворчит эта самая печка.
- Комиссар,- говорит Хелена,- я с большим сожалением вынуждена вам
сообщить, что судила вас, признала виновным, приговорила к смертной казни,
отклонила ваше прошение о помиловании, а сейчас приведу приговор в
исполнение.
Она направляет ствол автомата в мою грудь.
- Одну секунду,- прошу я.
Я сказал это таким твердым, таким непререкаемым тоном, что она дает мне
отсрочку.
- Хелена, мне бы не хотелось уходить с неудовлетворенным любопытством.
Мне не дает покоя одна мысль: почему после событий этой ночи вы, вместо того
чтобы затаиться, думали только, как бы уничтожить меня?
- Потому что это очень удачная мысль,- усмехается Бертран.
Хелена испепеляет его взглядом.
Она вскидывает автомат, но женщины, как я вам уже говорил, всегда будут
делать чисто женские глупости. К счастью для мужчин.
Хелена упирает ствол оружия в мою грудь. Она заранее наслаждается моей
смертью. Ей хочется увидеть в моих глазах страх. Как она его ищет, гиена!
Я не могу шевельнуть руками, потому что тогда она нажмет на спуск, и иду
на дерзкий шаг - бросаюсь вперед. Происходит невероятное: ствол автомата
становится для меня тараном. Приклад бьет ее в грудь, заставляя отступить.
Случай захотел, чтобы при отступлении ее локоть вошел в соприкосновение с
раскаленной трубой печки. Она с воем роняет машину для выдачи разрешений на
похороны. Остальные увидели опасность. Они не вооружены, но бросаются
вперед. Нельзя допустить, чтобы они завладели автоматом, иначе наступит
последняя картина. Поскольку я не могу нагнуться и подобрать его, то
наступаю на него ногой.
Я боксирую, стараясь не отступать. Длинный Нос и Бертран колотят меня от
души. Хелена и горничная тоже не отстают. Положение безвыходное. К тому же
Бертран схватил здоровой рукой кочергу и поднимает ее, чтобы проломить мне
череп, в то время как трое остальных держат меня за руку.
- Hands up!
Дверь погреба, не та, что ведет в кабинет, а другая, очевидно, ведущая в
другой дом, открыта, и на пороге стоит мужчина.
Я о нем совершенно забыл. Эхо человек с глазами слепого. Убийца
Фердинанда.
- Я вовремя подоспел, господин комиссар,- говорит он с жутким акцентом.
Я с удивлением замечаю, с каким изумлением на него смотрят мои враги: как
будто впервые видят!
- Прошу прощения,- отвечаю,- но хотелось бы знать, кого мне благодарить.
Он кланяется:
- Джо Джойс из Интеллидженс Сервис.
- А!
Мы обмениваемся рукопожатием.
- Я занимаюсь этим делом несколько дней,- сообщает мне он.- Точнее, с
момента, когда наш сторожевой корабль обнаружил недалеко от Дувра тело
настоящего профессора Стивенса. Поскольку французские службы не сообщили об
исчезновении ученого, меня прислали сюда. Я понял, что Стивенс, живущий в
Париже, совсем не тот человек, который уехал из Лондона. Этот оказался
немецким ученым, специалистом по ядерной физике, которым одна иностранная
