ученым титулам, званиям и обстоятельствам. Почтение это жило в нем
всегда, а с тех пор, как во время прошлого следствия в институте он
познакомился с ведомостью зарплаты научных сотрудников, оно удвоилось.
Вот и теперь Онисимов не отваживался стеснить вольный полет речи Гарри
Харитоновича: как-никак перед ним сидел человек, который получает в
два с лишним раза больше, чем он, капитан милиции Онисимов, - и на
законном основании.
- И вот, можете себе представить, сижу я в лаборатории как-то, -
распространялся далее Хилобок, - и приходит ко мне Валентин Васильевич
- без халата, заметьте! У нас это не положено, специальный приказ был
по институту, чтобы инженерный и научный состав ходил в белых халатах,
а техники и лаборанты - в серых или синих, у нас ведь часто
иностранные делегации бывают, иначе нельзя, но он всегда пренебрегал,
и спрашивает меня этаким тоном: "Когда же вы выполните заказ на новую
систему?" Ну, я спокойненько ему все объясняю: так, мол, и так,
Валентин Васильевич, когда сможем, тогда и выполним, не так просто все
сделать, что вы там нарисовали, монтаж соединений очень сложный
получается, транзисторов много приходится отбраковывать... словом,
объясняю, как полагается, чтобы человек в претензии не остался. А он
свое: "Не можете выполнить в срок, не надо было и браться!" Я ему
снова объясняю насчет сложности и что заказов накопилось в лаборатории
много, а Кривошеин перебивает меня:
"Если через две недели не будет выполнен заказ, я на вас докладную
напишу, а работу передам школьникам в кружок любителей электроники! И
быстрее сделают, и накладных расходов меньше будет!" Насчет накладных
расходов это он камешек в мой огород бросает, он и раньше такие намеки
высказывал, ну да что толку! И с тем хлопает дверью, уходит...
Следователь мерно кивал и стискивал челюсти, чтобы не выдать
зевоту. Хилобок взволнованно журчал:
- А пять минут спустя - заметьте! - не более пяти минут прошло, я
по телефону с мастерскими переговорить не успел - врывается снова
Валентин Васильевич ко мне, уже в халате, успел где-то найти серый
лаборантский, - и опять: "Гарри Харитонович, когда же наконец будет
выполнен заказ на систему датчиков?" - "Помилуйте, - говорю, - -
Валентин Васильевич, да ведь я вам все объяснил!" - и снова пытаюсь
рассказать насчет транзисторов и монтажа. Он перебивает, как и в тот
раз: "Не можете, так не нужно браться..." - и снова насчет докладной,
школьников, накладных расходов... - Хилобок приблизил лицо к
следователю. - Короче говоря, высказал все то же, что и пять минут
назад, теми же словами! Можете себе представить?
- Любопытно, - кивнул следователь.
- И не один такой заскок у Кривошеина был. То воду забыл перекрыть
на ночь, весь этаж под лабораторией затопил. То - дворник мне как-то
жаловался - устроил в парке огромный костер из перфолент. Так что... -
доцент значительно поджал полные красные губы, траурно оттененные
усами, - всякое могло статься. А все почему? Выдвинуться хотел и
работой себя перегружал сверх меры. Бывало, когда ни уходишь из
института, а во флигеле у него все окна светятся. У нас в институте
многие посмеивались. Кривошеин, мол, хочет сделать не диссертацию, а
сразу открытие... Вот и дооткрывался, теперь поди разберись.
- Понятно, - следователь снова скосил глаза на бумажку. - Вы
упоминали, что у Кривошеина была близкая женщина. Вы ее знаете?
- Елену Ивановну Коломиец? А как же! Таких женщин, знаете, немного
у нас в городе - оч-чень приметная, элегантная, милая, ну, словом,
такая... - Гарри Харитонович восполнил невыразимое словами восхищение
прелестями Елены Ивановны зигзагообразным движением рук. Карие глаза
его заблестели. - Я всегда удивлялся, да и другие тоже: и что она в
нем нашла? Ведь у Кривошеина - конечно, "де мортуис аут бене, аут
нихиль", но что скрывать? - сами видели, какая внешность. И одеться он
никогда не умел как следует и прихрамывал... Приходила она к нему,
наши дома в академгородке рядом, так что я видел. Но что-то последнее
время я ее не замечал. Наверно, разошлись, как в море корабли, хе-хе!
А вы думаете, она тоже причастна?
- Я пока ни на кого не думаю, Гарри Харитонович, я только выясняю.
- Онисимов с облегчением поднялся. - Ну, благодарю вас. Надеюсь, мне
не надо вас предупреждать о неразглашении, поскольку...
- Ну, разве я не понимаю! Не стоит благодарности, мой долг, так
сказать, я всегда пожалуйста...
После ухода доцента Матвей Аполлонович подставил голову под
вентилятор, несколько минут сидел без движений и без мыслей. В голове
жужжанием мухи по стеклу отдавался голос Хилобока.
"Постой! - следователь помотал головой, чтобы прийти в себя. - Но
ведь он ничего не прояснил. Битый час разговаривали и все вроде бы о
деле - и ни-че-го. Ф-фу... ученый секретарь, доцент, кандидат наук -
неужели темнил? Ох, здесь что-то не то!"
Зазвенел телефон.
- Онисимов слушает.
Несколько секунд в трубке слышалось лишь прерывистое дыхание -
видно, человек никак не мог отдышаться.
- Товарищ... капитан... это Гаевой... докладывает. Так что...
подследственный бежал!
- Бежал?! Как бежал? Доложите подробно!
- Так что... везли мы его в "газике", Тимофеев за рулем, а я рядом
с этим... - бубнил в трубку милиционер. - Как обычно задержанных
возим. Вы ведь, товарищ капитан, не предупредили насчет строгого
надзора, ну, я и думал: куда он денется, раз документы у вас? Ну,
когда проезжали мимо горпарка, он на полной скорости выпрыгнул, через
ограду - и ходу! Ну, мы с Тимофеевым за ним. Только он здорово по
пересеченной местности бегает... Ну, а стрельбу я открывать не стал,
поскольку не было ваших указаний. Так что... все.
- Понятно. Явитесь в горотдел, напишите рапорт на имя дежурного.
Плохо работаете, Гаевой!
- Так что... может, какие меры принять, товарищ капитан? - уныло
спросили в трубке.
- Без вас примем. Быстрее возвращайтесь сюда, будете участвовать в
розыске. Все! - Онисимов бросил трубку.
"Ну, артист, просто артист! А я еще сомневался... Он, конечно, он!
Так. Документов у него нет, денег тоже. Одежды на нем всего ничего:
брюки да рубашка. Далеко не уйдет. Но если у него есть сообщники,
тогда хуже..."
Через десять минут появился еще более согнувшийся от сознания вины
Гаевой. Онисимов собрал опергруппу розыска, передал фотографии,
рассказал словесный портрет и приметы. Оперативники ушли в город.
Затем Матвею Аполлоновичу позвонил дактилоскопист. Он сообщил, что
отпечатки пальцев, собранные в лаборатории, частично идентифицируются
с контрольными оттисками лаборанта; прочие принадлежат другому
человеку. Ни те, ни другие отпечатки несхожи с имеющимися в каталоге
рецидивистов.
"Другой человек - потерпевший, понятно... Ото, дело закручивается
серьезное, на обычную уголовщину не похоже! Да ни на что оно не похоже
из-за этого растреклятого скелета! Что с ним делать?"
Онисимов в тоске посмотрел в окно. Тени деревьев на асфальте
удлинились, но жара не спадала. Около троллейбусной остановки
толпились девушки в цветных сарафанчиках и темных очках. "На пляж
едут..."
Самое досадное, что у Онисимова до сих пор не было рабочей версии
происшествия.
В конце дня, когда Матвей Аполлонович выписывал повестки на
завтра, к нему вошел начальник горотдела. "Ну, вот..." Онисимов
поднялся, чувствуя угнетенность.
- Садитесь, - полковник грузно опустился на стул. - Что у вас за
осложнения в деле: трупа нет, подследственный бежал, а? Расскажите.
Онисимов рассказал.
- Гм... - начальник свел на переносице толстые седые брови. - Ну,
этого молодца, конечно, возьмем. Аэропорт, железная дорога и
автовокзалы под наблюдением?
- Конечно, Алексей Игнатьевич, предупредил сразу.
- Значит, никуда он из города не денется. А вот с трупом...
действительно занятно. Черт те что! А не напутали ли вы там на месте
что-нибудь? - Он взглянул на следователя умными маленькими глазками. -
Может-помните, как у Горького в "Климе Самгине" один говорит: "Может,
мальчика-то и не было?" А?
- Но... врач "Скорой помощи" констатировала смерть, Алексей
Игнатьевич.
- И врачи ошибаются. К тому же врач не эксперт, причину смерти она
не определила. И трупа нет. А по скелету наш Зубато затрудняется...
Конечно, смотрите сами, я не навязываю, но если вы не объясните, как
труп в течение четверти часа превратился в скелет, да еще чей это
труп, да еще от чего наступила смерть - никакой суд эту улику не
примет во внимание. И более явные случаи суды сейчас возвращают на
доследование, а то и вовсе прекращают за отсутствием улик. Оно,
конечно, хорошо, что закон действует строго и осторожно, да только...
- он шумно вздохнул. - Трудное дело, а? Версия у вас имеется?
- Есть наметка, - застеснялся Онисимов, - только не знаю, как вам,
Алексей Игнатьевич, покажется. По-моему, это не уголовное дело. По
свидетельству ученого секретаря института, в Соединенных Штатах очень
интересуются проблемой, которую разрабатывал Кривошеин, это первое.
"Лаборант Кравец" по своему поведению и по культурному, что ли, уровню
не похож ни на студента, ни на уголовника. И убежал он мастерски, это
второе. К тому же отпечатки его пальцев не идентифицируются с
рецидивистами - третье. Так, может?.. - Матвей Аполлонович замолчал,
вопросительно поглядел на шефа.
- ...спихнуть это дело в КГБ? - с прямотой солдата закончил тот
его мысль и покачал головой. - Ой, не торопитесь! Если мы, милиция,
раскроем преступление с иностранным, так сказать, акцентом, то от
этого ни обществу, ни нам никакого вреда не будет, кроме пользы. А вот
если органы раскроют за нас обычную уголовщину или нарушение техники
безопасности, то... сами понимаете. И без того мы в последнем
полугодии по проценту раскрываемости сошли на последнее место в зоне,
- ОН с добродушной укоризной взглянул на Онисимова. - Да вы не падайте
духом! Недаром говорят, что самые запутанные преступления - самые
простые. Может, все здесь затуманено тем, что дело случилось в научном
заведении: темы-проблемы, знания-звания, термины всякие... черт голову
сломит. Не торопитесь выбирать версию, проверьте все варианты, может,
и окажется как у Крылова: "А ларчик просто открывался"... Ну, желаю
вам успеха, - начальник встал, протянул руку, - уверен, что вы
справитесь с этим делом!
Матвей Аполлонович тоже поднялся, пожал протянутую руку, проводил
полковника просветленным взглядом. Нет, что ни говори, но когда
начальство в тебе уверено - это много значит!
Глава третья
Люди, которые считают, что жизнь
человеческая с древних времен меняется только
внешне, а не по существу, уподобляют костер,
возле которого коротали вечера троглодиты,
телевизору, развлекающему наших современников.
Это уподобление спорно, ибо костер и светит и
греет, телевизор же только светит, да и то
лишь с одной стороны.
К. Прутков-инженер, мысль N_111
Пассажирку в вагоне скорого поезда Новосибирск - Днепровск, пухлую
голубоглазую блондинку средних лет, волновал парень с верхней полки. У
него были грубые, но правильные черты обветренного лица, вьющиеся
темные волосы с густой проседью, сильные загорелые руки с толстыми
пальцами и следами мозолей на ладонях - и в то же время мягкая улыбка,
обходительность (добровольно уступил нижнюю полку, когда она села в
