разбираюсь в пружинах дела.
- Скажите, Казимир, Мак-Геррелы по-прежнему владеют своим домом?
- Да, по-прежнему.
- Они его сдали?
- Нет, стоит закрытый.
- Для скупердяев это означает потерю неплохого источника доходов, а?
- Да, верно.
Мы заканчиваем ужин, разговаривая совсем о другом. Казимир мне
рассказывает последний марсельский анекдот. Я знаю его уже лет двадцать, но
смеюсь, чтобы доставить ему удовольствие. Чтобы не остаться в долгу, я
рассказываю ему анекдот про голубого, который пришел к психиатру. Он его не
понимает, но, чтобы доставить мне удовольствие, ухохатывается. Мы прикончили
три бутылки розового и пребываем в легкой эйфории, когда я вдруг заявляю:
- Ну ладно, пора за работу! Фернейбранка хлопает себя по ляжкам:
-Ха-ха! Очень смешно. На такие хохмы способны только парижане.
Поскольку я встаю из-за стола с совершенно серьезным видом, он перестает
смеяться.
- Вы куда?
- К Мак-Геррелам, мой добрый друг.
- Но...
- Да?
- Я же вам сказал, что там уже два года никто не живет!
- Ну и хорошо, значит, путь свободен.
- Как вы собираетесь войти в дом?
- Вообще-то через дверь, если замок не очень сложный. Пауза.
- Хотите пойти со мной9
- Но... Но...
Он смотрит на свою жену, на пустую бутылку и на мое обаятельное
улыбающееся лицо. Мои методы его ошарашивают.
- В такое время!
- На юге я предпочитаю работать в ночной прохладе. Пойдемте со мной,
коллега Всю ответственность я беру на себя.
Он следует за мной
Большой дом покрашен охрой, но очень давно, и на фасаде заметны следы
струй дождя Балконы заржавели, сад запущен. Только две пальмы сохраняют дому
вид летней резиденции
По моей просьбе Ферней заехал в комиссариат за отмычкой. Ворота мы
открываем без труда.
- Слушайте, Сан-Антонио,- шепчет Ферней, которому явно не по себе, пока
мы идем по аллее,- то, что мы делаем, незаконно.
- Зачем же тогда быть представителем закона, если не иметь возможности
хоть изредка нарушать его?- возражаю я.
Пока до него доходит, мы тоже доходим - до крыльца. Несколько попыток, и
дверь открывается. Нам в нос бьет запах плесени и нежилого помещения.
- Попытаемся найти рубильник,- говорю.
- А вы хотите включить свет?- беспокоится Фернейбранка.
- Владельцы находятся за две тысячи километров отсюда, так что меня
удивит, если они увидят свет...
Освещая себе путь фонариком, я иду в кладовку, нахожу рубильник, поднимаю
рычаг. Вспыхивает свет.
Довольно удручающее зрелище. Обои отслоились, потолки в трещинах, лепные
украшения крошатся, повсюду паутина.
Мы осматриваем комнаты одну за другой. Прямо замок Дрыхнущей Красотки.
Кресла под чехлами, кровати и столы накрыты покрывалами. В этом есть что-то
похоронное...
- Эге,- шепчет мой друг,- хорошенький кошмарчик, а?
- Да, неплохой,- соглашаюсь я. Мы обходим оба этажа, открывая все двери,
включая те, что от шкафов, и те, что ведут в туалеты.
- Скажите,- вдруг спрашивает Казимир,- а что конкретно вы ищете?
- Не знаю,- серьезно -отвечаю я,- именно поэтому обыск так увлекателен.
Мы спускаемся в погреб. Классическое подвальное помещение: котел системы
отопления, винный погреб, чулан. Котел полностью проржавел, угля почти не
осталось. В винном погребе мы находим только пустые бутылки и ящики. В
чулане хранятся садовые инструменты, такие же ржавые, как котел.
Фернейбранка недоволен. Он собирался поиграть с приятелями в белот, а
вместо этого приходится торчать в заброшенной вилле, пропахшей плесенью.
Знаменитый столичный коллега начинает действовать ему на нервы.
- Не очень-то мы продвинулись,- усмехается он. В тот момент, когда он
усталым голосом произносит эти пророческие слова, между моих ног пробегает
крыса, да так быстро, что я не успеваю шарахнуть ее каблуком.
- Поганая тварь! - ворчит мой коллега.- Но откуда она вылезла?
- Отсюда.
Я показываю на дыру в полу погреба. Странно, крысиная нора находится не в
стене, а в самой середине цементного пола. Я беру какой-то прут, валяющийся
рядом, и сую его в дыру. Прут опускается вертикально на добрый метр, прежде
чем остановиться.
Я поворачиваюсь к Фернею. Король анисовки уже не смеется. Он смущен.
- Что это значит?- спрашивает он.
- Сейчас увидим.
Я копаюсь в инструментах и нахожу лом. Вставляю его конец в крысиную нору
и с силой нажимаю. Под моим ботинком громко хрустит цемент.
- Вы ничего не замечаете, Казимир?- спрашивай) я знаменитого полицейского
Лазурного берега.
- Замечаю,- отвечает он.- В некоторых местах цемент отличается от
остального.
Он со вздохом берет мотыгу и помогает мне рыть. Через пять минут мы
снимаем пиджаки, через десять закатываем рукава, через пятнадцать начинаем
плевать на ладони, а через двадцать снимаем цементную корку толщиной
сантиметров в тридцать. Расширить дыру уже проще. Этот слой цемента клали
люди, имевшие весьма слабые представления о строительном деле. Слишком много
песка. Когда бьешь по цементу, он крошится или отлетает кусками. Мы снимаем
больше квадратного метра. С нас льет пот, будто мы только что из сауны.
- Отличное средство для пищеварения!- брюзжит Фернейбранка.
Мы откладываем лом и мотыгу и беремся за лопаты. Мои руки горят, но меня
воодушевляет непонятная сила. Я рою изо всех сил и устанавливаю рекорд для
Лазурного берега, где лопаты служат рабочим главным образом как подпорки.
Полчаса усилий. Фернейбранка не выдерживает.
- Ой, мамочка!- стонет он, садясь на ящик.- Вы меня совсем выжали,
коллега. Я впервые рою землю не в саду, а в погребе. Я ничего не отвечаю,
потому что достиг цели. Эта цель - скрюченный скелет, на котором еще
сохранились куски тряпок, которые были платьем.
- Взгляните-ка, Казимир...
Он подходит, наклоняется и присвистывает.
- Это вы и рассчитывали найти?
- Пока не начал копать, нет. Меня привело сюда шестое чувство, оно мне
подсказывало что-то в этом духе.
- Вы догадываетесь, кто это может быть?
- Ну...
Я указываю на Казимира и, наклонившись к скелету, объявляю:
- Позвольте вам представить комиссара Казимира Фернейбранка, миссис
Мак-Геррел.
Глава 15
Доктор Гратфиг - крайне занятой человек, специалист по ревматизму. Это
высокий тощий брюнет, веселый, как цветная фотография живодерни, носит очки
в черной черепаховой оправе и имеет озабоченный вид, обычно
свидетельствующий или о неприятностях в семейной жизни, или о больной
печени.
На нашу просьбу прийти он откликается без восторга. Осмотрев скелет,
кивает:
- Я совершенно уверен, что это моя бывшая пациентка. Я прекрасно знаю
деформацию ее нижних конечностей, равно как и искривление позвоночника. Я
видел достаточно много ее рентгеновских снимков, чтобы быть абсолютно
уверенным. Некоторые из них хранятся у меня до сих пор.
Фернейбранка отпускает шутку:
- Если бы вы проявили немного терпения, доктор, то вам не пришлось бы
делать эти снимки снаружи. Вот он, ее скелет, снимай не хочу.
Это ни у кого не вызывает улыбки, особенно у врача.
Мы выходим на свежий воздух, и я прошу доктора зайти с нами в соседнее
бистро, чтобы поговорить в более подходящем месте, чем этот погреб-кладбище.
Он заставляет себя упрашивать, но в конце концов соглашается.
Сидя перед большим стаканом минералки, он отвечает на наши вопросы.
- Вы практически единственный человек в Ницце, хорошо знавший Дафну
Мак-Геррел, доктор. Что за человек она была?
- Она много страдала. Ее характер был таким же искривленным, как и ее
ноги! Кроме того, будучи шотландкой, она являлась самой прижимистой из всех
моих пациенток. Выплачивала мой гонорар с шестимесячным опозданием и с
вечным брюзжанием, но при этом требовала к себе особого внимания.
Представляете себе этот тип людей?
- Представляю. А ее племянница? Док снимает очки и протирает их крохотным
кусочком замши.
- Очаровательная девушка, которой досталась роль несчастной сиротки.
Мадам Мак-Геррел относилась к ней скорее как к прислуге, а не как к
родственнице.
- Расскажите мне о ней.
Мое сердце сильно бьется. Из нас троих я, несомненно, могу рассказать о
Синтии больше всего.
- Она была доброй, милой, послушной... кроме разве что в конце. Мне
показалось, в ее поведении появилось бунтарство. Видно, рабство у тетки
стало для нее совершенно невыносимым. Однажды она меня попросила (тайком,
разумеется) прописать старухе снотворное, потому что та не давала ей покоя
даже по ночам.
- Вы это сделали?
- Да, и с тем большей охотой, что больная действительно нуждалась в нем.
Она страшно страдала от ревматических болей...
- Синтия ни с кем не общалась?
- Насколько мне известно, нет. Я никогда не видел в их доме никого
постороннего.
- Может быть, вы встречали Синтию с кем-нибудь в другом месте?
- Нет,
Он вдруг замолкает, и я понимаю, что у него мелькнула какая-то мысль.
- Вы о чем-то вспомнили, доктор?- любезно настаиваю я.
- Действительно.
- Я вас слушаю.
- Дело в том...
- Речь идет об очень важном деле. Совершено уже два убийства, и ваш долг
рассказать мне все...
- Ну что ж, представьте себе, что однажды вечером, скорее даже ночью,
когда мы с женой возвращались от друзей из Каина, я заметил девушку на
улице.
- Сколько могло быть времени?
- Часа два ночи.
- Где она была?
- Она выходила в обществе мужчины из ночного бара "Золотая дудка",
довольно сомнительной репутации.
- Вы уверены, что это была именно она?
- Тем более уверен, что она меня узнала и спряталась за своего спутника.
- Как он выглядел? Врач пожимает плечами.
- Я не успел его рассмотреть. Я так удивился, встретив эту девушку в
такое время в подобном месте... Однако мне кажется, это был довольно молодой
и довольно высокий парень...
Я позволяю себе похлопать его по согнутому плечу, так велика моя радость.
- Вы оказали полиции большую услугу, доктор. Спасибо!
- Это здесь,- говорит мне Фернейбранка, показывая пальцем на низкую
дверь, к которой надо спуститься по четырем ступенькам.
Изнутри доносятся звуки музыки и шум голосов. Светящаяся вывеска над
дверью изображает стилизованную дудку, над которой идут неоновые буквы:
"Золотая".
- Что это за заведение?
- Пфф, не более сомнительное, чем многие другие. Здесь есть всего
понемножку: туристы, местная "веселая" молодежь...
Он показывает на ряд из примерно пятидесяти мотоциклов, выстроившихся у
стены заведения.
- А блатные?
- Тоже, но ведут себя тихо.
Мы заходим. В этой норе так накурено, что в нее не согласился бы войти ни
один шахтер даже за месячное жалование.
Из проигрывателя рвется истеричная музыка. На танце-вальной дорожке,
размером чуть больше почтовой марки, трутся друг о дружку несколько парочек,
нашептывая обещания, которые тут же начинают выполнять. У стойки толпа.
Несколько типов расступаются, давая нам дорогу. По-моему, комиссара здесь
хорошо знают.
Бармен, длинный лысый мужик с большим носом, подмигивает ему.
- Приветствую, господин комиссар. Какой приятный сюрприз... Вам, как
обычно, маленький стаканчик?
Фернейбранка краснеет из-за присутствия рядом знаменитого Сан-Антонио,
которого воспринимает как сурового пуританина.
- Точно,- отвечает Казимир и делает знак бармену.- Мы можем поговорить,
Виктор?
Виктор без радости кивает. Должно быть, он постукивает, скорее даже
стучит вовсю, но не на публике же. Он наливает нам два стаканчика и
подходит, скребя затылок.
- Да?
Я достаю из кармана водительские права Синтии, которые сохранил у себя
после гоп-стопа Толстяка, и показываю на фотку:
- Вы знаете эту девушку?
