помогать нам вести переговоры.
- Здравствуйте, сэры,- солидно и дружелюбно промолвил мистер
Смит.
Из задних рядов кто-то выкрикнул:
- Нам тут не слышно!
- Есть микрофон,- сказав Барнс.- Вы не возражаете?
- Кидайте сюда,- сказал я.
Барнс бросил микрофон, я подхватил его на лету. Провод
протянулся сквозь барьер. Со своего места я видел рупоры, установленные
на обочине.
- Пожалуй, можно начинать,- сказал Барнс.- От властей мы,
понятно, информацию получили, вам незачем повторять все, что вы им
раньше рассказывали. Но есть кое-какие вопросы. И даже много вопросов.
Кверху взметнулась добрая дюжина рук.
- Давайте им слово по одному,- предложил Барнс.
Я кивнул долговязому сухопарому субъекту.
- Благодарю вас, сэр. Калеб Риверс, от №Канзас-Сити стар¤,-
представился он.- Насколько мы понимаем, вы сейчас выступаете от лица -
как бы это выразиться? - от лица другого народа, от населения другого
мира. Не могли бы вы точнее определить свое положением. Выступаете вы
как их официальный представитель, или неофициальный оратор, или своего
рода посредник? Этого нам пока никто не разъяснил.
- Я отнюдь не официальное лицо. Вы что-нибудь слыхали про
моего отца?
- Да,- сказал Риверс,- нам говорили, что он нашел какие-то цветы и
очень заботливо за ними ухаживал. Но согласитесь, мистер Картер, что это,
мягко говоря, еще не делает вас пригодным для роли, которую вы сейчас
играете.
- Ни для какой я роли не пригоден. Скажу по совести, эти
пришельцы вряд ли могли выбрать худшего представителя. Но тут есть два
обстоятельства, с которыми волей- неволей надо считаться. Во-первых,
кроме меня, никого нет под рукой, я - единственный человек, который
побывал в том мире. Во- вторых, и это очень важно, они мыслят не так, как
мы, они просто не могут думать по- нашему. То, что с их точки зрения
разумно и логично, с нашей, может быть, просто глупо. И наоборот, наши
самые блестящие рассуждения могут им показаться вздором.
- Понимаю,- сказал Риверс.- Но, хотя вы откровенно признаете, что
не годитесь на роль дипломата и посредника, вы все же за нее взялись. Не
объясните ли нам, почему именно?
- У меня нет другого выхода. Положение таково, что надо
попытаться поскорее установить хоть какое-то взаимопонимание между
нами и тем народом. Не то начнется хаос, и тогда с ним уже не совладать.
- Что вы имеете в виду?
- Сейчас весь мир напуган,- сказал я.- Нужно как-то объяснить, что
же происходит. Нет ничего хуже бессмысленных случайностей,
беспричинных страхов, а покуда тот народ считает, что для
взаимопонимания что-то делается, они, я думаю, оставят этот барьер как
есть и ничего другого не предпримут. Сейчас они, по-моему, ничего нового
не затевают. Я надеюсь, что положение хуже не станет, а тем временем,
может, мы с ними до чего-нибудь и договоримся.
Мне махали руками другие репортеры, и я дал одному знак
говорить.
- Фрэнк Робертс от №Вашингтон пост¤,- представился он.- У меня
вопрос относительно этих переговоров. Насколько я понял, чужаки хотят
получить доступ в наш мир, а взамен предлагают нам пользоваться
богатым запасом знаний, собранных ими за долгое время.
- Все правильно,- сказал я.
- Для чего им нужно, чтобы мы их к себе пустили?
- Я и сам не вполне понимаю. Видимо, только через нашу Землю
они могут двигаться дальше, в другие миры. Похоже, что все эти смежные
миры расположены в определенном порядке и надо идти подряд,
перескакивать нельзя. Честно признаюсь, вся эта премудрость мне не по
зубам. Сейчас можно сделать только одно: согласиться вести с ними
переговоры.
- Кроме общего предложения вступить в переговоры, вам не
известны какие-либо конкретные условия?
- Нет. Может, какие-то условия и существуют. Но я их не знаю.
- Однако сейчас у вас есть... ну, скажем, советник. Нельзя ли задать
вопрос непосредственно этому вашему мистеру Смиту?
- Вопрос? - встрепенулся Смит.- Принимаю ваш вопрос!
Он явно обрадовался, что и на него обратили внимание. Не без
опаски я передал ему микрофон.
- Говорите прямо в эту штуку,- предупредил я его.
- Знаю. Я наблюдал.
- Вы отлично владеете нашим языком,- сказал ему корреспондент
№Вашингтон пост¤.
- Немножко. Механизм учил меня.
- Можете вы что-нибудь прибавить относительно особых условий?
- Не ухватываю,- сказал Смит.
- Есть ли какие-то условия, на которых вы и все народы других
миров будете настаивать, прежде чем прийти к соглашению с нами?
- Единственно только одно.
- Какое же?
- Проливаю свет. У вас есть явление, называется война. Очень
плохо, конечно, но можно исправить. Рано или поздно народы вырастают
из детства и перестают играть войной.
Он помолчал, обвел всех взглядом. Журналисты молча ждали.
Наконец кто-то - не корреспондент №Вашингтон пост¤ - сказал:
- Да, конечно, в войне хорошего мало, но при чем тут...
- Сейчас отвечаю,- сказал Смит.- У вас очень много
расщепительного... не отыскиваю слово...
- Расщепляющихся материалов,- подсказал кто-то.
- Совсем верно. Расщепляющиеся материалы. У вас их много. Так
один раз было в одном другом мире. Когда мы пришли, уже ничего не
осталось. Никого живого. Нигде совсем ничего. Было так печально. Всякая
жизнь погублена и кончена. Мы опять устроили там жизнь, но об этом так
печально думать. Не должно случиться здесь. Значит, мы необходимо
настаиваем: такие расщепляющиеся материалы разделить далеко, в разных
местах, в каждом месте немножко.
- Э, постойте-ка! - закричал кто-то из репортеров.- Вы требуете
разделить расщепляющиеся материалы. Как я понимаю, вы хотите, чтобы
мы рассредоточили запасы, разобрали бомбы и чтобы в одном месте могло
храниться лишь самое ничтожное количество. Чтобы нельзя было собрать
никакой бомбы, так, что ли?
- Вы очень скоро понимаете,- сказал Смит.
- А откуда вы узнаете, что материалы и вправду рассредоточены?
Может, какое- нибудь государство скажет, что оно выполнило ваше
условие, а на самом деле все останется, как было? Почем знать? Как вы это
проверите?
- Будем наблюдать.
- У вас есть способ как-то обнаружить расщепляющиеся
материалы?
- Так, совсем правильно,- подтвердил Смит.
- Ну, даже если вы будете знать... скажем так: вы обнаружили, что
где-то остались большие количества, не рассредоточенные... и как вы
поступите?
- Распустим их в воздух,- скамью Смит.- Очень громко обезвредим.
- Но...
- Мы назначаем окончательное время. Непременно в такой день все
запасы разделить. Пришел такой день, и в некотором месте запасы все
равно есть, тогда они авто... авто...
- ...автоматически.
- Спасибо, очень добрый. Это самое слово, никак не мог достать.
Они автоматически взрываются в воздух.
Настила неловкое молчание. Я понимал, репортеры гадают: может,
их провели, разыграли? Может, они просто попались на удочку ловкого
мошенника в каком-то дурацком жилете?
- Уже наш механизм совсем точно показывает, где есть все
запасы,- небрежно заметил Смит.
- Ах, черт меня подери! - охрипшим от волнения голосом
выкрикнул кто-то. - Та летучая машинка времени!
И тут они как с цепи сорвались - наперегонки бросились к своим
машинам. Никто нам больше слова не сказал, никто и не подумал с нами
попрощаться: они спешили сообщить миру новость.
Ну, вот и все, подумал я с горечью. Я был точно выжатый лимон.
Теперь пришельцы вольны нагрянуть к нам, когда им вздумается и
как вздумается, человечество будет в восторге. Они не могли бы найти
лучшего способа добиться своего - никакие доводы, уговоры, никакие
посулы и приманки не принесли бы им такого быстрого и верного успеха.
Эта новость вызовет бурю ликования во всем мире, миллионы людей
потребуют, чтобы их правительства немедля согласились на это
единственное выставленное пришельцами условие, и никто не станет
слушать никаких здравых и трезвых советов.
Любое соглашение между нами и пришельцами, если это не пустые
слова, а договор, который можно осуществить на деле, непременно должно
бы строиться на практической, реальной основе, чтобы было какое-то
равновесие и возможность проверки. Каждая сторона обязуется внести свой
вклад - и твердо знает, что, нарушив обязательства, неминуемо должна
будет понести определенное наказание. А теперь конец всякому равновесию
и всякой проверке, дорога пришельцам открыта. Они предложили то
единственное, чего жаждали народы - не правительства, а именно народы,
во всяком случае, верили, что жаждут этого превыше всего на свете - и,
конечно, будут этого требовать, и ничем их не остановишь.
И все это обман. Меня обманом заставили пронести на Землю ту
машинку, меня прижали к стене, так что поневоле пришлось просить о
помощи,- и помощь явилась в лице этого самого Смита, по крайней мере он
в ней участвует. И его сообщение о единственном условии пришельцев тоже
едва ли не обман. Все это старо, как мир. Люди ли, пришельцы ли - все
одинаковы. Если чего захочется позарез - добывают правдами и
неправдами, не стесняются, тут уж все средства хороши.
Где нам с ними тягаться. Они с самого начала умели нас
перехитрить, а теперь мы и вовсе выпустили вожжи из рук, и на этом Земле
- крышка.
Смит удивленно смотрит вслед убегающим репортерам.
- Что такое?
Будто не понимает. Ох, свернуть бы ему шею...
- Идем,- сказал я.- Отведу вас в муниципалитет. Ваш приятель
сейчас там лечит людей.
- Но почему так бегут? Почему так кричат? Какая причина?
- Еще спрашивает!- сказал я.- Вы же сами заварили эту кашу.
2З.
Я вернулся домой - и застал там Нэнси, она ждала меня, сидя на
крыльце. Она вся сжалась, затаилась, одна против всего мира. Я увидал ее
издали и ускорил шаг, никогда в жизни я так ей не радовался. Во мне все
смешалось: и радость, и смирение, и такая нахлынула безмерная, еще ни
разу не испытанная нежность, что я едва не задохнулся.
Бедная девочка! Нелегко ей. Дня не прошло, как она вернулась
домой, и вдруг в ее родном доме, в том Милвиле, какой она помнила и
любила, все полетело в тартарары.
Из сада, где, наверно, все еще росли на кустиках крохотные
пятидесятидолларовые бумажки, донесся крик.
Я отворил калитку, услыхал этот яростный вопль да так и застыл.
Нэнси подняла голову и увидела меня.
- Это ничего, Брэд,- успокоила она.- Это просто Хайрам. Хигги
велел ему сторожить деньги. А в сад все время лезут ребятишки, знаешь,
мелюзга лет по восемь, по десять. Им только хочется сосчитать, сколько
денег на каждом кусте. Они ничего плохого не делают. А Хайрам все равно
их гоняет. Знаешь, иногда мне его жалко.
- Хайрама жалко? - изумился я. Вот уж не ждал: по-моему, можно
пожалеть кого угодно, только не Хайрама.- Да он же просто болван и гад.
- Но этот болван и гад что-то хочет доказать всему свету, а что - и
сам не знает.
- Что у него силы, как у быка...
- Нет,- сказала Нэнси,- совсем не в том суть.
Из сада во весь дух выбежали два мальчугана и мигом скрылись в
конце улицы. Хайрама не было видно. И вопли затихли. Он свое дело
сделал: прогнал мальчишек.
Я сел на ступеньку рядом с Нэнси.
- Брэд,- сказала она.- Все очень нехорошо. Все идет как-то не так.
Я только головой мотнул: конечно, она права.
- Я была в муниципалитете,- продолжала Нэнси.- Там это ужасное
существо, эта сморщенная обезьяна всех лечит. Папа тоже там. Помогает.
А я просто не могла оставаться. Это невыносимо.
- Ну, что уж тут такого плохого? Этот... это существо - называй как
хочешь,- вылечил нашего дока Фабиана. Док опять на ногах, бодрый, будто
заново родился. И у Флойда Колдуэлла больше не болит сердце, и...
Ее передернуло.
- Вот это и ужасно. Они все как будто заново родились. Стали
крепче и здоровей, чем когда-либо. Он их не лечит, Брэд, он их чинит, как
машины. Колдовство какое-то. Даже непристойно. Какой-то сухой,
морщинистый карлик оглядывает людей, не говоря ни слова, просто
обходит кругом и оглядывает со всех сторон, и совершенно ясно, что он их
