случае, я думаю - свободным сознанием, отъединенным от времени и
пространства, способным переместиться куда угодно, а может быть и когда
угодно, куда мы пожелаем, не говоря уже обо всем остальном; поднявшимся
над ограничениями, наложенными на нашу плоть."
"Ты нас недооцениваешь, - сказал ученый. - Мы провели в нашем
теперешнем состоянии только тысячелетие. Дай нам еще тысячу лет, дай нам
еще десять тысячелетий..."
"Но это будет нам чего-то стоить, - сказала гранд-дама. - Это не
придет задаром. Какую цену бы, предложили вы, сэр Монах, за это?"
"Мой страх, - ответил монах, - Я отдаю свой страх и буду рад этому.
Это не цена. Но это все, что у меня есть. Все что я могу предложить."
"А я - свою стервозную гордыню, а наш мастер Ученый - свой эгоизм.
Ученый, отдадите свой эгоизм?"
"Это придет трудно, - сказал ученый. - Может быть, наступит время,
когда я не буду нуждаться в своем эгоизме."
"Ну, - сказал монах, - у нас есть еще Пруд и божий час. Может быть
они дадут нам моральную поддержку, а может быть, и какой-нибудь стимул -
даже если это будет стимул убраться от них подальше."
"Я думаю, - сказала гранд-дама, - что мы в конце концов так и
сделаем. Не уберемся, как вы говорите, от кого-то подальше. Я думаю, что в
конце концов, то, чего мы хотим - убраться от себя. Мы скоро так устанем
от собственных крошечных "я", что будем рады слиться с двумя другими. И
может быть, мы в конце концов достигнем того благословенного состояния,
когда у нас вовсе не будет "я"."
31
Никодимус ждал возле угасшего костра, когда Хортон вернулся от Пруда.
Робот упаковал тюки и сверху на них лежал томик Шекспира. Хортон заботливо
опустил кувшин, оперев его на тюки.
- Хотите взять еще чего-нибудь? - спросил Никодимус.
Хортон покачал головой.
- Книга и кувшин, - ответил он. - По-моему, это все. Керамика,
которую собирал Шекспир, ничего не стоит в создавшемся положении. Не
больше, чем сувениры. Когда-нибудь сюда явиться кто-то еще, люди или же
нет, и они предпримут изучение города. Люди более, чем вероятно. По
временам кажется, что наш вид почти фатальную привязанность к прошлому.
- Я могу нести оба тюка, - сказал Никодимус, - и книгу тоже. Несите
этот кувшин, вам нельзя себя обременять.
Хортон ухмыльнулся.
- Я страшно боюсь где-нибудь по дороге за что нибудь зацепиться. Я не
могу этого позволить. Я взял Пруд под опеку и не могу допустить, чтобы с
ним что-нибудь случилось.
Никодимус сощурился на кувшин.
- У вас там его немного.
- Достаточно, вероятно, пузырька, пригоршни его было бы вполне
достаточно.
- Я не совсем понимаю, зачем все это, - заметил Никодимус.
- Я тоже, - ответил Хортон, - кроме того у меня чувство, будто я несу
кувшин друга, я там, в завывающей дикости космоса, человек не может
просить ничего большего.
Никодимус встал с кучи хвороста, на которой сидел.
- Берите кувшин, - сказал он, - а я взвалю на себя остальное. Больше
нас здесь ничего не держит.
Хортон даже не двинулся, чтобы взять кувшин. Он стоял там, где и был
и не спеша оглядывался.
- Я чувствую, что мне этого не хочется, - сказал он. - Словно
осталось еще, что-то сделать.
- Вам не недостает Элейны, - сказал Никодимус. - Славно было бы, будь
она с вами.
- И это тоже, - согласился Хортон. - Да, мне ее не достает. Трудно
было стоять и смотреть, как она уходит в тоннель. И кроме того, есть он, -
Хортон указал на череп, висящий над дверью.
- Мы не можем его забрать, - сказал Никодимус. - Этот череп
рассыплется от прикосновения. Он и там-то провисит не долго. Когда-нибудь
подует ветер...
- Я не это имел в виду, - сказал Хортон. - Он был здесь один так
долго. А теперь мы снова оставляем его в одиночестве.
- Плотоядец остался здесь, - сказал Никодимус.
Хортон с облегчением согласился:
- Верно. Об этом я не подумал.
Он нагнулся и поднял кувшин, заботливо прижав его к груди. Никодимус
взвалил на спину тюки и сунул под мышку книгу. Повернувшись, он направился
вниз по тропе; Хортон последовал за ним.
У поворота Хортон повернулся и посмотрел назад, на греческий домик.
Хорошенько ухвативши кувшин рукой, он поднял другую прощальным жестом.
Прощай, сказал он без слов, мысленно. Прощай, старый штормовой
альбатрос - храбрец, безумец, затерянный.
Быть может, то была игра бликов света. А может что-то еще.
Не в любом случае, как бы то ни было - Шекспир подмигнул ему со своей
позиции над дверью.
Клиффорд Саймак. Планета Шекспира.
перевод с англ. - ?
Clifford Simak. Shakespear's Planet.
