ворот. "То-то, голубчик, - наставительно подумал Кривошеин. -
Пропускная система - она себя оправдывает".
Окна флигеля были темны. Возле двери во тьме краснел огонек
папиросы. Кривошеин присел под деревьями, пригляделся и различил на
фоне звезд форменную фуражку на голове человека. "Нет, хватит с меня
на сегодня милиции. Надо идти домой..." - он усмехнулся, поправил
себя: "К нему домой".
Он повернул в сторону ворот, но вспомнил о субъекте в плаще,
остановился. "Э, так будет не по правилам: выслеживаемому идти
навстречу сыщику. Пусть поработает". Кривошеин направился в
противоположный конец парка - туда, где ветви старого дуба нависли над
чугунными копьями изгороди. Спрыгнул с ветви на тротуар и пошел в
Академгородок.
"Все-таки что у него получилось? И кто этот парень, встретивший
меня в аэропорту? Как меня телеграмма сбила с толку: принял его за
Вальку! Но ведь похож - и очень. Неужели? Валька явно не сидел этот
год сложа руки. Напрасно мы не переписывались. Мелкачи, ах, какие
мелкачи: каждый стремился доказать, что обойдется без другого,
поразить через год при встрече своими результатами! Именно своими! Как
же, высшая форма собственности... Вот и поразили. Мелкостью губим
великое дело. Мелкостью, недомыслием, боязнью... Надо было не
разбегаться в разные стороны, а с самого начала привлекать людей,
стоящих и настоящих, как Вано Александрович, например. Да, но тогда я
его не знал, а попробуй его привлечь теперь, когда он проносится мимо
и смотрит чертом..."
...Все произошло весной, в конце марта, когда Кривошеин только
начал осваивать управление обменом веществ в себе. Занятый собой, он
не замечал примет весны, пока та сама не обратила его внимание на
себя: с крыши пятиэтажного здания химкорпуса на него упала пудовая
сосулька. Пролети она на сантиметр левее - и с опытами по обмену
веществ внутри его организма, равно как и с самим организмом, было бы
покончено. Но сосулька лишь рассекла правое ухо, переломила ключицу и
сбила наземь.
- Ай, беда! Ай, какая беда!.. - придя в себя, услышал он голос
Андросиашвили. Тот стоял над ним на коленях, ощупывал его голову,
расстегивал пальто на груди. - Я этого коменданта убивать буду, снег
не чистит! - яростно потряс он кулаком. - Идти сможете? - он помог
Кривошеину подняться. - Ничего, голова сравнительно цела, ключица
страстется за пару недель, могло быть хуже... Держитесь, я отведу вас
в поликлинику.
- Спасибо, Вано Александрович, я сам, - максимально бодро ответил
Кривошеин, хотя в голове гудело, и даже выжал улыбку. - Я дойду, здесь
близко... И быстро, едва ли не бегом двинулся вперед. Ему сразу
удалось остановить кровь из уха. Но правая рука болталась плетью.
- Я позвоню им, чтобы приготовили электросшиватель! - крикнул
вдогонку профессор. - Может быть, заштопают ухо!
У себя в комнате Кривошеин перед зеркалом скрепил две половинки
разорванного по хрящу уха клейкой лентой, тампоном стер запекшуюся
кровь. С этим он справился быстро: через десять минут на месте
недавнего разрыва был лишь розоватый шрам в капельках сукровицы, а
через полчаса исчез и он. А чтобы срастить перебитую ключицу, пришлось
весь вечер лежать на койке и сосредоточенно командовать сосудами,
железами, мышцами. Кость содержала гораздо меньше биологического
раствора, чем мягкие ткани.
Утром он решил пойти на лекцию Андросиашвили. Пришел в аудиторию
пораньше, чтобы занять далекое, незаметное место, и - столкнулся с
профессором: тот указывал студентам, где развесить плакаты. Кривошеин
попятился, но было поздно.
- Почему вы здесь? Почему не в клини... - Вано Александрович
осекся, не сводя выпученных глаз с уха аспиранта и с правой руки,
которой тот сжимал тетрадь. - Что такое?!
- А вы говорили: десятки миллионов лет, Вано Александрович, - не
удержался Кривошеин. - Все-таки можно не только "зубрежкой".
- Значит... получается?! - выдохнул Андросиашвили. - Как?!
Кривошеин закусил губу.
- М-м-м... позже, Вано Александрович, - неуклюже забормотал он. -
Мне еще самому надо во всем разобраться...
- Самому? - поднял брови профессор. - Не хотите рассказывать? -
его лицо стало холодным и высокомерным. - Ну, как хотите... прошу
извинить! - и вернулся к столу.
С этого дня он с ледяной вежливостью кивал аспиранту при встрече,
но в разговор не вступал. Кривошеин же, чтоб не так грызла совесть,
ушел в экспериментирование над самим собой. Ему действительно многое
еще предстояло выяснить.
"Разве мне не хотелось продемонстрировать открытие - пережить
жгучий интерес к нему, восторги, славу... - шагая по каштановой аллее,
оправдывался перед собой и незримым Андросиашвили Кривошеин. - Ведь в
отличие от психопатов я мог бы все объяснить... Правда, к другим людям
это пока неприменимо, не та у них конституция. Но, главное, доказана
возможность, есть знание... Да, но если бы открытие ограничивалось
лишь тем, что можно самому быстро залечивать раны, переломы,
уничтожать в себе болезни! В том и беда, что природа никогда не выдает
ровно столько, сколько нужно для блага людей, - всегда либо больше,
либо меньше. Я получил больше... Я мог бы, наверно, превратить себя и
в животное, даже в монстра... Это можно. Все можно - это-то и и
страшно", - Кривошеин вздохнул.
...Окно и застекленная дверь балкона на пятом этаже сумеречно
светились - похоже, будто горела настольная лампа. "Значит, он дома?!"
Кривошеин поднялся по лестнице, перед дверью квартиры по привычке
пошарил по карманам, но вспомнил, что выбросил ключ еще год назад,
ругнул себя - как было бы эффектно внезапно войти:
"Ваши документы, гражданин!" Звонка у двери по-прежнему не было,
пришлось постучать.
В ответ послышались быстрые легкие шаги - от них у Кривошеина
сильно забилось сердце, - щелкнул замок: в прихожей стояла Лена.
- Ох, Валька, жив, цел! - она обхватила его шею теплыми руками,
быстро оглядела, погладила волосы, прижалась и расплакалась. - Валек,
мой родной... а я уж думала... тут такое говорят, такое говорят! Звоню
к тебе в лабораторию - никто не отвечает... звоню в институт,
спрашиваю: где ты, что с тобой? - кладут трубку... Я пришла сюда -
тебя нет... А мне уже говорили, будто ты... - она всхлипнула сердито.
- Дураки!
- Ну, Лен, будет, не надо... ну, что ты? - Кривошеину очень
захотелось прижать ее к себе, он еле удержал руки.
Будто и не было ничего: ни открытия N_1, ни года сумасшедшей
напряженной работы в Москве, где он отмел от себя все давнее...
Кривошеин не раз - для душевного покоя - намеревался вытравить из
памяти образ Лены. Он знал, как это делается: бросок крови с
повышенным содержанием глюкозы в кору мозга, небольшие направленные
окисления в нуклеотидах определенной области - и информация стерлась
из нервных клеток навсегда. Но не захотел... или не смог? "Хотеть" и
"мочь" - как разграничишь это в себе? И вот сейчас у него на плече
плачет любимая женщина - плачет от тревоги за него. Ее надо успокоить.
- Перестань, Лена. Все в порядке, как видишь, Она посмотрела на
него снизу вверх. Глаза были мокрые, радостные и виноватые.
- Валь... Ты не сердишься на меня, а? Я тогда тебе такое
наговорила - сама не знаю что, дура просто! Ты обиделся, да? Я тоже
решила, что... все кончено, а когда узнала, что у тебя что-то
случилось... - она подняла брови, - не смогла. Вот прибежала... Ты
забудь, ладно? Забыли, да?
- Да, - чистосердечно сказал Кривошеин. - Пошли в комнату.
- Ох, Валька, ты не представляешь, как я напугалась, - она все
держала его за плечи, будто боялась отпустить. - И следователь этот...
вопросы всякие!
- Он и тебя вызывал?
- Да.
- Ага, ну конечно: "шерше ля фам"!
Они вошли в комнату. Здесь все было по-прежнему: серая тахта,
дешевый письменный стол, два стула, книжный шкаф, заваленный сверху
журналами до самого потолка, платяной шкаф с привинченным сбоку
зеркалом. В углу возле двери лежали крест-накрест гантели.
- Я, тебя дожидаясь, прибрала немного. Пыли нанесло, балкон надо
плотно закрывать, когда уходишь... - Лена снова приблизилась к нему. -
Валь, что случилось-то?
"Если бы я знал!" - вздохнул Кривошеин.
- Ничего страшного. Так, много шуму...
- А почему милиция?
- Милиция? Ну... вызвали, она и приехала. Вызвали бы пожарную
команду - приехала бы пожарная команда.
- Ой, Валька... - она положила руки на плечи Кривошеину,
по-девчоночьи сморщила нос. - Ну, почему ты такой?
- Какой? - спросил тот, чувствуя, что глупеет на глазах.
- Ну, такой - вроде и взрослый, а несолидный. И я, когда с тобой -
девчонка девчонкой... Валь, а где Виктор, что с ним? Слушай, - у нее
испуганно расширились глаза, - это правда, что он шпион?
- Виктор? Какой еще Виктор?!
- Да ты что?! Витя Кравец - твой лаборант, племянник троюродный.
- Племянник... лаборант... - Кривошеин на миг растерялся. - Ага,
понял! Вот оно что... Лена всплеснула ладонями.
- Валька, что с тобой? Ты можешь рассказать: что у вас там
случилось?!
- Прости, Лен... затмение нашло, понимаешь, Ну, конечно, Петя...
то есть Витя Кравец, мой верный лаборант, троюродный племянник...
очень симпатичный парень, как же... - Женщина все смотрела на него
большими глазами. - Ты не удивляйся, Лен, это просто временное
выпадение памяти, так всегда бывает после... после электрического
удара. Пройдет, ничего страшного... Так, говоришь, уже пошел шепот,
что он шпион? Ох, эта Академия наук!
- Значит, правда, что у тебя в лаборатории произошла...
катастрофа?! Ну почему, почему ты все от меня скрываешь? Ведь ты мог
там... - она прикрыла себе рот ладонью, - нет!
- Перестань, ради бога! - раздраженно сказал Кривошеин. Он отошел,
сел на стул. - Мог - не мог, было - не было! Как видишь, все в
порядке. ("Хотел бы я, чтобы оказалось именно так!") Не могу я ничего
рассказывать, пока сам не разберусь во всем как следует... И вообще, -
он решил перейти в нападение, - что ты переживаешь? Ну, одним
Кривошеиным на свете больше, одним меньше - велика беда! Ты молодая,
красивая, бездетная - найдешь себе другого, получше, чем такой
стареющий барбос, как я. Взять того же Петю... Витю Кравца: чем тебе
не пара?
- Опять ты об этом? - она улыбнулась, зашла сзади, положила голову
Кривошеина себе на грудь. - Ну, зачем ты все Витя да Витя? Да не нужен
он мне. Пусть он какой ни есть красавец - он не ты, понимаешь? И все.
И другие не ты. Теперь я это точно знаю.
- Гм?! - Кривошеин распрямился.
- Ну, что "гм"! Ревнюга, глупый! Не сидела же я все вечера дома
одна монашкой. Приглашали, интересно ухаживали, даже объясняли
серьезность намерений... И все равно какие-то они не такие! - голос ее
ликовал. - Не такие, как ты, - и все! Я все равно бы к тебе пришла...
Кривошеин чувствовал затылком тепло ее тела, чувствовал мягкие
ладони на своих глазах в испытывал ни с чем не сравнимое блаженство.
"Вот так бы сидеть-сидеть: просто я пришел с работы усталый - и она
здесь... и ничего такого не было... Как ничего не было?! - он
напрягся. - Все было! Здесь у них случилось что-то серьезное. А я
сижу, краду ее ласку!" Он освободился, встал.
- Ну ладно, Лен. Ты извини, я не пойду тебя провожать. Посижу
немного да лягу спать. Мне не очень хорошо после... после этой
передряги.
- Так я останусь?
Это был полувопрос, полуутверждение. На секунду Кривошеина одолела
яростная ревность. "Я останусь?" - говорила она - и он, разумеется,
