как дурак.
- А как кто ты надеялся сидеть?
- Что?
Он слишком взволнован, чтобы возмущаться.
- На поверхности озера осталась лужа крови. Готов поспорить, она еще
там...
Я размышляю.
Или Толстяк допился до чертиков и у него начались видения, или упустил
рыбу, размеры которой преувеличивает. Или, что кажется мне неправдоподобным,
в озере действительно есть чудовище.
- Я обязательно должен вытащить эту тварь!- говорит он.- Представляешь
себе: рыбешка в двадцать метров длиной!
Я хлопаю его по руке.
- Успокойся, приятель. Ты сможешь пугать этой сказкой внуков.
- Но у меня нет детей!- жалуется Берю.
- Ты еще успеешь их сделать, раз специализируешься на монстрах.
Он щелкает пальцами.
- Кстати, о детях. Я должен тебе рассказать... Он поистине неисчерпаем!
- Возвращаясь с рыбалки, я замечаю, что у меня совсем не осталось
виски...
- Ну и?..
- Подхожу к маленькому домику на холме над озером. Не знаю, замечал ты
его или нет.
- Замечал, дальше что?
- Стучу в дверь, и знаешь, кто мне открывает? Глэдис из Монружа, бывшая
путана, которую я знал, когда работал в бригаде нравов. Я узнаю ее, она
меня, мы стоим и пялимся друг на друга. Тогда я вспомнил, что она шотландка.
Она вернулась на родину, когда подработала деньжонок, и вышла замуж за
некоего Рэда О'Паффа, бывшего служащего рыбохраны. Ну, мы поговорили,
вспомнили прошлое. Глэдис тут дохнет от скуки, бредит Парижем. По ее словам,
свежий воздух и тростники не заменят берегов Марны. Как я понял, с тоски она
хлещет по-черному. Если бы я долго жил вдали от Парижа, то тоже запил бы...
Кстати,- говорит он, меняя тему,- что насчет пожара?
- Погасили. Мне кажется, твоя идея была...
- Светлой?- шутит он.
- Да. Дерьмо всегда прячут в пепел.
- Чего будем делать теперь?
- Собирать чемоданы.
- Возвращаемся во Францию!- ликует он.
- Я - да, а ты - нет...
- Что?!
От этого трубного рева потолок нашей комнаты сразу покрывается трещинами.
(Я забыл вам сказать, что за разговором мы вернулись к себе.)
- Успокойся, я всего на день или два.
- В Париж?
- Нет, в Ниццу. А ты в это время спрячешься где-нибудь неподалеку и
будешь следить за милой компанией.
- А где мне спрятаться?
- В гостинице мамаши Мак-Хантин, например. Он качает своей головой
довольного рогоносца.
- Нет, я предпочитаю остановиться у Глэдис. Ты же знаешь, Сан-А,
по-английски я ни бум-бум, а мне нужно с кем-нибудь общаться.
- Помнится, ты довольно успешно общался с мадам Мак-Хантин.
- Это верно,- припоминает он.- Но если я поселюсь здесь, это не помешает
мне сходить к ней сыграть соло на чулочных подвязках, если захочется.
Я останавливаю полет его мысли:
- Живи где хочешь, но мне нужна серьезная работа. Я вернусь, как только
управлюсь...
-А меня оставляешь в стране, где водятся морские чудовища, а бандиты
живут в замках! Это нечестно, Сан-А.
- Кстати,- бросаю я,- говорил тут по телефону со Стариком и упомянул о
твоем продвижении. Он отнесся к этому очень благожелательно.
- Клянешься?
- Твоей головой!
Это придает ему сил. За время меньшее, чем требуется телезрителю, чтобы
выключить телевизор, когда обьявлена передача о газовой промышленности, мы
собираем наши вещи и прощаемся с хозяйками. Я ссылаюсь на то, что должен
вести переговоры о заключении контракта на экранизацию написанной мной
биографии Робеспьера. Дамы встречают новость с достоинством, флегматичностью
и большим самообладанием.
Я благодарю их за гостеприимство, говорю "до скорого", целую ручки и
отчаливаю.
По дороге я высаживаю моего "слугу" у тропинки, ведущей к дому мадам
О'Пафф, и советую:
- Будь осторожен и смотри в оба! А я скоро вернусь. Быстро я принял
решение, а? Ваш любимый Сан-Антонио всегда доверяет своему чутью. Если ты
полицейский, то надо следовать своим внутренним побуждениям. Они ведут к
успеху. Так вот, выйдя от сэра Конси, я рассудил следующим образом: "Мой
маленький Сан-Антонио, что тебя больше всего удивляет в этой истории?"
Изучив проблему, я ответил себе прямо: "Поведение старухи Дафны".
Семидесятилетние парализованные леди, возглавляющие банды, существуют только
в романах моего старого друга Джеймса Хедли Чейза. Так вот, продолжая свой
тет-а-тет с самим собой, я говорю: "Ты тут возишься с шотландскими
призраками, а ключ к разгадке наверняка находится в Ницце".
И вот я еду.
В аэропорту Глазго я узнаю, что рейс на Париж будет через два часа. Чтобы
убить время, иду в буфет выпить пару стаканчиков скотча, а чтобы его
сэкономить, звоню Старику.
- Лечу в Ниццу,- сообщаю я.
- Что? Появилось что-то новое?
- Может быть, но пока я предпочитаю вам ничего не рассказывать, господин
директор- Вы можете попросить ребят из ниццкой полиции навести справки о
Дафне Мак-Геррел? Мне бы хотелось узнать, где и как она жила, с кем водила
знакомство, ну и так далее.
Смех Старика.
- Мой добрый друг, я отдал соответствующие инструкции уже сорок восемь
часов назад.
Снимаю шляпу! Лысый знает свою работу.
- И что же?
- На юге потихоньку работают, но рапорта я пока не получил. Во сколько вы
будете в Орли?
- Часам к четырем дня.
- Я забронирую вам место в первом же самолете, вылетающем в Ниццу. Там
вас встретит комиссар Фернейбранка. Расследование поручено ему.
- Отлично.
- Берюрье с вами?
- Я оставил его следить за этими милягами.
- Вы правы. До скорого.
Я вешаю трубку и прошу еще на пару пальцев виски у барменши, с которой
флиртую до отлета самолета.
Глава 14
Я однажды уже встречался с комиссаром Фернейбранка на национальном
совещании старших офицеров полиции.
Приземлившись в Ницце, я его не вижу. Прохожу в зал ожидания и замечаю
его сидящим в кресле: нога на ногу, торс прямой, голова слегка наклонена, в
зубах спичка. Он невысокий, коренастый, от анисовки у него уже начинает
отрастать живот, кожа смуглая, волосы, как у индейца, а нос похож на
нескладную картошку.
- Эй, коллега!
Он протягивает мне руку:
- Вы приехали из Шотландии, как мне сказали?
- Еще утром я играл дуэт на волынке с одной миленькой шотландочкой.
Он хлопает меня по спине:
- Вы все такой же!
- Все больше и больше,- отвечаю.- Это составляет мой шарм.
- Самолет не вызвал у вас жажду?
- Еще какую!
- А мне больше хочется пить, когда я его жду, чем когда лечу сам.
Мы идем пропустить по стаканчику. Фернейбранка не спешит заговорить о
деле. Он считает, что в восемь вечера о работе надо забыть.
- Придете к нам поужинать? Моя жена приготовила бараньи ножки и хороший
рыбный суп. Они вылечат вас от шотландской кухни.
Я принимаю приглашение.
Мы сидим в столовой мадам Фернейбранка и ни слова не говорим о
Мак-Геррелах. Из окна кухни я вижу пятьдесят квадратных сантиметров
Средиземного моря, составляющего особую гордость моего коллеги. Он мне
показывает его так, будто море принадлежит ему.
Вы не можете себе представить, как хорошо я себя чувствую. В этом запахе
шафрана, чеснока, анисовки и оливкового масла жизнь приобретает совсем
другие краски. Поющий акцент хозяев дома звучит сладкой музыкой для моих
уставших ушей.
- Ну,- говорю я, садясь перед супницей, из которой идет такой запах, что
от него потекли бы слюнки даже у соляного столба,- можно сказать, что я
счастлив.
Фернейбранка разражается бесконечным смехом.
- Итак,- спрашиваю я, принимаясь за суп,- что вы скажете о нашей
клиентке?
- Вы хотите поговорить о ней прямо сейчас?
- Простите, но я увяз в этом деле, время поджимает и...
- Ладно, ладно...
Фернейбранка не любит, когда его подгоняют в работе. Он шумно втягивает в
себя ложку супу и с полным ртом начинает рассказ:
- В течение пятидесяти лет семейство Мак-Геррелов владеет домом на
Променад-дез-Англе. Шикарный такой домина в стиле рококо, очень английский.
Восемнадцать лет назад миссис Мак-Геррел обосновалась в нем, как думали,
навсегда. Она была больной и очень деспотичной особой. Скупая, как все
шотландцы. У нее была всего одна служанка, занимавшаяся всем домом, в
котором хозяйка занимала одну или две комнаты, а в остальных держала мебель
под чехлами...
Он замолкает, чтобы проглотить вторую ложку, потом отхлебывает
провансальского розового. Его плохое настроение испарилось. Южанин не может
быть не в духе, когда разговаривает.
Я ожидаю продолжения и получаю его.
- Соседи еще помнят эту старую скрягу, которую служанка катала в кресле
на колесиках по приморским бульварам. Кажется, у нее была трость, и когда
она злилась, то била ею служанку через плечо. Людей это возмущало.
Я не жалею, что приехал. Ловлю сладкий акцент коллеги, и мои мысли
начинают проясняться.
- А потом?- подгоняю его я.
- Потом к ней приехала девушка. Ее племянница, бедная сиротка. И знаете,
что выкинула старуха?
- Нет.
- Уволила служанку. Она приютила у себя племянницу, чтобы сэкономить на
жалованье. Вот жлобина! Теперь уже бедняжечка вела хозяйство и катала
кресло. Ее тетка бить не решалась, зато постоянно изводила жалобами,
унижала, оскорбляла... Люди говорят, у девочки постоянно были слезы на
глазах. Да, совсем забыл. Ее имя Синтия. Не очень католическое, но все равно
красивое...
Я даю ему доесть суп, выпить очередной стаканчик розового и куснуть
натертую чесноком баранью ножку. Дыхание моего коллеги вызывает в памяти
окрестности дешевого ресторана в обеденное время.
Мадам Фернейбранка, у которой сердце большое, как гостиничная перина, и
чувствительное, как ноги почтальона, который надел слишком маленькие носки,
плачет в свою тарелку.
Как это печально: юная золотоволосая девушка толкает кресло-каталку
противной старухи, похожей на злую колдунью. Есть от чего сжаться сердцу
южанки.
- Дальше?- подгоняю я.
- Ну, девчонка стала красивой девушкой с округлостями, как у капота
"ланчии".
- О, Казимир!- возмущается мадам Фернейбранка, шокированная смелостью
сравнения, а может, и из зависти, потому что ее собственные молочные пакеты
похожи на спущенные пляжные матрасы.
Фернейбранка игриво смеется.
- А потом в один прекрасный день мамаша Мак-Геррел улетела к себе на
родину. Кажется, ее племянник погиб в Африке и ей пришлось заняться делами.
Довольно короткое молчание.
- Как это грустно,- заключает хозяйка дома.
- Отлично, Ферней,- говорю я,- вы сделали полный обзор положения. А
теперь, если не возражаете, перейдем к деталям...
- Может быть, лучше перейти к бараньей ноге?- шутит он.
- Одно другому не мешает. Мадам, ваш рыбный суп просто божествен. Она
воркует:
- О, господин комиссар, мне очень приятно. Довольная, она подает такое
ароматное блюдо, что у меня сводит кишки.
- Какие детали?- возвращается мой коллега к нашим баранам (точнее,
овцам).
- С кем старуха общалась в Ницце?
- Ни с кем, кроме своего врача.
- Вы узнали имя и адрес этого эскулапа? Он достает бумажник и вынимает
листок бумаги, покрытый заметками
-Доктор Гратфиг, улица Гра-дю-Бид...
- Зато Синтия должна была иметь кучу знакомых. Она наверняка училась,
имела товарищей, общалась с торговцами.
- Не особо. Когда она приехала, ей было четырнадцать лет. Вместо того
чтобы отдать девочку в лицей, старуха записала ее на заочные курсы, чтобы
обучение оставалось английским. У Синтии была тяжелая жизнь: служанка,
сиделка, да еще и учеба в одиночку. Она общалась только с местными
коммерсантами.
Вот все, что мне может сообщить Фернейбранка. Это немало. Теперь я лучше
