Харькове), интеллигентная речь. Парень лежал, положив квадратный
подбородок на руки, жадно смотрел на мелькание деревьев, домиков,
речушек, путевых знаков и улыбался. "Интересный!"
- Небось родные места? - спросила спутница.
- Да.
- И давно не были?
- Год.
Он узнавал: вот нырнуло под насыпь шоссе, по которому он гонял на
мотоцикле с Леной... вот дубовая роща, куда днепровцы выезжают на
выходной... вот Старое русло, место уединенных пляжей, чистого песка и
спокойной воды... вот хутор Вытребеньки - ого, какое строительство!
Наверно, химзавод... Улыбался и хмурился воспоминаниям.
...Собственно, никуда он на мотоцикле не ездил с Леной, ни в роще
той не был, ни на пляжах - все это делалось без него. Просто состоялся
однажды разговор, в котором он, если быть точным, также личного
участия не принимал.
- Даю применение: варианты человеческой жизни! Вот смотри: "Во
Владивостоке судоремонтный завод приглашает инженера-электрика для
монтажных работ на местах. Квартира предоставляется". Али я не
инженер-электрик? Монтажные работы на местах - что может быть лучше!
Тихоокеанская волна захлестывает арматуру! Ты травишь кабель,
слизываешь соленые брызги с губ - словом, преодолеваешь стихии!
- Да, но...
- Нет, я понимаю: раньше было нельзя. Раньше! Ведь мы с тобой люди
долга: как это - бросить работу и уехать для удовлетворения бродяжьих
наклонностей? Все мы так остаемся - и с нами остается тоска по местам,
где не был и никогда не будешь, по людям, которых не встретишь, по
делам и событиям, в которых не придется участвовать. Мы глушим эту
тоску книгами, кино, мечтами - ведь невозможно человеку жить несколько
жизней параллельно! А теперь...
- А теперь то же самое. Ты уедешь во Владивосток слизывать брызги,
а я останусь со своей неудовлетворенностью.
- Но... мы можем меняться. Раз в полгода, никто не заметит...
впрочем, вздор: мы будем различаться на полгода жизненного опыта...
- То-то и оно! Направившись по одному жизненному пути, человек
становится иным, чем был бы, пойди он по другому.
...Все-таки он подался именно во Владивосток. Не глушить
неудовлетворенность уехал - бежал от ужаса воспоминаний. Он бы и
дальше бежал, но дальше был океан. Правда, вакансия на монтажных
работах в портах оказалась занятой, но в конце концов рвать подводные
скалы, расчищать места для стоянок кораблей - тоже работа неплохая.
Романтики хватало: погружался с аквалангом в сине-зеленую глубину,
видел свою колеблющуюся тень на обкатанных прибоем камнях дна, долбил
в скалах скважины, закладывал динамитные патроны, поджигал шнур - и,
распугивая рыб, которые через минуту всплывут вверх брюхом, уплывал
сломя голову к дежурной лодке... А потом, заскучав по инженерной
работе, он внедрил там электрогидравлический удар - и безопасней
динамита и производительней. Все память о себе оставил.
- А издалека едете? - снова нарушила его воспоминания дама.
- С Дальнего Востока.
- По вербовке ездили или так? Парень скосил вниз серые глаза,
усмехнулся коротко:
- На лечение...
Спутница покивала с опасливым сочувствием. У нее пропала охота
разговаривать. Она достала из сумки книгу и отчужденно углубилась в
нее.
...Да, там началось исцеление. Ребята из бригады удивлялись его
бесстрашию. Ему в самом деле не было страшно: сила, ловкость, точный
расчет - и никакая глубинная волна не достанет. Там он держал свою
жизнь в собственных руках - чего же бояться? Самое страшное он пережил
здесь, в Днепровске, когда Кривошеин властвовал над его жизнью и
смертью. Даже над многими смертями. Кривошеин, видите ли, не понимал:
то, что он проделывал над ним, хуже чем пытать связанного!
У парня помимо воли напряглось тело. Озноб злости стянул кожу.
Многое выветрили из него за год океанские муссоны: пришибленность,
панический страх, даже нежные чувства к Лене. А это осталось.
"Может, не стоило возвращаться? Океан, рядом с которым чувствуешь
себя маленьким и простым, хорошие хлопцы, трудная и интересная работа.
Все уважали. Там я стал самим собой. А здесь... кто знает, как у него
повернулись дела?"
...Но он не мог не вернуться, как не мог забыть прошлое. Сначала -
в перекур, после работы ли, в выходные дни, когда всей бригадой ездили
на катере во Владик - неотступно зудила мысль: "А Кривошеин работает.
Он один там..." Потом пришла идея.
Как-то расчищали дно в безымянном заливчике в Хабаровском крае,
там из сбросового побережья били теплые минеральные ключи. Прыгнув с
лодки, он попал в такую струю и едва не закричал от дикой памяти тела!
Вкус воды был как вкус той жидкости, неощутимая теплая ласковость,
казалось, таила в себе ту давнюю опасность растворить, уничтожить,
погасить сознание. Он рванулся вперед - холодная океанская волна
отрезвила и успокоила его. Но впечатление не забылось. К вечеру оно
превратилось в мысль, да в какую: можно поставить обратный опыт!
И, исцеляясь от прежних воспоминаний, он "заболел" этой идеей.
Ожило воображение исследователя. Ах, как его было упоительно:
обдумывать опыт, загадывать, какие огромные результаты он может
принести!.. Работа подрывника казалась ему теперь серым прозябанием.
Уже без боязни, детально и целенаправленно он продумывал все, что с
ним было, проигрывал в уме варианты опыта... И он не мог оставаться
там с этой идеей: ведь Кривошеин и по сей день, вероятно, не пришел к
ней. К такой идее невозможно прийти умозрительно - надо пережить все,
как он пережил.
Но - по неумолимой логике их работы - другая мысль пришла вслед за
идеей опыта: ну ладно, они найдут новый способ обработки человека
информацией. Что же он даст? Эта мысль оказалась труднее первой; за
дорогу от Владивостока до Днепровска он не раз возвращался к ней, но
до сих пор не додумал до конца.
Перед вагонным окном, отражая грохот колес, замелькали балки
моста: поезд пересекал Днепр. Парень на минуту отвлекся, полюбовался
теплоходом на воздушной подушке, летевшим над голубой водой вниз по
течению, и зеленым склоном правого берега. Мост кончился, снова
замелькали домики, сады, кустарник вдоль насыпи.
"Все сводится к задаче: как и какой информацией можно
усовершенствовать человека? Остальные проблемы упираются в эту... Дана
система: мозг человека и устройство ввода - глаза, уши, нос и прочее.
Три потока информации питают мозг: от повседневной жизни, от науки и
от искусств. Требуется выделить самую эффективную но своему действию
на человека - и направленную. Чтоб совершенствовала, облагораживала.
Самая эффективная, конечно, повседневная информация: она конкретна и
реальна, формирует жизненный опыт человека. Это сама жизнь, о чем
говорить. Существенно, пожалуй, то, что она взаимодействует с
человеком по законам обратной связи: жизнь влияет на человека, но и он
своими поступками влияет на жизнь. Но действие повседневной информации
на людей бывает самое различное: она изменяет человека и в лучшую
сторону и в худшую. Стадо быть, это не то...
Рассмотрим научную информацию. Она тоже реальна, объективна - но
абстрактна. По сути, это обобщенный опыт деятельности людей. Поэтому
она может быть применена во множестве жизненных ситуаций, и поэтому же
действие ее на жизнь огромно. Причем здесь тоже есть обратная связь с
жизнью, хотя и не индивидуальная для каждого человека, а общая: наука
разрешает проблемы жизни и тем изменяет ее - а измененная жизнь ставит
перед наукой новые проблемы. Но опять-таки воздействие науки на жизнь
вообще и на человека в частности может быть и положительным и
отрицательным. Примеров тому много. И еще один изъян: она трудно
усваивается человеком. Н-да, тяжело... Ничего, если все время думать
над одним и тем же, рано или поздно дойдешь. Главное думать по
системе..."
Его отвлекло послышавшееся внизу всхлипывание. Он посмотрел:
спутница, не отрывая взгляда от книжки, утирала покрасневшие глаза
платочком.
- Что вы читаете?
Она сердито взглянула вверх, показала обложку: "Три товарища"
Ремарка.
- А ну их совсем... - и снова углубилась в чтение.
"Да... Умирает туберкулезная девушка - любящая я утонченная. А
моей сытенькой и здоровой соседке жаль ее, как саму себя... Словом,
нечего вертеть вола: видимо, информация Искусства - именно то и есть!
Во всяком случае, по своей направленности она обращена к лучшему, что
есть в человеке. В Искусстве за тысячелетия отобрана самая
высококачественная информация о людях: мысли, описания тонких движений
души, сильных и высоких чувств, ярких характеров, прекрасных и умных
поступков... Все это испокон веков работает на то, чтобы развить в
людях понимание друг друга и жизни, исправить нравы, будить мысли и
чувства, искоренять животную низость душ. И эта информация доходит -
выражаясь точно, она великолепно закодирована, как нельзя лучше
приспособлена для переработки в вычислительной машине марки "Человек".
В этом смысле и повседневная и научная информации в подметки не
годятся информации Искусства".
Поезд, проезжая днепровские пригороды, замедлил ход. Спутница
отложила книжку, завозилась - вытаскивала чемоданы из-под сидений.
Парень все лежал и думал.
"Да, но вот как насчет эффективности? Тысячелетиями люди
старались... Правда, примерно до середины прошлого века Искусство было
доступно немногим. Но потом за это дело взялась техника: массовое
книгопечатание, литографии, выставки, грамзаписи, кино, радио,
телевидение - информация Искусства стала доступна всем. Для
современного человека объем информации, которую он получает из книг,
фильмов, радиопередач, иллюстрированных журналов и телевидения,
соизмерим с информацией от жизни и намного больше объема научной
информации. И что же? Гм... действие искусства не измеряется приборами
и не проверяется экспериментами. Остается сравнить, скажем, действие
науки и действие искусств за последние полвека. Господи, да никакого
сравнения и быть не может!"
Поезд подкатил к перрону, к толпе встречающих, носильщиков и
мороженщиков. Парень спрыгнул с полки, сдернул сверху рюкзак, взял на
руку синий плащ. Спутница хлопотала над тремя солидными чемоданами.
- Ого, сколько у вас багажа! Давайте помогу, - парень взялся за
самый большой.
- Нет уж, спасибо! - Дама быстро села на один чемодан, перекинула
полную ногу на второй, обеими руками вцепилась в третий, запричитала:
- Нет, спасибо! Нет уж, спасибо, нет уж, спасибо!
Она подняла вверх лицо, в котором не осталось никакой
миловидности. Щеки были не пухлые, а одутловатые, глаза - не голубые,
водянистые - смотрели затравленно и враждебно. Бровей и вовсе не
стало: две потные полоски ретуши. Чувствовалось: одно движение парня -
и женщина завопит.
- Простите! - Тот отдернул руку, вышел. Ему стало противно.
"Вот пожалуйста: иллюстрация сравнительного действия повседневной
информации и информации Искусства! - размышлял он, сердито шагая через
привокзальную площадь. - Мало ли кто мог приехать из мест, не столь
отдаленных: снабженец, партработник, спортсмен, рыбак... нет, подумала
худшее, заподозрила в гнусных намерениях! Принцип бытейской
надежности: лучше не поверить, чем ошибиться. Но не ошибаемся ли мы по
этому принципу гораздо крупнее?"
В поезде он думал от нечего делать. Сейчас он размышлял, чтобы
успокоиться, и все о том же.
"Конечно, рассказать о каждом человеке в книге или на экране - его
поймут, в него поверят, простят плохое, полюбят за хорошее. А в жизни
