вернее сказать - столкнулось) с иным разумом.
Правда, мы всегда рассуждали либо о пришельцах из космоса,
либо о встрече с чужим разумом с какой-нибудь далекой планеты. А тут
пришельцы не из пространства, но из времени, или, во всяком случае, из-за
барьера времени.
А не все ли равно? Из пространства ли, из времени ли -
осложнения те же. Вот он пришел - час, когда человеку предстоит
величайший в истории экзамен, и провалиться нельзя.
Я собрал посуду и стал подниматься по тропинке. Таппер еще спал,
но больше не храпел. Он по-прежнему лежал на спине, пальцы ног все так
же торчали в небо.
Солнце клонилось к закату, но жара не спадала, в воздухе - ни
ветерка. И лиловые цветы на склонах холмов недвижны.
Я стоял и смотрел на них - цветы как цветы, милые, невинные,
словно бы ничего не обещают и ничем не грозят. Просто луг, поросший
цветами,- все равно как ромашками или нарциссами. Мы, люди, искони
привыкли к цветам и ничего худого от них не ждем. Они безличны, они
ничего не значат, радуют глаз яркими красками - и только.
Вот в том-то и загвоздка, в голове никак не укладывается, что эти
Цветы - не просто цветы. Не верится, будто они - разумные существа, будто
за ними стоит нечто значительное, весомое. Трудно принять их всерьез, а
надо, ибо по-своему они столь же разумны, как люди, а быть может, и
разумнее.
Я оставил посуду у костра и начал медленно подниматься в гору.
На ходу я раздвигал и мял цветы, а некоторые раздавил, но просто
невозможно было пройти, не растоптав ни одного цветка.
Непременно надо будет еще с ними поговорить. Как только Таппер
отдохнет, я опять с ними потолкую. Столько всего надо выяснить, во
многом разобраться. Если Цветам и людям придется существовать бок о
бок, необходимо достичь взаимопонимания. Ну-ка, попробуем вспомнить
все, о чем мы говорили, в чем же она была, скрытая угроза, ведь была же
она? Но хоть убей, сколько ни вспоминаю, в том, что я слышал, никакой
угрозы нет.
Вот и вершина холма, с нее далеко видна волнистая лиловая
низина. Огибая косогор, бежит ручеек, вьется меж холмами и чуть
подальше впадает в реку. Бежит, прыгает по камешкам, мне отсюда
слышен его серебряный лепет.
Я стал медленно спускаться к ручью - и на другом берегу, у
подножья нового холма, увидел какой-то бугор, что-то вроде насыпи.
Прежде я ее не замечал - вероятно, косые закатные лучи падали так, что
она не бросалась в глаза.
Просто бугор, ничем не примечательный, но он как-то не
сочетается со всем окружающим. Здесь, посреди цветущей холмистой
равнины, он торчит отдельно, сам по себе, словно горбатый урод,
оставшийся от иных времен.
Я спустился к ручью и перешел его вброд - здесь было мелко, вода
покрывала полосу блестящей гальки всего лишь дюйма на три.
У самого края воды, наполовину выступая из береговой кручи,
торчала каменная глыба. Совсем как скамья - я уселся и поглядел на реку.
Солнце отсвечивало в воде, мельчайшая рябь искрилась алмазами, в
воздухе серебром рассыпались переливчатые трели ручья.
В том мире, где остался Милвил, на этом месте никакого ручья нет;
а впрочем, через луг Джека Диксона проходит высохшее русло и порой в
него просачивается вода из болота, что за лачугой Шкалика. Может, и там,
возле Милвила, в старину был такой ручеек, а потом появился пахарь с
плугом, началась эрозия почвы и облик всей местности переменился.
Так я сидел, околдованный алмазным сверканьем и звоном ручья.
Наверно, вот так, в теплых лучах заходящего солнца, под защитой холмов
можно сидеть целую вечность.
Бездумно, от нечего делать я коснулся ладонями камня, на котором
сидел, и начал его поглаживать. Руки должны бы мигом подсказать мне,
что поверхность у камня какая-то странная, но я так поглощен был солнцем
и ручьем, что лишь через несколько минут странность эта дошла до моего
сознания.
Я и тут не вскочил, я по-прежнему сидел и кончиками пальцев
водил взад и вперед по камню, но теперь и не глядя убеждался: ошибки нет,
на ощупь ясно - это не просто каменная глыба, а обтесанная плита.
Наконец, я поднялся и посмотрел - да, сомнений нет. Передо мною
квадратная плита, кое-где еще видны знаки от удара зубилом. И на одном
углу сохранились следы хрупкого вещества - должно быть, некогда это
было подобие цемента.
Разглядев все это, я выпрямился и отступил, пришлось войти в
ручей, вокруг щиколоток заплескалась вода.
Не просто глыба, не какой-нибудь валун, а каменная плита!
Обтесанная плита со следами зубила и с остатками цемента по краю!
Значит, Цветы - не единственные обитатели этой планеты. Есть и
другие или были когда-то. Существа, которые умели строить из камня и
придавали камню нужную форму и размеры при помощи орудий.
Я поднял глаза от каменной плиты к тому бугру у края воды - из
него выступали и еще такие же плиты. Я застыл на месте и, позабыв о
солнечных бликах, о серебряной песне ручья, обвел взглядом проступавшие
из земли плиты - все ясно, некогда здесь была стена.
Так, стало быть, этот бугор - не прихоть природы. Это -
свидетельство, что в давние времена здесь потрудились существа, которые
умели строить, умели пользоваться орудиями и инструментами.
Я вышел из ручья и взобрался на бугор. Камни невелики и никак не
украшены - только следы зубила да кое-где остатки скреплявшего плиты
цемента. Видно, когда-то здесь стояло здание. Или, может быть, ограда.
Или памятник.
Я опять начал спускаться к ручью, держа чуть ниже того места, где
переходил его вброд; склон был крутой, и я спускался медленно,
осторожно, тормозя руками - не ровен час, сорвешься.
И тут, прижимаясь всем телом к откосу, чтобы не упасть, я набрел
на кость. Должно быть, дождь и ветер совсем недавно высвободили ее из-
под слоя почвы, и теперь ее укрывали только лиловые цветы. Если бы не
чистая случайность, я, скорее всего, прошел бы мимо. Сперва я ее не
разглядел, заметил только: в земле что-то тускло белеет. Сполз по склону -
и лишь тогда увидел кость, вновь подтянулся повыше и вытащил ее.
Когда я сжал ее, пальцы мои словно пылью покрылись - верхний
слой изъело время,- но сама кость не сломалась.
Чуть изогнутая и призрачно белая, белая как мел.
Я повертел ее в руках: похоже, что это ребро, и, может быть, судя
во форме и размеру, человеческое,- впрочем, тут моих знаний не хватает,
могу и ошибиться.
Если эта кость и вправду сходна с человеческой, значит, когда-то
здесь жили существа, напоминающие людей. Но тогда, может быть, здесь и
поныне обитает какое-то подобие человечества?
Планета, населенная цветами... никакой иной жизни - только
лиловые цветы да в последние годы Таппер Тайлер. Так подумал я сначала,
увидав море цветов, расплескавшееся до самого горизонта, но это был
только домысел. Не успев путем разобраться, я поспешил с выводами.
Отчасти их подкрепляло то, что я увидел: здесь, на этом клочке земли, и в
самом деле нет больше ничего живого - ни птиц, ни зверей, ни насекомых,
разве что какие-нибудь бактерии, вирусы, да и то, вероятно, лишь такие,
которые полезны Цветам.
Хотя верхний слой кости под пальцами обращался в меловую
пыль, сама кость, видимо, была очень крепкая. Не так уж давно это была
часть живого существа. Чтобы определить ее возраст, наверно, надо знать
состав и влажность почвы и еще многое. Это задача специалистов, а я не
специалист.
Потом я заметил справа еще одно белое пятнышко. Конечно, это
мог быть и просто белый камень, но я с первого взгляда решил иначе. В
глаза бросалась та же меловая белизна, что и у ребра - моей первой
находки.
Я осторожно передвинулся вправо и, уже наклоняясь, увидел, что
это не камень. Я отложил ребро и стал копать. Почва рыхлая, песчаная,
можно обойтись и без лопаты, собственными руками.
Кость оказалась округлой, через минуту я понял: это череп, а еще
через минуту - что череп человеческий.
Я откопал его, поднял - и если с ребром я еще мог ошибиться, то
теперь сомнений не было.
Я был подавлен, меня захлестнула жалость: вот он когда-то жил, и
его больше нет... и еще мне стало страшно.
Ведь этот череп у меня в руках - бесспорное доказательство, что
Земля эта не всегда принадлежала Цветам. Их родина не здесь... должно
быть, они завоевали этот мир... так или иначе, он перешел к ним от кого-то
другого. Да, очень возможно, что они переселились во времени очень
далеко от той Земли, где иное племя - по их описанию, племя, нисколько не
похожее на людей,- научило их мыслить.
Как далеко в прошлом лежит она, родина Цветов? Сколько еще
Земель завоевали они на пути сюда, в этот мир из того неведомого, который
был их колыбелью? Сколько миров осталось позади, опустошенных,
очищенных от всего живого, что могло соперничать с этими Цветами...
А те, кто обучил и возвысил простые растения, кто наделил их
разумом,- где они теперь, что с ними сталось?
Я положил череп обратно в яму, откуда его извлек. Снова
осторожно засыпал его песком и землей - так, что больше уже ничего не
было видно. Хорошо бы взять его с собой и внизу, на берегу, получше
разглядеть. Но нельзя: Таппер не должен знать о моей находке. Его друзья
Цветы с легкостью читают его мысли, а мои мысли для них - книга за
семью печатями, иначе зачем бы им для переговоров со мной понадобился
телефон. Значит, пока я ничего не скажу Тапперу, Цветы не узнают, что я
нашел этот череп. Впрочем, быть может, они уже знают, быть может, они
умеют видеть или обладают еще каким-нибудь чувством, которое заменяет
им зрение. Но нет, вряд ли: ничего такого пока не заметно. Вернее всего,
они способны к умственному симбиозу и знают только то, что им открылось
в мыслях других разумных существ.
Я спустился с насыпи, обогнул ее и по дороге нашел еще много
каменных плит. Несомненно, когда-то на этом месте стояло здание. А
может быть, тут был поселок или даже город? Так или иначе, здесь жили
люди.
Я вышел на берег у дальнего конца насыпи, где ручей бежал вдоль
нее вплотную, подмывая крутой склон,- и зашлепал по воде к тому месту,
где раньше переходил вброд.
Солнце село, алмазные искры на воде угасли. Смеркалось, и ручей
казался темным, почти бурым.
Крутой черный берег вдруг ощерился ухмылкой мне навстречу, и а
застыл, вглядываясь,- передо мной белел ряд обломанных зубов, выпукло
круглился череп. Течение хватало меня за ноги, стараясь увлечь за собой,
вода тихонько рычала на меня, с темнеющих холмов тянуло холодом...
меня пробрала дрожь.
Ибо, глядя на этот второй череп, оскалившийся мне навстречу из
черной крутизны, я понял: человечеству грозит величайшая, небывалая
опасность. Доныне род людской мог погибнуть только по собственной вине,
по вине людей. И вот у меня перед глазами новая угроза.
1З.
Спотыкаясь в полутьме, я спускался по косогору и еще издали
увидел красноватый отблеск костра: Таппер уже проснулся и готовил ужин.
- Погулял? - спросил он.
- Так, огляделся немного,- ответил я.- Тут и смотреть особенно не
на что.
- Одни Цветы - и все,- подтвердил Таппер.
Он утер подбородок, сосчитал пальцы на руке, потом пересчитал
сызнова, проверяя, не ошибся ли.
- Таппер!
- Чего?
- Тут что же, всюду так? По всей этой Земле? Больше ничего нету,
одни Цветы?
- Иногда еще разные приходят.
- Кто - разные?
- Ну, из разных других миров. Только они опять уходят.
- А какие они?
- Забавники. Ищут себе забаву.
- Какую же забаву?
- А а не знаю. Просто забаву.
Таппер отвечал хмуро, уклончиво.
- А больше здесь никто не живет, кроме Цветов?
- Никого тут нету.
- Ты разве всю эту Землю обошел?
- Они мне сами сказали. Они врать не станут. Они не то, что
милвилские. Им врать ни к чему.
Двумя сучьями он сдвинул глиняный горшок с пылающих угольев
в сторонку.
- Помидоры,- сказал он.- Любишь помидоры?
Я кивнул; он опустился на корточки у огня, чтоб лучше следить за
своей стряпней.
- Они всегда говорят правду,- вновь начал Таппер.- Они и не могут
