обыкновенно выглядит, как чешуйки, а листья в основном имеют цвет черный и
пурпурный вместо зеленого. Под деревьями лесной пейзаж выглядел довольно
открытым, лишь с изредка разбросанными там и сям тонкими, хрупкого вида
кустами. Временами по земле проносились проворные создания, шнырявшие
среди множества опавших ветвей, но Картер ни разу их не смог хорошо
рассмотреть.
Тут и там из склона холма выступали скальные выходы, а когда они
спустились по второму холму и пересекли небольшой, но бурный ручей, на
противоположном берегу встал невысокий гребень. Плотоядец привел их туда,
где тропа уходила в разлом посреди каменной стены, и они вскарабкались по
углубленной в камень тропе. Картер заметил, что гребень был чистым
пегматитом, без признака осадочных наслоений.
Они поднялись на обрыв и оказались на холме, поднимавшемся к новому
гребню, выше того двойного, который они только что пересекли. У вершины
гребня проходил низкий скалистый выступ с россыпью валунов. Плотоядец
уселся на каменную плиту и похлопал возле себя, приглашая Хортона
присесть.
- Здесь мы передохнем и восстановим дыхание, - сказал он. - Земля
здесь вокруг неровная.
- Далеко еще? - спросил Картер.
Плотоядец помахал пучком щупалец, служившим ему рукой.
- Еще два холма, - сказал он, - и мы почти на месте. Вас, кстати, не
захватил божий час вчера ночью?
- Божий час?
- Так его называл Шекспир. Что-то опускается и касается. Словно
кто-то есть рядом.
- Да, - подтвердил Хортон, - он нас застал. Ты нам можешь сказать,
что это?
- Не знаю, - ответил Плотоядец, - и мне это не нравится. Оно тебя
открывает до брюха. Потому-то я и оставил вас столь внезапно. Очень уж оно
меня пробирает. Прямо водой делает. Но я все же чересчур задержался. Меня
захватило по пути домой.
- Ты хочешь сказать, знал, что оно наступит?
- Это бывает каждый день. Или почти каждый. Бывает время, не очень
длительное, когда это вовсе не приходит. Оно сдвигается по суткам. Теперь
это наступает по вечерам. Каждый раз чуточку позже. Сдвигается через день
к ночи. Все время меняет свой час, но изменение очень маленькое.
- Оно все время приходит, пока ты здесь?
- Все время, - подтвердил Плотоядец. - Не оставляет в покое.
- У тебя нет представления, что это?
- Шекспир говорил, это что-то из космоса. Он говорил, что оно
работает, как нечто отдаленное в пространстве. Приходит, когда та точка
планеты, на которой мы стоим, поворачивается к какому-то месту далеко в
космосе.
Никодимус, рыскавший по каменному уступу, вдруг нагнулся и подобрал
обломок камня. Теперь он гордо возвращался к ним, держа в ладони несколько
камешков.
- Изумруды, - сказал он. - Вымыты эрозией и лежат на земле. В породе
есть и еще.
Он протянул их Хортону. Хортон рассмотрел их поближе, держа на
ладони, попробовал указательным пальцем.
Плотоядец заглянул ему через плечо.
- Милые камешки, - сказал он.
- Черт возьми, - сказал Хортон. - Больше, чем милые камешки. Это
изумруды. - Он поднял взгляд на Никодимуса. - Как ты узнал их? - спросил
он.
- На мне минералогический трансмог, - ответил робот. - Я вставил
трансмог инженера и осталось место еще для одного, вот я и поставил
минералогический...
- Минералогический трансмог! На кой черт тебе минералогический
трансмог?
- Каждому из нас, - с достоинством отвечал Никодимус, - позволили
взять один трансмог для хобби. Ради нашего личного удовольствия. Были
марочные трансмоги и шахматные, и множество других, но я решил, что
трансмог собирателя камней...
Хортон ткнул пальцем в изумруды.
- Говоришь, здесь есть и еще?
- Подозреваю, - сообщил Никодимус, - что нам повезло. Изумрудные
копи.
- Как повезло? О чем ты говоришь? - возроптал Плотоядец.
- Он прав, - подтвердил Хортон. - Весь этот холм может оказаться
залежью изумрудов.
- Эти славные камешки чего-то стоят?
- У моего народа - стоят очень много.
- Никогда не слыхал ничего подобного, - заявил Плотоядец. - По мне,
это выглядит безумием. - Он сделал презрительный жест в сторону изумрудов.
- Всего лишь хорошенькие камешки, приятные для глаз. Но что с ними делать?
- Он не торопясь встал. - Идем дальше, - заявил он.
- Отлично, идем, - согласился Хортон. Он протянул изумруды
Никодимусу.
- Но мы должны осмотреться...
- Попозже, - сказал Хортон. - Они никуда отсюда не денутся.
- Нам нужно произвести обследование, чтобы Земля...
- Земля более не берет в расчет никого из нас, - ответил Хортон. - Вы
с Кораблем полностью это прояснили. Что бы ни случилось, чего бы ни нашли,
Корабль не вернется.
- Вы говорите так, что я не могу воспринять, - пожаловался Плотоядец.
- Прости, - извинился Хортон. - Это небольшая личная шутка. Не стоит
объяснять.
Они спустились по холму и пересекли еще одну долину, потом вновь
поднялись на холм. На сей раз остановок на отдых не было. Солнце поднялось
повыше и развеяло часть лесной угрюмости. День теплел.
Плотоядец продвигался вперед неуклюжим, но целеустремленным шагом,
который, казалось, вовсе его не затруднял; Хортон пыхтел следом, а
Никодимус плелся в хвосте. Глядя на их спутника, Хортон попытался
составить представление о том, что за существо Плотоядец. Он, конечно,
лопух - в этом сомнения никакого - но злой, способный на убийство лопух,
который может стать опасен. Он казался довольно дружелюбным с его
непрерывной болтовней о старом друге Шекспире, но за ним следует
наблюдать. Пока что он не выказывал никаких признаков, кроме
простодушно-доброго настроения. Не подлежало сомнению, что пристрастие,
питаемое им к этому человеку - Шекспиру - могло быть только подлинным,
хотя Хортона и глодал еще вопрос о его словах насчет съедения Шекспира.
Непонимание Плотоядцем ценности изумрудов было забавным. Казалось
невозможным, чтобы какая-нибудь культура не осознала ценности драгоценных
камней, если то не была культура, лишенная концепции украшения.
С последнего холма, на который они взобрались, спуск вел не в долину,
а в чашеобразное углубление, окаймленное холмами. Плотоядец остановился
так внезапно, что Хортон, идущий следом, натолкнулся на него.
- Вот он и есть, - произнес Плотоядец, указывая рукой. - Вы можете
увидеть его отсюда. Мы почти на нем.
Хортон посмотрел туда, куда он указывал. Он не видел ничего, кроме
леса.
- Вот это белое? - спросил Никодимус.
- Оно, - с удовольствием подтвердил Плотоядец. - Это оно, его
белизна. Я поддерживаю ее в виде чистом и белом, соскабливая растения, что
пытаются возрасти на ней, и вытирая пыль. Шекспир называл ее греческой.
Можете ли вы мне сказать, сэр или робот, что означает - греческий? Я
осведомлялся у Шекспира, но он только смеялся, тряс головой и рассказывал,
что это чересчур длинная история. Я временами думал, что он и сам не знал.
Просто пользовался словом, которое слышал.
- Слово "греческий" происходит от человеческого народа, называемого
греками, - ответил Хортон. - Они достигли величия много сот лет назад.
Здания, возведенные так, как они их некогда возводили, называют
построенными в греческом стиле. Это очень общий смысл. В греческой
архитектуре много разных элементов.
- Построено попросту, - сказал Плотоядец. - Стены, дверь да крыша.
Только и всего. Однако ж, хорошее обиталище для жилья. Крепкое против
дождя и ветра. Вы все не видите его?
Хортон покачал головой.
- Скоро увидите, - пообещал Плотоядец. - Мы будем там очень скоро.
Они спустились по склону, и у подножия его Плотоядец снова
остановился. Он указал на тропу.
- Вот сюда - домой, - сказал он. - Туда - всего шаг-другой - к ручью.
Хотите добрый глоток воды?
- Я не прочь, - согласился Хортон. - Прогулочка была выматывающая. Не
слишком-то далеко, зато все вверх да вниз.
Ручей изливался из склона холма в окаймленный скалами бассейн; из
бассейна вода лилась крошечным журчащим ручьем.
- Вы пойдете первым, - сказал Плотоядец. - Вы мой гость. Шекспир
говорил, что гости все делают первыми. Я был гостем Шекспира. Он попал
сюда раньше меня.
Хортон встал на колени и оперся на руки, опустив голову, чтобы
напиться. Вода была такой холодной, что словно обожгла горло. Сев, он
остался на корточках, пока Плотоядец встал на четвереньки, опустил голову
и пил - не по-настоящему, а лакал воду, как кот.
Сидя на корточках, Хортон впервые как следует увидел и оценил мрачную
красоту леса. Деревья были толстые и даже при солнечном свете темные. Хотя
деревья и не были хвойными, лес напомнил ему мрачный сосновый бор в земных
северных странах. Вокруг ручья росли, протягиваясь вверх по склону холма,
на котором они стояли, заросли кустов, футов трех в высоту, все
кроваво-красного цвета. Он не мог припомнить, чтобы видел где-нибудь хоть
один цветок или бутон, и сделал заметку в уме, чтобы спросить об этом
попозже.
На полпути назад по тропе Хортон, наконец, увидел строение, которое
пытался показать ему Плотоядец. Оно стояло на возвышении посреди небольшой
поляны. Выглядело оно действительно по-гречески, хотя и не имело признаков
архитектуры греческого или любого другого типа. Небольшое и выстроенное из
белого камня, очертания простые и строгие, но отчего-то казалось, что
выглядит оно, как коробка. Не было портика, не было вообще никаких
излишеств - просто четыре стены, дверь без украшений и не очень высокая
двухскатная крыша с маленьким коньком.
- Шекспир жил здесь, - когда я пришел, - сказал Плотоядец. - Я
поселился с ним. Мы хорошо проводили здесь время. Планета эта - сущее
охвостье, но счастье приходит изнутри.
Они пересекли поляну и поднялись к зданию, шагая все трое рядом.
Когда оставалось всего несколько футов, Хортон посмотрел вверх и увидел
нечто, ускользнувшее от него ранее - его выбеленная поверхность терялась
на белизне камня. Хортон в ужасе остановился. Над дверью был прикреплен
человеческий череп, ухмылявшийся им сверху.
Плотоядец увидел, на что он смотрит.
- Шекспир просит нас пожаловать, - сказал он. - Это череп Шекспира.
Глядя со страхом, как зачарованный, Хортон увидел, что у Шекспира не
хватает спереди двух зубов.
- Нелегко было укрепить там Шекспира, - продолжал Плотоядец. - И
нехорошее место для хранения, потому что кости скоро выветриваются и
выпадают, но он так просил. Череп над дверью, сказал он мне, а кости
развешать в мешочках внутри. Я сделал, как он меня просил, но то была
грустная работа. Я делал ее без удовольствия, но из чувства дружбы и
долга.
- Шекспир просил, чтобы ты сделал это?
- Да, конечно. Вы думаете, я это сам придумал?
- Не знаю, что и подумать.
- Таков способ смерти, - пояснил Плотоядец. - Съесть его, когда он
умирает. Обязанности священника, как он объяснил. Я сделал, как он сказал.
Я обещал, что не подавлюсь, и не подавился. Я крепился и съел его,
несмотря на дурной вкус, до последнего хрящика. Я старательно обгладывал
его, пока не остались одни только кости. Это было больше, чем я хотел бы
съесть. Брюхо чуть не лопалось, но я продолжал есть, не останавливаясь,
пока он весь не кончился. Я сделал это правильно и должным образом. Я
сделал это со всем благочестием. Я не опозорил своего друга. У него не
было друзей, кроме меня.
- Это может быть, - сказал Никодимус. - Человеческая раса могла
приобрести какие-нибудь своеобразные представления. Один друг переваривает
