- Сказали? Вы сами не знаете?
- Я же был в анабиозе, - ответил он.
- В таком случае, если мы не сможем починить тоннель, на борту есть
место.
- Для вас, - подтвердил Хортон.
- Для Плотоядца, я полагаю, тоже, если мы встанем перед выбором,
взять его или оставить. Однако не вижу, почему бы вам не сказать, что мы с
ним чувствуем себя не в своей тарелке. Да и остается проблема с его
химизмом.
- Не знаю, - сказала Элейна. - Если больше ничего не останется, то,
пожалуй, я предпочла бы отправиться с вами, нежели чем остаться здесь
навсегда. Планета выглядит не слишком очаровательной.
- У меня тоже такое чувство, - согласился Хортон.
- Но это означало бы - бросить мою работу. Вы, должно быть,
удивляетесь, почему я пришла через тоннель.
- У меня не было времени об этом спросить. Вы сказали, что
составляете карту. В конце концов, это касается только вас.
Она засмеялась.
- Тут нет ничего секретного. Ничего загадочного. Нас целая команда, и
мы составляем карты тоннелей - или, вернее, пытаемся это делать.
- Но Плотоядец говорил, что тоннели действуют случайным образом.
- Это потому, что он про них ничего не знает. Ими, вероятно,
пользуется множество неосведомленных созданий и, конечно, для них тоннели
не упорядочены. Робот сказал, что здесь всего один бокс?
- Верно, - подтвердил Хортон. - Всего один продолговатый бокс. Он
выглядит, как панель управления. Он чем-то прикрыт. Никодимус считает, что
покрытие может быть силовым щитом.
- Обыкновенно их два, - пояснила она. - Чтобы избрать цель
назначения, используется первый бокс. Для этого необходимо поместить три
пальца в три отверстия и нажать пусковые курки. Это заставит ваше так
называемое силовое поле исчезнуть с панели выбора. Затем вы нажимаете
целевую кнопку. Вынимаете пальцы из первого бокса и защитный щит вновь
появляется на панели. Чтобы добраться до панели выбора, необходимо
задействовать первый бокс. После того, как вы выбрали место назначения, вы
проходите через тоннель.
- Но откуда вы узнаете, куда вы попадете? Если ли на панели
какие-либо символы, говорящие вам, какую кнопку следует нажать?
- В этом весь фокус, - ответила Элейна. - Никаких символов нет, и
куда вы попадете, вам неизвестно. Я полагаю, строители тоннелей имели
какой-то способ узнать, куда попадают. Возможно, у них и была система,
позволявшая выбрать правильное место назначения, но если и так, мы не
смогли ее выяснить.
- Значит, вы нажимаете кнопки вслепую.
- Мысль у нас та, - сказала она, - что, хотя тоннелей много и у
каждого тоннеля много пунктов назначения, ни тоннели ни эти пункты не
могут быть бесконечными. Если пропутешествовать достаточное время, один из
тоннелей по необходимости принесет вас в место, где вы уже были прежде, и
если вы будете вести точные записи, какие именно кнопки вы нажали на
каждой панели каждого из тоннелей, которые вы миновали, и если достаточное
количество людей будет это делать, каждый раз оставляя записки-сообщения
на каждой панели прежде, чем пройти очередной тоннель, чтобы, если кто-то
из партнеров по группе пройдет тем же путем...
Я это плохо объясняю, но теперь вы можете видеть, как, после многих
проб и ошибок, в некоторых случаях может быть установлена связь между
тоннелями и панелями.
Хортон, казалось, сомневался.
- По-моему, это дело долгое. Вы уже когда-нибудь возвращались в
место, где бы уже побывали?
- Пока нет, - ответила она.
- А сколько вас там? В команде, я имею в виду.
- Я не уверена. Все время прибавлялись новые члены. Их вербовали и
зачисляли в команду. Это дело своего рода патриотическое. Конечно, в той
степени, в какой любого из нас можно назвать патриотам. Это слово, я
уверена, означает не то же самое, что когда-то.
- Как вы доставляете собранные сведения на базу? В штаб? Туда куда вы
должны ее донести? То есть вы собираете какую-либо информацию.
- Вы, по-видимому, не понимаете, - ответила Элейна. - Некоторые из
нас - возможно, многие из нас - никогда не вернутся, с информацией или без
нее. Мы знаем, когда беремся за эту работу, что можем быть списаны в
расход.
- Звучит так, словно вам и особого дела нет.
- О, дело нам до этого есть, еще бы. По крайней мере, мне есть. Но
работа это важная. Разве не видите, как она важна? Попасть в исследователи
почетно. Не каждый может уйти. Существуют требования, с которыми
сталкивается каждый из нас, прежде, чем будет принят.
- Словно вам на черта не нужно возвращаться домой.
- Не так, - возразила Элейна. - Это придает чувство собственной
ценности, достаточно сильное, чтобы поддержать вас где угодно, в какую бы
ситуацию вы не угодили. Не нужно быть дома, чтобы быть собой. Достаточно
просто иметь свое "я". Не полагаясь на какое-то особое окружение или
связи. Вы понимаете?
- Пожалуй, я чуточку улавливаю.
- Если мы сможем разобрать карту тоннелей, если мы сможем установить
связь между разными тоннелями, тогда ими можно будет пользоваться
осмысленно. А не просто уходить в них вслепую, как нам приходится уходить
сейчас.
- Но Плотоядец же ими пользовался. И Шекспир тоже. Вы говорите, что
необходимо выбрать место назначения, даже если неизвестно, каким оно
будет.
- Тоннелями можно пользоваться и не выбирая места назначения. Можно,
за исключением тоннеля на этой планете, просто войти в тоннель и
отправиться туда, куда он перенесет. При таких условиях тоннели и в самом
деле не упорядочены. Мы предполагаем, что если цель не избирается,
вступает в действие рассчитанная случайность - некая разновидность заранее
установленной случайности. При таком использовании, в тоннель не смогут
войти трое подряд - а может быть, и сто подряд, - так, чтобы попасть в
одно место. Мы полагаем, что это было предумышленное средство,
предназначенное, чтобы пресечь использование тоннелей теми, у кого нет
полномочий.
- А строители тоннелей?
Элейна покачала головой.
- Никто не знает. Кто они были, или откуда пришли, или как
сконструированы тоннели. Ни намека на принципы, лежащие в их основе.
Некоторые считают, что строители все еще живут где-то в галактике и что
часть тоннелей может еще ими использоваться. То, что мы здесь имеем, может
быть лишь заброшенным участком системы тоннелей, частью старинной
транспортной системы, оказавшейся теперь без надобности. Словно
заброшенная дорога, которой больше не пользуются, потому что она ведет в
места, куда никто теперь не хочет ходить, места, весь смысл идти в которые
давно потерян.
- И нет никаких указаний на то, что за создания были эти строители?
- Их немного, - ответила она. - Мы знаем, что у них должны были быть
какие-то руки. Руки, по крайней мере с тремя пальцами, или с какого-то
рода манипулятивными органами, эквивалентными по крайней мере трем
пальцам. Это им было необходимо, чтобы работать с панелями.
- Больше ничего?
- Это все, - сказала Элейна. - Я находила изображения. Рисунки,
резьбу, гравюры. В старых домах, на стенах, глиняных изделиях.
Изображаются много разных форм жизни, но по крайней мере одна определенная
форма жизни всегда присутствует.
- Обождите минутку, - сказал Хортон. Он встал с кучи дров и прошел в
домик Шекспира, вернулся с бутылкой, найденной им предыдущим днем. Он
протянул бутылку Элейне. - Вроде этого? - спросил он.
Та медленно повертела бутылку, потом остановилась и ткнула в нее
пальцем.
- Вот это, - сказала она.
Ее палец указывал на создание, стоявшее в сосуде.
- Оно здесь плохо исполнено, - сказала Элейна. - И изображено под
иным углом. На других изображениях видна большая часть тела, больше
деталей. Вот эти штучки, торчащие у него из головы...
- Они выглядят, как антенны, которые земные люди в старые дни
употребляли, чтобы ловить сигналы для телевизионных устройств, - сказал
Хортон. - Или же они могут изображать корону.
- Это антенны, - сказала Элейна. - Биологические антенны, я уверена.
Может быть, какие-либо органы чувств. Голова здесь выглядит как простой
шарик. И все, которые я видела, были такими. Ни глаз, ни ушей, ни рта, ни
носа. Может быть, антенны давали им весь объем чувственной информации,
который им был сколько-нибудь нужен. Может быть, их головы и были просто
шарами, подпорками для антенны. И хвост. Вы здесь не можете разобрать, но
хвост пушистый. Остальная часть тела, или то, что я смогла из нее
разобрать на других виденных мной изображениях, всегда неясна по части
деталей - нечто вроде тела вообще. Конечно, мы не можем быть уверены, что
они действительно так выглядели. Все это может оказаться не более, чем
символом.
- Исполнение довольно жалкое, - заметил Хортон. - Грубое и
примитивное. Не думайте ли вы, что народ, способный сконструировать
тоннели, мог получше нарисовать себя?
- Я об этом тоже думала, - ответила Элейна. - Может быть, рисовали не
они. Может быть, у них совсем не было чувства прекрасного. Может быть,
исполняли эти предметы другие народы, посторонние. Может быть, и рисовали
они не по настоящим знаниям, а по мифам. Может быть, миф о строителях
тоннелей сохранился везде по большей части галактики, и его в общих чертах
разделяют множество различных народов, много разных расовых памятей,
продолжающихся столетиями.
16
Вонь пруда была ужасающей, но когда Хортон приблизился, она,
казалась, уменьшилась. Первый ее слабый вдох был хуже, чем здесь, у самого
края воды. Может быть, сказал он себе, это пахнет хуже, когда начинает
разрежается и рассеивается. Здесь, где испарения гуще, зловоние
сдерживается и смазывается другими составляющими, которые его
уравновешивают.
Пруд, как он видел, был несколько больше, чем показался ему, когда он
впервые его увидел от разрушенного поселения. Он лежал покойно, без ряби.
Береговая линия была чиста; никакой поросли, камышей или иной
растительности к ней не прибилась. Не считая нескольких ручейков песка,
принесенного сверху стекающей водой, берег состоял из гранита. Пруд,
очевидно, размещался в чашеобразной полости в скальной основе. И вода, так
же, как берег, была чиста. На ней не было пены, как того можно было бы
ждать и вообще никакая жизнь, не могла существовать в пруду. Но несмотря
на свою чистоту, он не был прозрачным. Он словно заключал в себе угрюмую
черноту. Он не был ни синим, ни зеленым - он был почти черным.
Хортон стоял на каменном берегу, держа в руке остатки мяса. Вокруг
пруда, его чаши ощущалась некая хмурость, располагающая к меланхолии, если
не к настоящему страху. Это удручающее место, сказал он себе, но оно не
совсем лишено очарования. Это место такого рода, где человек съеживается и
ему в голову приходят болезненные мысли - болезненные и романтические.
Живописец, возможно, мог бы воспользоваться им, как моделью, чтобы
написать холст с видом одинокого озера, ухватив в его расположении чувство
одинокой потерянности и отрыва от реальности.
"Мы все затеряны." Так написал Шекспир в этом длинном отрывке в конце
"Перикла". Он писал всего лишь в иносказательном смысле, но здесь, меньше,
чем в миле от того места, где он писал этот отрывок при мерцающем огоньке
самодельной свечи, находилась та самая затерянность, о которой он писал.
Он писал хорошо, этот странный человек из какого-то иного мира, подумал
