Они виделись позавчера утром возле старого корпуса, прошли мимо друг
друга, как всегда корректно раскланялись. Тогда это был хоть и
малосимпатичный, но плотный толстощекий живой человек. А сейчас...
смерть будто выпила из него все жизненные соки, высушила плоть -
остались лишь обтянутые серой кожей кости. "А ведь Кривошеин, наверно,
понимал, какая роль ему отведена в создании лаборатории..." -
подумалось почему-то Азарову. Следователь вышел.
- Ай-яй-яй! Тц-тц... - раздалось над ухом Аркадия Аркадьевича.
Он обернулся: в дверях стоял ученый секретарь Гарри Харитонович
Хилобок. Холеное лицо его припухло от недавнего сна. Гарри Харитонович
был, что называется, интересным мужчиной: крупное, хорошо сложенное
тело в легком костюме, правильной формы голова, вьющиеся каштановые
волосы, красиво серебрящиеся виски, карие глаза, крупный прямой нос,
красу и мужественность которого оттеняли темные усы. Внешность,
впрочем, несколько портили резкие складки по краям рта, какие бывают
от постоянной напряженной улыбки, да мелковатый подбородок.
Сейчас в карих глазах доцента светилось пугливое любопытство.
- Доброе утро, Аркадий Аркадьевич! Что же это у Кривошеина опять
случилось-то? А я прохожу это мимо: почему, думаю, около лаборатории
такие машины стоят? И зашел... между прочим, цифропечатающие-то
автоматы в коридорчике у него простаивают, вы заметили, Аркадий
Аркадьевич? Среди всякого хлама, а ведь как добивался их Валентин
Васильевич, докладные писал, я говорю, хоть бы другим передал их, если
не использует... - Гарри Харитонович сокрушенно вздохнул, посмотрел
направо. - Никак это студент! Тц-тц, ай-яй-яй! Опять студент, просто
беда с ними... - тут он заметил вернувшегося в комнату следователя;
лицо доцента исказила улыбка. - О, здравствуйте, Аполлон Матвеевич!
Опять вас к нам?
- Матвей Аполлонович, - кивнув, поправил его Онисимов.
Он раскрыл ящик из желтого дерева с надписью "Вещест. док-ва"
черной краской на крышке, вынул из него пробирку, присел над лужей.
- То есть Матвей Аполлонович - простите великодушно! Я ведь вас
хорошо помню еще по прошлому разу, вот только имя-отчество немного
спутал. Матвей Аполлонович, как же, конечно, мы вас потом еще долго
вспоминали, вашу деловитость и все... - суетливо говорил Хилобок.
- Товарищ директор, какие именно работы велись в этой лаборатории?
- перебил следователь, зачерпывая пробиркой жидкость.
- Исследование самоорганизующихся электронных систем с
интегральным вводом информации, - ответил академик. - Так, во всяком
случае, Валентин Васильевич Кривошеин сформулировал свою тему в плане
этого года.
- Понятно, - Онисимов поднялся с корточек, понюхал жидкость, отер
пробирку ватой, спрятал в ящик. - Применение ядовитых химикалиев было
оговорено в задании на работу?
- Не знаю. Думаю, ничего оговорено не было: поисковая работа
ведется исследователем по своему разумению...
- Что же это у Кривошеина такое стряслось, что даже вас, Аркадий
Аркадьевич, в такую рань побеспокоили? - понизив голос, спросил
Хилобок.
- Вот именно - что? - Онисимов явно адресовал свои слова
академику. - Короткое замыкание ни при чем, оно следствие аварии, а не
причина - установлено. Поражений током нет, травм на теле нет... и
человека нет. А что это за изделие, для чего оно?
Он поднял с пола диковинный предмет, похожий на шлем античного
воина; только шлем этот был поникелирован, усеян кнопками и увит
жгутами тонких разноцветных проводов. Провода тянулись за трубы и
колбы громоздкого устройства в дальний угол комнаты, к электронной
машине.
- Это? - академик пожал плечами. - М-м...
- "Шапка Мономаха" - то есть это у нас так их запросто называют, в
обиходе, - пришел на помощь Хилобок. - А если точно, то СЭД-1 -
система электродных датчиков для считывания биопотенциалов головного
мозга. Я ведь почему знаю, Аркадий Аркадьевич: Кривошеин мне все
заказывал сделать еще такую...
- Так, понятно. Я, с вашего позволения, ее приобщу, поскольку она
находилась на голове погибшего.
Онисимов, сматывая провода, удалился в глубину комнаты.
- Кто погиб-то, Аркадий Аркадьевич? - прошептал Хилобок.
- Кривошеин.
- Ай-яй, как же это? Вот тебе на, учудил... И опять вам хлопоты,
Аркадий Аркадьевич, неприятности...
Вернулся следователь. Он упаковал "шапку Мономаха" в бумагу,
уложил ее в свой ящик. В тишине лаборатории слышалось только пыхтение
санитаров, которые трудились над бесчувственным практикантом.
- А почему Кривошеин был голым? - вдруг спросил Онисимов.
- Был голым?! - изумился академик. - Значит, это не врачи его
раздели? Не знаю! Представить не могу.
- Хм... понятно. А как вы полагаете, для чего у них этот бак? Не
для купаний случайно?
Следователь указал на прямоугольный пластмассовый бак, который
лежал на боку среди разбитых и раздавленных его падением колб; с
прозрачных стенок свисали потеки и сосули серо-желтого вещества. Рядом
с баком валялись осколки большого зеркала.
- Для купания?! - Академика начали злить эти вопросы. - Боюсь, что
у вас весьма своеобразные представления о назначении научной
лаборатории, товарищ... э-э... следователь!
- И зеркало рядом стояло - хорошее, в полный рост, - вел свое
Онисимов. - Для чего бы оно?
- Не знаю! Я не могу вникать в технические детали всех ста
шестидесяти работ, которые ведутся в моем институте!
- Видите ли, Аполлон Матве... то есть Матвей Аполлонович, прошу
прощения, - заторопился на выручку доцент Хилобок, - Аркадий
Аркадьевич руководит всем институтом в целом, состоит в пяти
межведомственных комиссиях, редактирует научный журнал и, понятно, не
может вдаваться в детали каждой работы в отдельности, на то есть
исполнители. К тому же покойный - увы, это так, к сожалению! -
покойный Валентин Васильевич Кривошеин был чересчур самостоятельного
характера человек, не любил ни с кем советоваться, посвящать в свои
замыслы, в результаты. Да и техникой безопасности он, надо прямо
сказать, манкировал, к сожалению, довольно часто... конечно, я
понимаю, "де мортуис аут бене аут нихиль", как говорится, то есть о
мертвых либо хорошее, либо ничего, понимаете? - но что было, то было.
Помните, Аркадий Аркадьевич, как в позапрошлом году зимой, он тогда
еще у нашего бывшего Иванова работал, в январе... нет, в феврале...
или все-таки, кажется, в январе?.. а может быть, даже и в декабре еще
- помните, он тогда залил водой нижние этажи, нанес ущерб, сорвал
работы?
- Ох и гнида же вы, Хилобок! - раздался вдруг голос с носилок.
Лаборант-студент, цепляясь за края, пытался подняться. - Ох и...
Напрасно мы вас тогда не тронули!
Все повернулись к нему. У Азарова озноб прошел по коже: до того
неотличимо голос студента был похож на голос Кривошеина - та же
хрипотца, так же неряшливо выговариваемые окончания слов... Лаборант
обессиленно упал, голова свесилась на пол. Санитары удовлетворенно
вытирали пот: ожил, родимый! Женщина-врач скомандовала им, они подняли
носилки, понесли к выходу. Академик всмотрелся в парня. И снова сердце
у него сбилось с ритма: лаборант - непонятно с первого взгляда чем
именно - походил на Кривошеина; даже не на живого, а на тот труп под
клеенкой.
- Вот-вот, и практиканта успел восстановить, - с необыкновенной
кротостью покивал Хилобок.
- А что это он вас так... аттестовал? - повернулся к нему
Онисимов. - У вас с ним был конфликт?
- Ни боже мой! - Доцент искренне пожал плечами. - Я и разговаривал
с ним только раз, когда оформлял его на практику в лабораторию
Кривошеина по личной просьбе Валентина Васильевича, поскольку этот...
- ...Кравец Виктор Витальевич, - справился по записям Онисимов.
- Вот именно... приходится родственником Кривошеину. Студент он,
из Харьковского университета, нам их зимой пятнадцать человек на
годичную практику прислали. А лаборантом его Кривошеин оформил
по-родственному - как не порадеть, все мы люди, все мы человеки...
- Будет вам, Гарри Харитонович! - оборвал его академик.
- Понятно, - кивнул Онисимов. - Скажите, а кроме Кравца, у
потерпевшего близкие были?
- Как вам сказать, Матвей Аполлонович? - проникновенно вздохнул
Хилобок. - Официально - так нет, а неофициально... ходила тут к нему
одна женщина, не знаю, невеста она ему или так; Коломиец Елена
Ивановна, она в конструкторском бюро по соседству работает,
симпатичная такая...
- Понятно. Вы, я вижу, в курсе, - усмехнулся Онисимов, направляясь
к двери.
Через минуту он вернулся с фотоаппаратом, направил в угол зрачок
фотоэкспонометра.
- Лабораторию на время проведения дознания я вынужден опечатать.
Труп будет доставлен в судебно-медицинскую экспертизу на предмет
вскрытия. Товарищам по организации похорон надлежит обратиться туда, -
следователь направился в угол, взялся за клеенку, которая прикрывала
труп Кривошеина. - Попрошу вас отойти от окна, светлее будет.
Собственно, я вас больше не задерживаю, товарищи, извините за
беспокойст...
Вдруг он осекся, рывком поднял клеенку: под ней на коричневом
линолеуме лежал скелет! Вокруг растекалась желтая лужа, сохраняя
расплывчатые окарикатуренные очертания человеческого тела.
- Ох! - Хилобок всплеснул руками, отступил за порог.
Аркадий Аркадьевич почувствовал, что у него ослабели ноги, взялся
за стену. Следователь неторопливыми машинальными движениями складывал
клеенку и завороженно смотрел на скелет, издевательски ухмылявшийся
тридцатидвухзубым оскалом. С черепа бесшумно упала в лужу прядь
темно-рыжих волос.
- Понятно... - пробормотал в растерянности Онисимов. Потом
повернулся к Азарову, неодобрительно поглядел в широко раскрытые глаза
за прямоугольными очками. - Дела тут у вас, товарищ директор...
Глава вторая
- Что вы можете сказать в свое оправдание?
- Ну, видите ли...
- Достаточно. Расстрелять. Следующий!
Разговор
Собственно, следователю Онисимову пока еще ничего не было понятно;
просто сохранилась у него от лучших времен такая речевая привычка - он
от нее старался избавиться, но безуспешно. Более того, Матвей
Аполлонович был озадачен и крайне обеспокоен подобным поворотом дела.
За полчаса до звонка из института системологии судебно-медицинский
эксперт Зубато, дежуривший с ним в эту ночь, выехал на дорожное
происшествие за город. Онисимов отправился в институт один. И вот
пожалуйста: на месте неостывшего трупа лежал в той же позе скелет!
Такого в криминалистической практике еще не случалось. Никто не
поверит, что труп сам превратился в скелет, - на смех поднимут! И
"Скорая помощь" уехала - хоть бы они подтвердили. И сфотографировать
труп не успел...
Словом, случившееся представлялось Онисимову цепью серьезных
следственных упущений. Поэтому он, не покидая территории института,
запасся письменными показаниями техника Прахова и академика Азарова.
Техник-электрик Прахов Георгий Данилович, двадцати лет, русский,
холостой, военнообязанный, беспартийный, показал:
"...Когда я вошел в лабораторию, верхний свет горел, нарушена была
только силовая сеть. В помещении стоял такой запах, что меня чуть не
вырвало - как в больнице. Первое, что я заметил: голый человек лежит в
опрокинутом баке, голова и руки свесились, на голове металлическое
устройство. Из бака что-то вытекает, похоже, будто густая сукровица.
