веками. Но государь наш велик был не одними ратными делами. Был он славен
и мудростью. Долгие годы собирал он казну, торгуя драгоценными каменьями.
И желал он стать хозяином на молдавской земле не подлой корысти ради.
Хотел вернуть отчизне свободу и спасти от боярского ярма подданных своих.
Забытые богом, сии горемыки могли ждать милости только от своего государя.
"Рабы труждающие - вот соль земли", - сказал государь в праздник
святого Иоанна Крестителя на торжественной службе в Ясском соборе. И в тот
же день за государевым столом во дворце он будто бы пророчил, что наступит
время, когда Господь Бог призовет к себе в рай бояр, а простой люд будет
наслаждаться здесь, на земле, благами земной жизни. И еще говаривал наш
государь, имея в виду турок: "Золотое шило все стены пробило". Заплатил он
туркам золотом и сделался господарем. А как только сел на царство, не знал
уж мира: пришлось ему воевать и с боярами, и с бусурманами. Все, что имел,
отдавал он, набирая воинов, и пальцем грозил палачу: смотри, всегда держи
наготове острый топор. Укротил он бояр: иным голову снес, иных сослал. А
землю и все добро их записали подъячие в книги государственной казны. Так
за два года обрел Ион Водэ власть, которой добивался. И когда собрал он
наемное войско да созвал ополчение, то закрыл броды на Дунае и прогнал
турецких беев и бейлербеев [правитель провинции и военачальник в
феодальной Турции]. И поняли все: поднялся лев на севере царства.
- ...Лев на севере царства, - с трепетом произнес старый дед Саву.
- Пуще всего надеялся Ион Водэ на простой народ, стекавшийся к нему
отовсюду по первому зову. И такую думу имел Ион Водэ: "Ополчение куда
сильнее наемников. Разлетается наемное войско, как пыль; ополчение же
остается, ибо разумеет народ, что он себя защищает". И разбил наш государь
многие орды захватчиков, белыми их костями усеял поля сражений по Жилиште,
под Бендерами, Браилой, Аккерманом.
Но Оттоманская империя поднимала другие орды из Румелии и Анатолии и
гнала их к нам, в Нижнюю Молдову. Ахмет-паша привел сто тысяч басурман,
Адиль Гирей - еще сто тысяч крымской татарвы. А у нашего государя воинов
оставалось все меньше, хоть и были они злее прежнего. Тогда укрепился он в
уединенном месте средь лесов и болот, в царстве зубров.
Прошептал старик Саву:
- ...Бабка Чиряша, в царстве зубров стояли сыны...
- Оставался у государя еще конный отряд из бояр, тех, что дали ему
клятву верности, и семнадцать сотен с днепровских порогов. С ними пришел и
гетман Никоарэ Подкова, брат нашего государя по матери, знаменитый витязь
- славит в песнях подвиги его Запорожская сечь. Пришли рубиться с
язычниками и другие доблестные казацкие воины.
Накануне Кагульской битвы созвал Ион Водэ своих военачальников. И
стали перед государем именитые бояре в ряд с крестьянскими атаманами.
Шепнул тогда региментарь [полковник] Бузенкя на ухо Иону Водэ:
"Не пристало, великий государь, стоять нам рядом с мужичьем, глядеть
неприятно на их руки заскорузлые".
"И впрямь заскорузлые, - ответил государь, - зато эти руки хорошо
владеют копьем и косой. Не было бы народа, не было бы и бояр."
Может, именно после таких-то речей решил пыркэлаб [начальник
гарнизона крепости и правитель окрестных волостей] Иримия послать к
басурманам тайных гонцов. И когда бейлербей Ахмет напал на укрепленный
лагерь христиан со стороны Корнул Думбрэвий, боярская конница с
развернутыми знаменами перешла на сторону турок.
Великим гневом исполнился тогда государь. С одними запорожцами и
рэзешами ринулся он на захватчиков и клином врезался в их ряды, а пехота
ощетинилась копьями и отбросила турецкие полчища. Наступил вечер; мало у
государя оставалось воинов, а вдали, бесчисленные, словно звезды в небе,
зажглись огни турецкого стана.
- ...Бабка Чиряша! Зажглись огни турецкого стана, словно звезды в
небе...
- Именно так, батяня Саву. И повелел тогда государь своим верным
людям отойти к Рошканам.
Остановились они в Финце у заранее возведенных деревянных укреплений.
Пришли к Иону Водэ его друзья, запорожские есаулы и крестьяне. Просили его
уйти от врага по тайным, им одним лишь ведомым тропам.
"Иди, государь, и оставь нас, - говорили они. - Воины, такие, как мы,
найдутся; князя, тебе подобного, не сыскать".
"Нет, братья, вместе бились, вместе и умрем".
Окружили их орды со всех сторон.
Шесть дней и шесть ночей держалось христианское войско, страдая от
холода, а того пуще - от жажды. Ночью люди расстилали на траве рубашки,
чтобы роса смочила их, и увлажняли запекшиеся губы.
Делал Водэ отчаянные, но бесплодные вылазки. Наконец согласился он -
ради спасения верных своих людей - на предложение бейлербея Ахмета. А
уговор был такой: живым отвезти Иона Водэ в Стамбул к султану Селиму.
Вошел государь в палатку бейлербея.
"Ты клялся сохранить мне жизнь, Ахмет-бей".
"Я поклялся, что не трону тебя, о витязь", - сказал, улыбаясь, Ахмет,
и в тот же миг Чигала-отуреченный, будь он проклят на веки веков, вонзил
государю кинжал в спину.
- ...Будь он проклят на веки веков и пусть не знает в могиле покоя.
Вот когда пропали и наши сыны, бабка Чиряша!..
Старый митешский рэзеш плакал, низко склонив седую голову.
- Так погиб наш Ион Водэ. А мертвое тело его Ахмет-бей велел
привязать веревками к четырем верблюдам - и, потянув в разные стороны, они
разорвали его.
Голос незнакомца пресекся. Люди, собравшиеся на подворье Харамина,
молчали, будто прислушиваясь к старинному печальному напеву, звучавшему у
каждого в глубине души.
Тут раздались бабьи вздохи и причитания. Батяня Гицэ тяжело вздохнул.
Обняв незнакомца, он поцеловал его в правое плечо, словно стал вдруг
меньше ростом и выше не мог дотянуться.
- И все? - спросил он своим жиденьким голоском.
Дьяк, сдвинув брови, молчал.
- А что сталось с ополчением, с запорожцами и с братом Иона Водэ?
- Кому какая выпала доля. Многие сложили там головы. Запорожские
сотни благополучно достигли днепровских порогов. Ушел с ними и Никоарэ, и
меньшой брат Иона Водэ, Александру. Туда же пришли и другие верные
государю люди.
- Постой, брат, постой, - вскочил, взъерошив бороденку, Саву
Фрэсинел. - Что это за слухи ходили нынче на ярмарке в Тукилацах? Будто бы
Никоарэ Подкова, брат нашего государя, ударил четыре дня тому назад на
Яссы...
- Может, и верно, - отвечал дьяк, лукаво ухмыляясь.
- Нагрянул на Яссы с большим войском...
- Кто его знает...
- И будто вырезали они стражу господарского дворца: им, вишь, нужен
был господарь Петру, тот самый, что строил козни при султановои дворе и
накликал беду на государя нашего Иона Водэ.
- Может, и так. Но, по слухам, господарь, хоть и хромой, а утек, не
удалось его догнать; укрылся в Галатской крепости, перепугав нежданным
своим появлением басурманский отряд, под охраной которого он правит. А
может статься, что Никоарэ Подкова искал изменника Иримию.
- Верно, его искал! Истинная правда! - воскликнул корчмарь. - Продал
Иримия своего господина.
- Так и было, как ты говоришь, батяня Горашку, - подтвердил
незнакомец. - Иримия действительно продал своего господина туркам за
тридцать кошелей, как Иуда за тридцать серебряников продал Христа
фарисеям. Но что-то не слыхать, чтобы Иримию схватили; не схватили и
господаря Петру Хромого.
- Как же так получилось? - величественно пожав плечами, удивился
корчмарь. - Разве Никоарэ, брат нашего государя, не с войском напал на
Яссы? Уже месяца полтора ходят слухи, что придет к нам князь из Запорожья.
- Ничего путного сказать тебе об этом не могу, батяня Харамин, -
наморщив лоб, отвечал дьяк.
- И твой товарищ тоже не знает? Может, он что-нибудь слыхал?
Корчмарь давно приметил, что смуглый юноша, приехавший вместе с
дьяком на казацкой телеге, порывается что-то сказать.
- Кто он и как его величают? - допытывался Харамин.
- Это Илие Карайман, из Рунка, мой товарищ, мы с ним вместе извозом
промышляем. Ему больше песни да игры знакомы, нежели те вести, которых вы,
добрые люди, ждете.
- Так что же ты молчишь, молодец? Не можешь порадовать нас добрыми
вестями, так хоть сыграй нам на лютне.
Илие Карайман замахал рукой, словно отгоняя назойливую муху.
- Нет, не до песен мне, - проговорил он приятным, певучим голосом. -
Сердце щемит, плакать хочется. Скажу вам правду, не солгу: известно мне,
что на Яссы государь Никоарэ напал с малой дружиной.
Насторожились крестьяне.
- Ну? - подтолкнул ношу корчмарь.
- Вот и все.
- А сколько же было у него товарищей?
- Сколько нужно для доброй охоты, не больше.
- Что ты говоришь, братец? - испуганно крикнул Харамин.
- Что слышал, то и говорю, - продолжал Карайман все тем же кротким
голосом. - Ходят слухи, что в Запорожье есть гневливые смельчаки-молодцы,
и коль у них какое дело не ладится, они, озлясь, стрелы под облака
пускают.
- Орлов, что ли, бьют?
- Нет, в Бога метят.
- Пресвятая Богородица! Неужто они язычники?
- Зачем язычники? Нет, они православные, осеняют себя крестным
знамением, как я да вы, но страх до чего отчаянные. От малой искры
вспыхивают, как те пищали, что появились теперь в королевских и царских
войсках.
- Слыхали мы про пищали. Только верно ли это? Видел ты их своими
глазами?
- Видел. Может, и у казаков такие штуки завелись?
- Есть и у них. Достали они пищали на той стороне моря, в Анатолии,
куда ходили на чайках.
- Страшное дело, ей-ей!.. Кто же тягаться с ними станет, ежели у них
пищали? Ну, ударили они на Яссы, а потом что было?
- Да я и сам не ведаю.
- Домой, знать, вернулись, раз не нашли того, кого искали, и придут в
другой раз.
- Я тоже так мыслю.
Смолкли голоса на постоялом дворе Харамина. Кое-кто из крестьян уже
стал беспокоиться, не пора ли по домам. Поглядывая прищуренным глазом,
высоко ли стоит солнце, печалились, что так быстро пролетел этот день. Все
проходит, как часы времени, все течет, как воды Молдовы, лишь горы,
покрытые дремучими лесами, стоят неподвижно, властвуя над дальними
просторами.
Старик Саву забеспокоился.
- Посижу еще чуток, - решил он, а потом схожу к серому, подпругу
подтяну.
Леонте из Мирослэвешт рассмеялся:
- Чу-чуток твой бо-больно до-долгий.
- Да вот хочу кое-что спытать у проезжего доброго человека. Правду ли
сказывают, будто государь Ион Водэ был армянином?
- Пустой звон, - отозвался приезжий дьяк. - Мать государя молдаванка.
- Понятно. Моя бабка Чиряша всегда говорит: сын к матери ближе - отца
только она знает, да иной раз цветущая дубрава про то ведает.
С трудом поборов желание еще послушать, решил, наконец, подняться и
Гицэ Ботгрос.
Дьяк положил ему руку на плечо.
- Хочу я, добрый человек, спросить тебя об одном деле.
- Спрашивай больше, чтоб сидеть мне дольше.
- Хочу знать, есть ли в ваших краях место, называемое Боура?
- Есть такая гора средь кодров [дремучие леса; высокие холмы,
поросшие густыми лесами]. Ее хорошо видно, когда подъезжаешь к межевому
столбу Пэстрэвен по тому большаку, что ведет к Баю и Гура-Хуморулуй.
- Спасибо, друг. Жаль, что расстаемся. Мы с моим товарищем Иле поедем
в сторону Боуры.
- Не будь у меня этого дела с анафемой, поехал бы и я с вами. Я ведь
из тех самых мест, куда вы путь держите. Да кроме дела с анафемой, должен
я еще привезти от владыки Евстатия освященные просфоры. Кое-кто из сидящих
